Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Гаспар Кениг. Гумус. М.: Individuum, 2025. Перевод с французского Оксаны Гилюк
Молодой по философским меркам философ Гаспар Кениг раньше многих обнаружил, что в так называемом современном мире «потрогать траву» — привилегия, которой стоит дорожить. Все картинки и тексты из интернета он распечатывает и раскладывает по папкам, поддерживает запрет на пользование социальными сетями для детей, а к шумихе вокруг искусственного интеллекта относится скорее созерцательно, чем вовлеченно (о чем и сообщает книгой с обманчиво паническим заглавием «Конец индивидуума»).
Роман «Гумус» — художественно-философский манифест такого «аналогового» отношения к жизни. Двое студентов-агрономов, Артур и Кевин, полуслучайно попадают на лекцию чудаковатого профессора, отдавшего всего себя изучению люмбрицидов, то есть дождевых червей. Полуторачасовое выступление переворачивает сознание Артура и Кевина, которые тут же клянутся тоже отдать всех себя изучению люмбрицидов — существ, способных, как выясняется, спасти планету от глобальной экологической катастрофы.
В «Гумусе» прежде всего бросается в глаза выбранная Кенигом форма. Иной его сверстник взялся бы писать нудный автофикшн о том, какие малоизвестные полотна Сиенской школы ему вспомнились за сосредоточенным исследованием червей, копошащихся в предрассветной грядке. Кениг же вместо этого обращается к старому доброму, «крепкому», как говорили в старые добрые времена, буржуазному роману.
Если попытаться сформулировать жанровую принадлежность «Гумуса» одной короткой фразой, получится примерно так: «Генри Дэвид Торо встречает Мишеля Уэльбека». И это внезапно работает: в родной Франции «Гумус» получил множество национальных премий, с ним Гаспар Кениг пробился в шорт-лист Гонкура, уступив в итоге лишь Жан-Батисту Андреа.
«Это был звездный час. Звездный час Марселя Комба и его дождевых червей, избавляющих от гибели эту грешную землю.
„Мы можем построить настоящие вермизаводы, где помещенные в гигантские боксы люмбрициды будут работать для всеобщего блага. Вермикомпостирование, вермифильтрация, вермисортировка мусора — благодаря дождевым червям возможно все. Я проводил эксперименты. Их результаты очевидны. Для решения большинства наших проблем, будь то удобрение почвы, переработка городского мусора, утилизация навоза, очистка бытовых и промышленных сточных вод, нам необходимо потратить в тысячу, в миллион раз меньшую сумму, чем те, которые расходуются сегодня на создание всякой цифровой чепухи. Мне жаль лишь одного: я не увижу этого при жизни. Но я успею помочь червям, которые помогут вам!“»
Сост. Абрам Рейтблат. «Благо разрешился письмом...». Переписка Ф. В. Булгарина. М.: Новое литературное обозрение, 2025. Содержание. Фрагмент
За Фаддеем Венедиктовичем Булгариным (1789–1859) прочно, если не намертво, закрепилась слава самого одиозного персонажа Золотого века русской литературы. «Говоришь: за бочку рома / Не завидное добро. / Ты дороже, сидя дома, / Продаешь свое перо» — самая мягкая эпиграмма, из написанных на него Александром Сергеевичем Пушкиным (1799–1837).
Интриган, конформист, человек без стойких принципов, всегда готовый идти в самые высшие эшелоны власти искать управу на своих обидчиков — действительных и мнимых. Все эти ярлыки, как водится, не дают рассмотреть за Булгариным писателя важнейшего для развития все той же русской литературы, в которую он привнес фантастический жанр и авантюрный роман, бытописательный очерк и много еще чего полезного.
Письма Булгарина, собранные и прокомментированные Абрамом Ильичом Рейтблатом, помогают взглянуть на этого выдающегося на самом деле автора под новым для многих углом. Что не менее важно, это настоящий кладезь информации из области социологии царской России. Многочисленные письма демонстрируют истинные мотивы не всегда благочестивых булгаринских поступков и жестов, попутно раскрывая его собственные многочисленные страдания от цензуры, интриг и просто злобы ограниченных людей, наделенных практически неограниченной властью.
«Проклятые пароходы (выдумка сатаны) убили сухопутные сообщения, и наш рижский дилижанс в два срока не ходил, за неимением пассажиров, потому что Берд завел пароходы, которые садятся на мель и морят немцев голодом. Наконец, 18 июня, в четверг, пойдет отсюда дилижанс, и в субботу вечером или в воскресенье утром будет в Петербурге. Пошли Кузнецова в контору рижских дилижансов, в дом Калгина, откуда выезжал я. С этим дилижансом я выслал пакет, в котором находятся статьи для перевода для Зотова и Турунова, твои брошюры и моя статья, прелюбопытное извлечение из тайных ящиков Густава III шведского. Чрез почту посылать та же медленность. Принимают письма в почтамте ежедневно для надувания православных, а письмо твое, писанное 9 июня, получил только 14 июня — между тем как почта идет 24 часа. Кто отдает письмо в почтамт после 2 часов — платит вдвое, а письмо все же остается до следующей почты! Вот те и совесть! Во всем мошенничество».
Дени де Ружмон. Любовь и Западный мир. СПб.: Алетейя, 2025. Перевод с французского и предисловие Владимира Ткаченко-Гильденбрандта. Содержание
На русском языке впервые целиком публикуется опус магнум франкоязычного интеллектуала, героя швейцарского Сопротивления, идеолога единой Европы Дени де Ружмона. В этой влиятельной работе, впервые увидевший свет в конце 1930-х, автор стремится показать, что в сердце западной культуры лежит идея любви как страсти. Страсти особой: для тех, кто ей одержим, напряжение жажды важнее ее удовлетворения.
Парадигматическое выражение этой идеи, согласно Ружмону, можно найти в мифе о Тристане и Изольде, а сама же концепция куртуазной любви представляет собой субверсивное творение элит, которые стремились эмансипироваться от ограничений католической церкви. Стремление это продиктовано духовными (или антидуховными) целями, потому как проистекают из приверженности элит разнообразным формам манихейской ереси. Последствия культа куртуазной любви, как показывает де Ружмон, пронизывают всю европейскую цивилизацию вплоть до сферы политики — и без особых усилий пластичные идеи философа можно растянуть на споры и дискуссии сегодняшнего дня.
Мимо этой смелой, местами завиральной работы трудно просто пройти, она провоцирует реакции. За примерами далеко ходить не надо: достаточно посмотреть на предисловие переводчика Владимира Ткаченко-Гильдебрандта, который аттестует себя как военного историка и рыцаря-командора ордена тамплиеров. Из этого любопытного, хотя и несколько сбивчивого текста можно узнать, что вся история Запада — это история проигранной борьбы с катарской антирелигией, чьи приверженцы подготовили приход исламских орд с Востока, и сам де Ружмон — из их, приверженцев, числа.
Несмотря на градус конспирологического угара, в этом наблюдении есть определенный смысл: дуализм Эроса и Агапе, на который опирается швейцарец в своих размышлениях, безусловно упрощает картину чрезвычайно сложных культурных процессов до черно-белого манихейства в стиле философа Дугова.
«И мы видим, что на Западе в XII столетии именно брак подвергается презрению, тогда как страсть прославляется в той мере, в какой она неразумна, когда она причиняет страдание, когда она несет опустошения за счет мира и себя.
Тем самым идентификация религиозных элементов, присутствие которых мы выявили в мифе, приводит нас к констатации вопиющего противоречия между доктринами и нравами.
Не заключалось ли тогда в самом факте этого вопиющего противоречия объяснение мифа?»
Леонид Бляхер, Константин Григорович, Андрей Ковалевский. Жизнь в пустоте. Антропологические очерки социального пространства за пределами властного регулирования. М.: Фонд поддержки социальных исследований «Хамовники»; Common Place, 2024. Содержание
Летом 2018 года один из авторов этой книги отправился рыбачить на реке Лене в места, от которых до города Иркутска шестьсот километров: добраться до туда крайне непросто, и, согласно картам и статистике, там, что называется, вообще ничего нет. К большому своему удивлению, он обнаружил там «усадьбу» — двухэтажный дом с автономным отоплением, электропитанием, баней, домиками для гостей, обслуги и т. д. Возник вопрос, как все это можно было построить, снабжать и содержать в надлежащем виде, поскольку никаких дорог там поблизости нет, а речным путем можно пользоваться месяца два-три в году. Так было положено начало исследованию со сложным подзаголовком, которое посвящено «пустым пространствам», обширным территориям в районе верхней Лены, расположенным в десятках километров от административных центров и свободным от регулярных взаимоотношений с государственной властью. Конечно, власть в курсе, что они существуют, но по-настоящему контролировать и поддерживать их не может и не хочет, поэтому общественная жизнь в подобных местах приобретает подчас весьма экзотические формы.
Самый интересный кейс, подробно рассмотренный в книжке, посвящен «таежному барону», крупному предпринимателю, в фактическом ведении которого оказались бессчетные гектары с разбросанными по ним поселениями. Он вполне легально занимается лесозаготовками, платит налоги и неформально устанавливает на подведомственной ему территории свои порядки, привлекая вахтовиков и обеспечивая местных не только работой, но и отчасти инфраструктурой и социальными благами, поскольку в «пустых пространствах», как несложно догадаться, с магазинами, медициной, образованием и т. п. дела обстоят не очень. Официальную власть такой расклад, по-видимому, более чем устраивает, поскольку обеспечивает порядок, позволяет рисовать нужную для отчетов статистику и не требует траты ресурсов, а то, что т. н. законодательство в подобных случаях оказывается чем-то легким и воздушным, никого не смущает. И если верить авторам, а не верить им нет никаких оснований, таких вот «пустых пространств» на просторах нашей бескрайней родины, о которой мы на самом деле так мало знаем, бессчетное количество.
«Есть и „третий мир“ — мир административных структур и официальных данных, то, что Дж. Скотт назвал „миром бюрократического знания“. Связывает эти миры фигура „маркиза Карабаса“, „таежного барона“, только одно наличие которого гарантирует возможность сосуществования этих миров. Он, конечно, предприниматель, предприятия которого, согласно данным за 2022 год, показывали миллиардные обороты. Но не только. Его дороги связывают отдельные населенные пункты в более крупные локалы, его пассажирские катера позволяют не только добраться до города и вообще „большой земли“, но и существовать множеству местных промыслов. Он бесплатно (или за минимальную плату) обеспечивает население дровами на зиму. У него местные и бывшие местные покупают (или выменивают) муку, иногда мясо, сало. Он содержит ряд детских дошкольных учреждений и школ на „своей“ территории».
Олег Воскобойников. Фридрих II и его интеллектуальный мир. М.: АСТ, 2025. Содержание
Перед нами результат тридцатилетних научных трудов историка-медиевиста, видного знатока культуры Западной Европы. Воскобойников рисует историко-культурный портрет императора Священной Римской империи и короля Сицилии Фридриха II Гогенштауфена (1220–1250) на фоне его бурной эпохи.
Фридрих II прожил всего столько, сколько автор книги ее готовил, но остался в истории как один из самых харизматичных деятелей Средневековья. Он сочетал в себе черты просветителя, политика и культурного новатора. Император, говоривший на нескольких языках, он поддерживал ученых и поэтов, основал Неаполитанский университет и лично писал трактаты о соколиной охоте. Он устроил бескровный крестовый поход, вернул Иерусалим и вступил в открытую конфронтацию с папством, за что был одновременно отлучен от церкви и прозван «чудом света». Сицилийское королевство под его управлением стало моделью государственного устройства, а мультикультурная атмосфера его двора способствовала синтезу арабской, греческой и латинской культур. Настоящий интеллектуал на троне, он сделал больше для науки и искусства, чем для побед в битвах, и может быть представлен как человек Возрождения, опередивший свое время.
Книга включает обширный материал о духовной жизни Италии первой половины XIII века — произведения искусства, поэзию, хроники, астрологические и медицинские трактаты, а также письма. Все тексты переведены автором.
«В средневековой латыни термины „верующий“ и „верноподданный“ совпадают: fidelis. В документах, исходивших из канцелярии, верность государю обозначалась религиозными терминами: верности свойственны „рвение“, „чистота“, „постоянство“, „заслуги“ (zelus fidei, fidei puritas et constantia, meritum fidei). Восстание или сопротивление, в свою очередь, „преступление против религии“, religiosa transgressio, следовательно, политическая и религиозная ересь нуждается либо в излечении, либо в искоренении во имя общего мира, за который он в ответственности перед Богом и людьми. В этой связи становятся понятными слова, которые современники приписывали Фридриху II, о том, что, даже если он одной ногой будет стоять в аду, он вернется, чтобы наказать непокорных жителей Витербо, восставших в 1243 году».