Уго Пратт. Корто Мальтезе. Баллада соленого моря. СПб.: Бумкнига., 2017. Перевод с итальянского М. Хачатурова
1913-й год, на носу Первая мировая война, а в южной части Тихого океана, среди населенных аборигенами островов, ходят корабли пиратов, авантюристов и военных самого разного толка. И где-то среди них плывет и Корто Мальтезе, самый обаятельный и единственный благородный из всех. Хамфри Богарт в нарядах Остапа Бендера, он появился на свет в шестидесятых, когда типаж «мужчины, который слишком много себе позволяет» был в самом почете. За прошедшие полвека фанаты Корто Мальтезе создали вокруг него целый культ. Теперь, наконец, его приключения выходят и на русском. «Баллада соленого моря» — первая книга Уго Пратта о Корто Мальтезе — вышла в 1967-м и принесла ему награду за лучшее произведение иностранного автора на фестивале комиксов в Ангулеме.
Даже если никогда не читал оригинальных комиксов Уго Пратта, рано или поздно наткнешься на самого Корто — на майке, часах, кружке и, конечно, портсигаре, ведь как всякий романтический герой, рожденный в шестидесятых, Корто редко расставался с сигаретой. Его популярность так велика, что сегодня, двадцать лет спустя после смерти его создателя, он возвращается в комиксы снова, уже руками других художников. Такое внезапное воскрешение вполне в духе самого героя, потому что главное качество Корто Мальтезе не в шикарной улыбке, бесстрашии или зорком взгляде из-под фуражки. Его главная и настоящая суперспособность — не умирать.
В «Балладе соленого моря» есть эпизод, когда Корто последовательно спасается от вражеского выстрела, остается живым после падения со скалы в горящем автомобиле, отбивает нападение гигантского осьминога, высвобождается из плена гигантской ракушки и спасается от гигантской акулы. Может, его образ не сложится сразу после прочтения первого комикса, но точно одно — Корто Мальтезе практически бессмертен. Именно такие, волшебным образом неубиваемые герои в изобилии рождались после Второй мировой. И для Пратта, отец которого, итальянский солдат, погиб в лагере для военнопленных, эта волшебная неуязвимость была, пожалуй, важнее всего. Первый комикс самый нефантастический из всех, хотя соратником Корто Мальтезе станет загадочный монах без лица, а главным противником будет лохматый и жестокий капитан по имени Распутин; сюжет пока еще дрейфует по невоображаемым морям. Но уже в следующих сериях Корто Мальтезе отправится в настоящее путешествие по пространству и времени. Потом Уго Пратт окончательно превратит Корто Мальтезе в миф: тот будет бродить по странным мирам, сочетающим реалистично исторические приметы с элементами фантазий и снов, встречаться с историческими личностями, попадет даже в Атлантиду. Но в первом комиксе герой пока совсем из плоти и крови — и эта его реальность отвечает еще одному важному запросу времени. «Баллада соленого моря» — это история не столько о приключениях, плаваниях и малых полинезийских народах, сколько о поисках хорошего человека в пестрой толпе самых разнообразных героев. И о необходимости верить, что рано или поздно этот, хороший, найдется.
Маргарет Этвуд. Ведьмино отродье. М.: Эксмо, 2017. Перевод с английского Т. Покидаевой
«Ведьмино отродье» Маргарет Этвуд — первая книга из придуманной издательством Random House серии современных пересказов шекспировских пьес. Уже вот-вот выйдет вторая, «Зимняя сказка» в пересказе Джанет Уинтерсон, а сам проект обещает столько интересного, что очень хочется дожить до «Макбета» в исполнении Ю Несбё или «Гамлета» в версии Джиллиан Флинн. В конце концов такие проекты, суперзвездные и попсовые, придуманы ровно для вау-эффекта, чтобы дразнить и развлекать читателя. Что может быть интереcнее и безопаснее, чем наблюдать за драками и страстями, не боясь заблудиться в сюжете? Но достаточно совсем немного знать Маргарет Этвуд, автора романа «Рассказ служанки», телеэкранизация которого только что вышла на экраны, и мастера современных антутопий, чтобы понять, что она не станет изображать нам Шекспира просто для развлечения. Да и пьеса не самая веселая — для пересказа Этвуд выбрала «Бурю», самый сложный его текст.
С «Бурей» действительно связано немало вопросов. В ней мало действия и много разговоров: сюжет почти не развивается, все главное является в пересказе, герой — волшебник, на сцене вместо людей — богини и духи, загадки и метафоры. Пьесу можно читать и как подведение неких жизненных итогов (путь Просперо от мести к прощению), и как витиеватую аллегорию театра — недаром, сам Просперо говорит в финале, что по-настоящему освободить его из плена могут только зрительские аплодисменты. «Бурю» полюбили и начали ставить только в ХХ веке, для современного режиссера эта постановка стала чем-то вроде творческого манифеста — о мире как театре и театре как сложноустроенной иллюзии здесь сказано больше, чем в любой другой пьесе мира. Возможно ли перенести «Бурю» целиком с театральных подмостков? Этвуд даже не пытается, ее Просперо наших дней становится театральным режиссером. Точно так же, с неуклюжим, но неоспоримым изяществом, она решает, что обойтись в «Буре» без трактовок самой пьесы невозможно, — и заключенные воображаемой Флетчерской исправительной колонии, которые ставят «Бурю» в этом романе, этих трактовок предоставляют нам с избытком.
В общем, дань уважения Шекспиру тут отдана сполна. Но это совсем не делает «Ведьмино отродье» скучным романом. Совсем наоборот — история главного героя, режиссера Феликса, изгнанного из художественных руководителей театрального фестиваля, оказывается чуть ли не занимательнее сказки о шекспировском герцоге-волшебнике Просперо. Когда Феликса подсиживают из театра, он уезжает в глушь, скрываясь под псевдонимом, живет один, разговаривает с призраком своей умершей дочери Миранды и планирует месть. Много лет спустя после изгнания Феликс находит работу во Флетчерской исправительной колонии, где разбирает и ставит с заключенными шекспировские пьесы. Когда он узнает, что на представление явятся его обидчики полным составом, он придумывает изящную месть — небольшое театральное приключение с непредсказуемым финалом. Не правда ли, похоже на все пьесы Шекспира вместе взятые. Мы не всегда готовы с увлечением внимать монологам героев, но нас точно так же, как и зрителей XVI века, завораживают переодевания, фокусы, изобретательность героев, комические мытарства злодеев.
Кажется, что, несмотря на внешнее присутствие компьютеров, youtube, мобильных телефонов и театральных фестивалей, внешний фон у Этвуд условен, и перенесенная в современность «Буря» не стала от этого пьесой ХХI века. Оно и лучше: чем серьезнее и старательнее изображать в наше время шекспировские страсти, тем менее они правдоподобны. Но волшебство действительно окружает нас повсюду: будь то магические трюки техники или мастерство режиссера, способного превратить диснеевских пластиковых кукол в богинь, сшить волшебную мантию из выпотрошенных детских игрушек и заставить «духов»-заключенных с истинной страстью придумывать Калибану монологи в духе хип-хопа. Или переходить на ругательства из шекспировских пьес — сгнои тебя чума, ведьмино отродье, жалкий шут, жабье племя.
Кристофер Прист. Архипелаг грез. М.: Эксмо, 2017. Перевод с английского М. Клеветенко, М. Казанской, М. Павловой
Приятно, когда Голливуд работает на нас: только после того, как в 2006 году был экранизован роман Кристофера Приста «Престиж», у нас стали всерьез переводить и старательно переиздавать его странную и, несмотря на жанровое определение «фантастика», совсем не всегда фантастическую прозу. Большинство этих переиздаваемых романов Приста объединены в общую серию «Архипелаг грез» со сквозным образом архипелага разнообразных островов, манящих снаружи, но пугающих, стоит лишь на них оказаться. И собственно сборник «Архипелаг грез», который на английском впервые вышел в 1999-м году, составлен из рассказов, написанных еще раньше, в 70-х. Это праархипелаг, основа основ его фантастического мира.
Рассказы объединены не только местом действия: везде герой пытается прорваться к истинному смыслу вещей и нигде не будет дано окончательного ответа. Дистопический мир Приста только изначально похож на все другие антиутопии. Вместо того, чтобы читать на этом месте нотацию, объяснять подробно, что в мире не так, он предпочитает кормить читателя образами-метафорами — будь то стена в три человеческих роста, призраки, отрубленная детская рука или гигантское ядовитое насекомое. Эти страхи, пробравшиеся в реальность прозы Приста и прочно там закрепившиеся, превращают банальные сюжеты в притчи и составляют главное обаяние его нехитрой прозы.