Денис Алексеев, водитель «Газели смерти», герой комиксов
Меня изрядно смешит противопоставление «книжного» и «реального» мира: будто бы книжный мир иллюзорный и указывает на эскапистские наклонности субъекта. Не знаю, кому пришла в голову эта дремучая глупость. Лично я книжный мир воспринимаю гораздо четче. В нем я хотя бы трезв. Я бы хотел провести жизнь, копаясь в текстах русских футуристов, иногда прерываясь на сон и еду, но вместо этого занимаюсь какой-то херней. Не то чтобы меня это сильно расстраивает: занимающиеся какой-то херней люди в этом мире называются просто «нормальными».
Моя «специальность» в панк-роке — водитель турового автобуса, на котором группы ездят на гастроли. Я не бываю дома по два месяца — да и дома как такового у меня нет. Есть угол, куда можно кинуть спальник, но именно ощущение дома — это то, по чему я скучаю уже много лет. Это накладывает отпечаток на то, что и как я читаю: мне приходится возить коробку с книгами в своей «Газели», книжной полки у меня нет, по прочтении книги дарятся или обмениваются, а те, что никто не хочет брать, отправляются под раскладушку. Ревизию подраскладушечного пространства я и произведу.
Год назад издательство «Иностранка» переезжало в новое здание и устроило беспрецедентную распродажу: четыре номера журнала «Иностранная литература» за сто рублей или что-то вроде того. Я околачивался тогда в Москве, поэтому пошел на Большую Ордынку и спустил пару тысяч, скупив все, что было. Формат журнальной публикации наилучшим образом соответствует ритму моей жизни: пара рассказов, небольшой роман или фрагмент, эссе, стихи, воспоминания, критика. Имена авторов можно не запоминать. Пока группа, с которой я нахожусь в туре, рубится на сцене, у меня есть пара часов, чтобы уделить чтению. Сосредоточиться в условиях грохота и атмосферы всеобщего праздника непросто, но теоретически возможно.
В последнем совершенно катастрофическом туре эстонской панк-группы Hot Kommunist (из шести запланированных концертов состоялись только три — спасибо отечественному автопрому и православным активистам) я прочитал: «Рождение убийцы» Ласло Краснахоркаи (венгерский автор, тесно сотрудничающий с режиссером Белой Тарром), «Тройной агент» Джоби Уоррика (документальный роман-расследование о борьбе ЦРУ с Аль-Каидой, весьма захватывающий), рассказы Марианны Грубер и Магдалены Тулли о Второй Мировой с точки зрения немецкого солдата и дочери польских евреев, нобелевскую речь Мо Яня — это ИЛ №5 за 2013 год. Легко вспомнить, потому что этот номер никто не возьмет — на одной из вписок его обоссал кот.
Панк-литературу не читаю. Вы ведь не думаете, что операторы земснарядов уделяют особое внимания чтению романов, в которых главный герой работает багермейстером? Лучшая панк-литература — это биографии Артюра Рембо и Михаила Бакунина (обе есть в ЖЗЛ). До сих пор не могу определиться, что впечатляет меня больше: дух Бакунина или отрезанная нога Рембо. Все, что вы прочитаете про панк-группы, будет невнятной пародией. Все, что вы прочитаете от панк-групп, будет еще хуже. «Прошу, убей меня!» — пф, смешно...
Тур — это экстремальная ситуация, воспринимаемая как норма, постоянная усталость и череда неразрешимых проблем, которые приходится решать. Поэтому прочитанное в турах накладывается на личные ощущения, а личные ощущения на прочитанное, и лучше всего заходит поэзия. Я даже не могу сказать точно, что я прожил на самом деле, а что в чужих строчках. Странное ощущение. Будто написанное входит в резонанс с окружающей действительностью — бывает, я готов расплакаться от того, насколько все вокруг удивительное, точное, цельное, сиюминутное и одноразовое.
Страница из комикса «Газель смерти», 2016 год
vk.com/gazelleofdeath
Наиболее близкие мне авторы — праведник мира Чеслав Милош, Томас Венцлова — мудрец, по точному замечанию Ани «Умки» Герасимовой, «привитый от чумы, когда мы еще не родились», и Алексей Хвостенко — абсолютный кумир. Первый битник Советского Союза, человек с уникальным чувством внутренней автономности и целостности: «кто от мира на свободе, чтоб хвалу ему не петь» — это его строчка. Я бы написал ее на борту своей «Газели» как девиз. Таких, как Хвост, больше не делают. В прошлом году в НЛО вышла книга А.Х.В «Всеобщее собрание сочинений», в нее вошли тексты, написанные совместно с Анри Волохонским. Самого Волохонского тоже очень ценю, пьеса «Первый гриб» — лучшее, что я прочитал в 2016-м. Хвостенко я встречал дважды, когда он приезжал в Россию незадолго до смерти. Для меня это важно.
Виктор Соснора — не знаю, как у кого-то поворачивается язык жаловаться, что в наше время нет по-настоящему великих, пока этот человек ходит по земле. Геннадий Айги уже не с нами, но в моем внутреннем табеле о великих он в том же пантеоне.
По правде говоря, отвлекаться от русских футуристов я бы хотел не на сон и еду, а на тексты дадаистов и обэриутов. Ненавижу Берлин. Город, в котором всем на всех наплевать, — как Москва, только хуже. Я уже сделал одну оплошность, которая привела к самому нелепому факту моей биографии, — родился в Москве. Теперь было бы верхом легкомыслия случайно умереть в Берлине. Нет уж, дудки. Буду держаться от него подальше. Единственное, что чуть реабилитирует немецкую столицу в моих глазах — берлинский Клуб Дада. Хюльзенбек, Хаусман, Гросс, Баадер — это хорошо.
Умереть я бы предпочел в Стамбуле. Мне так нравится этот город и весенние турецкие цветы! В апреле 2016-го мы с питерской группой «Матушка-Гусыня» предприняли довольно авантюрное и суицидальное путешествие вокруг Черного моря на «Газели» — в самый разгар замеса между Россией и Турцией. Когда мы покидали страну, нас попросили подписать какие-то бумаги, что Российская Федерация не несет никакой ответственности за транспортировку наших трупов на родину. Я специально не смотрел новостей перед отъездом и рассуждал так: в Москве лежит большой турецкий поэт Назым Хикмет, близкий моему сердцу. Москвичи и москвички приносят на его могилу русские цветы, васильки и незабудки, несмотря на политические кризисы и дипломатические обострения. И хотя звучит это самонадеянно, но все равно приятно помечтать, что и мне досталась бы пара красивых весенних цветов от братцев-турков и турчанок, случись навсегда остановиться в Стамбуле. Зачем транспортировать мое тело в холодную Москву? Наверное, Гавана тоже подошла бы для окончательной остановки. Проблемам перевода «Трех грустных тигров» кубинца Гильермо Кабрера Инфанте посвящен целый номер ИЛ. Никто не возьмет, потому что книга намокла под дождем, а зря — роман невероятный.
«Революция повседневной жизни» Рауля Ванейгема и «На ножах со всем существующим» Альфредо Бонанно — две книги, здорово перевернувшие мне мозги. Я бы хотел участвовать в анархии куда больше, чем в рок-н-ролле. Жаль только, что анархизм в России мутировал в какое-то странное учение, «как сделать всем комфортно и никого не обидеть». Для меня анархия лежит в совершенно другой, перпендикулярной комфорту плоскости. Свобода не бывает комфортной ни для кого.
Но самая моя любимая книга (вот уже не первое десятилетие) — указатель видов рыб. Вот ее я никому не дам, даже с возвратом.
Алекcандра Семенова, бас-гитаристка Jars
Читать я начала рано. Одно из самых первых детских воспоминаний: читаю с мамой стихи, учу буквы и слоги. Поэтому любовь к чтению мне привили почти в пеленочном возрасте. Ребенком меня часто оставляли дома одну: чтобы не одичать, я включала в каждой комнате телевизор без звука и читала. Или смотрела картинки. С теплыми чувствами сейчас вспоминаю детский атлас «Мир и человек» и «Мир вокруг нас». Иногда я до сих пор чувствую себя девочкой с той обложки с жирным эллипсом вместо головы, любознательно открывающей для себя такой интересный и красочный мир.
Почти все детство я провела в школе или за книгами, покладисто осваивая школьную программу и списки внеклассного чтения. С удовольствием декламировала стихи, рано научилась писать. Однажды меня на несколько часов закрыли в комнате и выпустили только после того, как я прочитала «Обломова». Зачем выпустили — не помню. Признаюсь, литература для меня всегда была спасительной эскапистской практикой.
Мне было 14, я задержалась в отделе современной зарубежной литературы, желая взять что-то совершенно мне неизвестное. В руках оказалась узкая ярко-зеленая книга с рыжими дешевыми страницами — «Мост» Иэна Бэнкса. Для подросткового сознания это оказалось сильным художественным переживанием, на фоне школьного курса литературы — даже потрясением. На одном из уроков учительница меня упрекнула: «Конечно, ведь читать классику не так интересно, как современную прозу про секс с менструирующей женщиной в заброшенной башне». Выяснилось, что она получила «Мост» от моей матери, когда озадачилась вопросом, что же читает подрастающее поколение. Жаль, с моих полок ей попался не «Отсос» Хоума или Берроуз. Стюарта Хоума люблю до сих пор — он очень ироничный, гротескный и немного жалкий. В 15 лет я читала его романы преимущественно по ночам и очень быстро.
Когда стала старше, в руках все чаще появлялось что-то, помимо художественной литературы. Из отцов анархизма прочитала Кропоткина и Бакунина. Хотелось чего-то свежее, казалось, что надо копать глубже или чуть в другую сторону. «Бегство от свободы» Фромма увело из пыльного подполья в такие же пыльные библиотеки. Читала франкфуртскую школу, критику, перечитывала Фрейда, от Маркса всегда морщилась. Работы Ницше — самое дорогое и сокровенное. Отмечаю 15 октября — день рождения Ницше и Фуко, это для меня настоящий праздник. Страстно люблю французскую философию XX века, ради которой начала учить язык. А также ради неподдельного удовольствия чтения в оригинале французских символистов, сюрреалистов и поэзии Беккета.
Если говорить о книгах как об артефактах, то особенно дорожу «Песнями Мальдорора», изданными «Клубом провокаторов». С самого начала, как я стала собирать свою скромную библиотеку, мне очень нравилось, как смотрятся корешки серии Philosophy издательства АСТ. Из всего множества достойных внимания книг серии выделю «Техногнозис. Миф, магия и мистицизм в информационную эпоху» Эрика Дэвиса. У меня много книг издательства «Гилея», среди которых, разумеется, есть Джон Зерзан и Боб Блэк.
Последними прочитанными книгами оказались «1913. Лето целого века» Флориана Иллиеса и «Осенняя жаба» Дмитрия Горчева. Первая — бульварный калейдоскоп событий культурной и политической жизни Европы. Ежемесячные сводки в стиле «Пусть говорят», зато книга заразительно источает широчайшую эрудицию автора! Вторая — ироничные миниатюрки скромного интеллигента, пушистого мизантропа с алкогольно-питерским душком. А! И, безусловно, «Как жить вместе» Ролана Барта. С этой работой стоит ознакомиться каждому, кто интересуется проблемой человеческого общежития, разнообразием форм социальных связей с позиций культурной антропологии и социально-политической рефлексии. Мне очень близко то, как Барт пишет о власти. Власть устанавливает ритм. И его идиоритмический фантазм, на мой взгляд, во многом созвучен утопии анархического общества.
Обязательно хочется вставить некогда модное киевское сленговое выражение «Дядь, почитай Делеза». Ведь всем действительно стоит взять и почитать Делеза, кто еще не успел. Думаю, литература — это средство множить миры, а текст — это удовольствие. Нет плохих книг, нужно учиться читать.
Герман Болдовский, вокалист групп «Дегенеративное поведение» и Obsession
Я полюбил читать благодаря Эдуарду Успенскому. В детстве считал его книги самыми смешными, а поскольку у меня всегда была склонность к юмористической литературе, активно зачитывался ими. Стандартными «Простоквашино» и «Чебурашкой» не ограничивался — в моей коллекции был сборник, в который входили «Следствие ведут колобки», «25 Профессий Маши Филиппенко», «Гарантийные человечки». Анализируя свою жизнь, понимаю, что Успенский очень сильно повлиял на мое мировоззрение. Когда вспоминаешь некоторые книги, начинаешь понимать, что многие шутки там ориентированы на взрослых, а Успенский — человек, уставший от государственного произвола. В его «Колобках» есть эпизод, где Колобок пытается поймать браконьеров, обещает вызвать милицию, чтобы их посадили, а один из браконьеров надевает фуражку и говорит: «Какая-такая милиция? Я и есть милиция!». Для семилетнего меня, воспитанного в интеллигентной семье, это был шок — как же так-то? И иллюстрация была такая, что сразу стало понятно: милиционер этот — человек крайне неприятный. Большую часть произведений Успенского пронизывает острое чувство социальной справедливости.
Следующим сильно повлиявшим на меня автором оказался Дэн Браун. Его описание криптографических и конспирологических искусствоведческих загадок меня очень привлекало. Детективная часть только бесила, а вот сами расследования и их связь с реально существующими произведениями искусства завораживали. Конечно, я и прежде слышал о тайных обществах, но не придавал им значения. Заинтересовавшись темой, я открыл для себя огромный пласт информации, в котором надо разбираться и копать, чтобы понять хоть что-то. Кроме непосредственно конспирологии, это подстегнуло мой интерес к религиоведению, философии, истории искусств и истории в принципе.
В этом плане самой серьезной и объемной книгой была «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии» Мэнли Холла. Холл — большой эрудит и умница, состоявший в куче тайных орденов. Энциклопедию он написал в 27 лет (если мне не изменяет память) — это одно из самых основательных произведений, позволяющих познакомиться с миром оккультного без излишних мистификаций. Холл настолько сильно вошел в мою жизнь, что тексты одной из моих групп основаны исключительно на оккультной тематике. Наша последняя запись — это музыкальная интерпретация символизма двух факелов Деметры, изученного им же.
Дома еще остались отцовские книги по архитектуре и градостроительству — их я тоже с упоением читаю. Даже если попадаются тяжелые книги, я всегда использую совет Генри Роллинза: «Когда я выбираю книгу, то я должен дочитать ей до конца. Я должен это сделать, даже если мне будет физически больно в процессе чтения». Это очень хороший совет: если ты не можешь дочитать книгу — ты слабак.
Недавно отец починил старый КПК и я закачал «Историю философии» Гегеля. Вступление к первому тому от каких-то русских философов занимало аж 60 страниц из 311. И оно было написано настолько неудобоваримым языком, что мозги выворачивались наружу. Вот тогда-то совет Роллинза и пригодился — хотя я все равно ничего не понял. Почему «История философии»? Если честно, в последнее время я заметил, что у меня есть капитальные пробелы по многим вопросам — и их все надо закрывать. Стереотип панка как бухающего на помойке идиота я никогда не поддерживал. Я считаю, что панк — это одна из самых идеологически подкованных субкультур, так что надо как-то соблюдать реноме.
Андрей Ку!, басист группы «Ноги Вини-Пуха»
В моем детстве не было не только интернета и сотовой связи, но даже видеомагнитофонов с игровыми приставками. Чтение, как и в XIX веке, было все еще неплохим развлечением. Я любил завалиться где-нибудь с книжкой и погрузиться в очередной том «Библиотеки приключений», пока кто-нибудь из родни не вырывал меня из путешествий по Африке к копям царя Соломона, участия в англо-бурской войне с Капитаном Сорви-головой или кокаиновых трипов со скучающим Шерлоком Холмсом.
Если говорить про панк-рок и литературу, то, как точно написал Пит Силаев в «Исходе», я из последнего поколения, которое выросло на советских мультиках, фильмах и книгах. Когда ты маленький, у тебя еще нет собственного понимания жизни, ты воспринимаешь то, чему тебя учат родители и школа. На наше детство выпала динамичная эпоха развала Союза. В мае ты гордишься тем, что тебя принимают в пионеры, а в сентябре уже оказывается, что пионером быть западло. Все эти в общем-то неплохие пионерские нравственные ценности начинают плохо сочетаться с реальностью, что создает то самое ощущение no future. Это немного фрустрирует.
Подросткам хорошо заходит тема благородных аутсайдеров. Безо всякой войны я легко чувствовал себя частью потерянного поколения. Можно сказать спасибо Ремарку, Хемингуэю, Сэлинджеру — а чуть позже Кизи, Довлатову и Буковски — за то, что они окончательно убедили меня играть панк-рок по подвалам и мотаться по акциям вместо того, чтобы хорошо учиться и делать карьеру. Уверен, это они подталкивали меня в пропасть. Впрочем, панк-рок стал единственным местом, где мне удалось найти таких же, как я, — сумасшедших и смешных; it ain't lonely at the bottom.
В последнее время я значительно меньше читаю художественную литературу, как-то пропала в ней потребность. В основном дочитываю пропущенное из классических авторов. Недавно добрался до «Чевенгура» — Платонов, конечно, гениальный писатель. Еще пара не самых известных романов моего любимого Воннегута, «Фокус-покус» и «Рецидивист» — очень хороши. Недавно в слегка измененном состоянии сознания начал читать «Мозг Эндрю» очень уважаемого мной Доктороу, который написал «Регтайм», но пришлось отложить до лучших времен, так как мне показалось, что у меня самого начинается шизофрения. Вот она — сила искусства.
Сейчас меня больше привлекают биографии и научпоп — например, биография Маяковского от Дмитрия Быкова. Тема благодатная, написано ловко, авторский взгляд на жизнь Маяковского заслуживает внимания. Единственное замечание: мне кажется, в XXI веке западло писать книги по 700 страниц, если можно уложиться в 350. А сегодня я буду засыпать под «В поисках двойной спирали», историю открытия ДНК в Кембридже. Вот тут автор молодец — 150 страниц карманного формата, язык слабоват, но тема мне интересна.
О панке стоит прочитать «Прошу, убей меня!». Это лакмусовая бумажка: если вам омерзительны все эти гомосеки и торчки, извините, вы не панк. Если вам показалось, что это весело и трагично, — добро пожаловать в подвал. Чтобы погрузиться в закулисье панк-группы, можно почитать недавно вышедшую автобиографию NOFX — там тоже все смешно, грустно и понятно, кто чем живет в панк-роке.
Еще одна важная для меня книга, по которой снят один из моих любимых фильмов «Падшие», — «Все равно тебе водить» Джузеппе Куликкья. Это не совсем о панк-роке, а скорее о потерянном поколении девяностых. Для меня это близкие понятия, такой экзистенциальный панк-рок. Комикс «Газель смерти» от Дениса Алексеева и Пети LastSlovenia очень близок мне по духу, это талантливое художественное произведение о панк-роке. «Исход» Пита мне не очень нравится из-за чрезмерного любования чернухой, но это точно мощно — есть упоение в бою. Если вы не были свидетелями российского околомузыкального насилия нулевых, можете рискнуть в него погрузиться, книжка почти документальная.
«Философия панка: больше, чем шум» Крейга О’Хара — ликбез для тех, кто не в теме. Для контраста и снятия напряжения рекомендую совмещать ее с треш-романом «Отсос» Стюарта Хоума — не так познавательно, но гораздо веселее.
Александр Red Head, редактор и сооснователь вебзина Sadwave, сооснователь пивоварни «Заговор», баров RULE taproom и DOGMA bottle shop
Я очень давно охотился за книгой Ника Кейва «И узре ослица ангела божия», недавно ее заполучил. До этого за пару вечеров прочел его же произведение «Смерть Банни Манро», очень понравилось. Поэтому от более ранней и известной книги лидера The Bad Seeds у меня были особенные ожидания. Может, именно из-за них я немного разочаровался — она не так сильно меня поразила по сравнению с предыдущей. Но она точно заслуживает внимания, просто нужно отнестись к ней непредвзято. Это очень мрачное произведение погружает в грязь и трясину всех человеческих грехов. Грешны все: и главный герой, и общество, и сам Ангел Божий. Страшная и пугающая истина о самой природе человека. Несмотря на то, что в книге описывается вымышленный мир, трудно отделаться от мысли, что автор писал, оглядываясь на свою родную страну, — сытую и светлую Австралию. Мне посчастливилось побывать там, но, видимо, я ходил туристическими тропами, поэтому не ощутил того, что повлияло на Кейва. Я бы провел параллели с рассказами Мамлеева, но знакомые поклонники Мамлеева за это сравнение меня пожурили.
Поскольку моя профессиональная деятельность с недавних пор кардинально изменилась — теперь я сооснователь пивоварни «Заговор» и баров RULE taproom и DOGMA bottle shop, а раньше работал в НИИ редких металлов и полупроводников, — то и профессиональная литература поменялась соответствующим образом. Купил книгу одного из основателей шотландской пивоварни Brew Dog Джеймса Уотта «Бизнес для панков». Brew Dog — одна из самых популярных в мире крафтовых пивоварен, которая добилась оглушительного успеха своим ключевым сортом Punk IPA и кучей других экспериментальных сортов. Парадоксально, но при всей крутости Brew Dog, это совершенно бесполезная книга, которая не будет интересна ни тем, кто просто любит пиво, ни бизнесменам, ни тем более панкам. Я очень не люблю книги-мотиваторы для стартаперов, но эта даже на такую не тянет. 90% сводятся к тому, что вы должны никого не слушать, на все наплевать и делать так, как вам нравится. Есть, правда, несколько ярких историй: создание самого крепкого пива в мире The End of History, бутылки из-под которого засовывали в чучела белок, чьи трупы подобрали на дорогах, и выпуск пива против гомофобии My name is Vladimir c Путиным на этикетке.
«Состояние постмодерна» Лиотара, может быть, и не настольная книга для интересующихся постмодерном, но к прочтению, по-моему, обязательна. Это философская книга, которая далась мне очень нелегко, некоторые моменты перечитывал не раз. Обиднее всего, что ясная картинка все равно не сложилась, — да и, наверное, не сложится. На то это и постмодерн. Лиотар сыплет термины, но не доводит объяснения до вывода, который бы все объяснил. После прочтения «Состояния постмодерна» есть ощущение, что вы приняли участие в языковой игре, оказавшись явно не в выигрыше.
К сожалению, интересных с литературной точки зрения панк-книг существует крайне мало. Большинство носит энциклопедический характер. Например, American Hardcore интересна мне, потому что там собрано колоссальное количество информации о панк и хардкор-группах из США начала 1980-х, моем любимом периоде.
Помимо фактов, музыкальные книги очень приятны тем, что передают дух описываемого периода. Хорошим примером служит работа о нашем андеграунде 1990-х — «Песни в пустоту». Есть исключения в виде дневников — например, чудесные работы Генри Роллинза о его жизни в составе групп, полной рефлексии и переживаний. Еще Аарон Кометбас написал отличную повесть об азиатском туре Green Day 2010 года, где показал группу с новой стороны для большинства ее молодых поклонников.
Булат Ибятов, основатель издательства «Сияние»
В октябре я принялся читать Библию, купленную в Ростове Великом в женском монастыре. Скрывать не буду, чтение шло тяжело, растянулось на три месяца. Но и объем нешуточный — более 1100 страниц. После этого за две поездки в метро прочел «Манифест коммунистической партии» Карла Маркса, прекрасно изданный дружественным коллективом Common Place. Затем — сборник рассказов «Мужчины без женщин» Мураками. Недавно купил «Котлован» Платонова, но в тот же день, будучи в гостях у Димы Зеленого из группы «Витамин Роста» и Rockstar Bar, нашел биографию НАИВ, написанную Максом Кочетковым. Выпросил почитать, ею сейчас и занят. Добью сегодня-завтра и приступлю к Платонову.
Как и у всех читающих людей, у меня есть список must have. Покупаю книги, опираясь на него, и стараюсь делать это не реже раза в месяц. Также стараюсь покупать все, что встречается о музыке и музыкальной индустрии. Всем без исключения, вне зависимости от субкультурной принадлежности, рекомендую плотное изучение русской классики: Толстой, Достоевский, Булгаков, Гончаров, Гоголь, Чехов, Куприн. Из более современного — Ильф и Петров, Довлатов, Пелевин, Сорокин, Веллер*Признан властями РФ иноагентом., Лимонов, Ерофеев. Очень сильно понравился «Исход» Петра Силаева. Вот навскидку то, что люблю из русской прозы. Мои вкусы не отличаются оригинальностью. То же самое можно сказать и о поэзии: Есенин, Маяковский, Мандельштам, Бродский, Блок. К сожалению, иностранную литературу читаю значительно меньше. Огромное впечатление на меня произвели Маркес, Кинг, Паланик, Лондон. Терпеть не могу «Над пропастью во ржи» — искренне не понимаю интерес к этой и подобной ей книгам.
Уже много лет я увлечен теологией и историей религий, в моей домашней библиотеке можно найти немало книг о христианстве, исламе, буддизме, зороастризме и языческих верованиях древности. А где увлечение теологией, там и до эзотерики два шага, поэтому у меня есть и пресловутые Кастанеда с Зеландом, и Рерих, и Блаватская.
Что касается панка, сделать первые шаги в его изучении мне помогла книга Ольги Аксютиной «Панк-вирус в России». Сейчас она наверняка не имеет никакой ценности. Позже у Аксютиной вышла еще одна книга «DIY хардкор/панк сцена в России» — в ней достаточно сухой язык и подача, но все равно довольно интересно. Лучший источник изучения панка — это фэнзины: Old Skool Kids, Взорванное Небо, Insomnia, Ярость Юности, GAS, Имхопанг. Из иностранных мне интересен Maximumrocknroll.
Тем, кто увлекается стрэйтэджем и хардкором, рекомендую All ages и Burning nineties, изданные Revelation Records. «Библия скинхедов» Джорджа Маршалла — отличная книга, оторваться невозможно. Нам не хватает русского аналога. Было бы круто, если кто-нибудь из ветеранов напишет нечто фундаментальное о своей сцене. Ничего подобного нет ни о панке, ни о хардкоре. Исключениями можно назвать «Формейшн» Феликса Сандалова и «Песни в пустоту» Ильи Зинина и Александра Горбачева, которые я настоятельно рекомендую. Вот бы кто-то написал то же самое о панке, хардкоре, скинхедах и так далее...
Картошка фри по-деревенски с сырным соусом (респондент попросил указать себя под псевдонимом — прим. ред.), админ паблика Interesting Punk
Не сказал бы, что панки читают что-то особенное. Мои книжные вкусы достаточно типичны для любого приличного гражданина России, разве что есть небольшие вкрапления рок-литературы. Вот авторы, благодаря которым я полюбил читать:
Джек Лондон. В школе я совсем не читал и не питал к этому занятию никакого интереса, настойчивые попытки родителей приучить меня к «хорошему», имели, как обычно, обратный результат. Самой ненавистной книгой детства была «Почемучка» — мама заставляла прочитывать по статьи из нее и пересказывать в свободной форме. Когда поступил в институт и переехал в столицу, поселился у тети, жившей в полутора часах езды от университета. Волей-неволей приходилось убивать время в дороге. По счастливому стечению обстоятельств, ничего, кроме полного собрания сочинений Джека Лондона, у тети не было. Спасибо небесам за то, что именно он стал дверью в прекрасный мир литературы. На тот момент я уже плотно слушал панк-рок, но четкого понимания идеологии жанра у меня не было. Это прозвучит не очень скромно, но все-таки считаю, что с самого детства у меня обостренное чувство справедливости — левый уклон в моей политической ориентации не мог не проявиться. Лондон — социалист, а его лучшие книги «Мартин Иден» и «Железная пята» как раз про это все. Как по мне, Мартин Иден — панк. Вероятно, поэтому я перечитал эту книгу раз пять.
Альбер Камю. Экзистенциализм занимает не самое большое место в моей жизни, но «Посторонний» Камю определенно произвел впечатление. Я соотношу себя с Мерсо, мне очень понятен этот герой. Первая строчка повести гениальна: «Сегодня умерла мама. А может быть, вчера — не знаю». Помню, когда умерла любимая прабабушка, у меня это не вызвало почти никаких эмоций. Умом я понимал, что так не должно быть… Но так было.
Курт Воннегут. Этот автор покорил меня сразу — достаточно прочитать о нем статью в «Википедии», чтобы влюбиться. Как по мне, это один из главных панков литературы. Его юмор и сюжеты — мощнейшая критика современного общества. Из всех его бестселлеров я выбираю «Галапагосы»: там появился мой любимый «Мандаракс» (фигурирующий в романе суперкомпьютер — прим. ред.) и потому что необитаемый остров — это круто!
Томас Манн. Одна из самых важных книг последних лет — «Волшебная гора». Манн — великий писатель, мне кажется, что для немцев он значит столько же, сколько для нас Толстой или Достоевский. Нужно ли говорить, что мне захотелось заболеть туберкулезом и отправиться на лечение в Швейцарию, чтобы испытать все описанное на себе? На какое-то время лечебница и ее посетители полностью завладели моим умом и фантазией — даже приснился поход главного героя на лыжах. Окончательно меня добила прекрасная экранизация — один из немногих случаев, когда кино не хуже книги. Главный герой до сих пор со мной рядом — моя учетная запись в компьютере называется «Ганс Касторп».
Владимир Дудинцев. После «Волшебной горы» могли идти только «Белые одежды». Главный герой романа, Федор Дежкин, принят в штат моих альтер-эго и на данный момент начальствует над всеми, служит мне моральным ориентиром в жизни. В книге описываются события из жизни биологической тусовки СССР времен так называемой «лысенковщины». Во-первых, это очень познавательно, во-вторых, автор проделал огромный труд, книга прекрасна: и слог, и сюжет, и мысль. Советую всем панкам!
Лев Троцкий. «Мою жизнь» я купил случайно на выставке. Многого не ждал, хотя личность Льва Давидовича меня всегда интересовала. Биография Троцкого открыла его для меня как писателя — очень легкий и доступный слог. Узнал много интересного об Октябрьской революции и дальнейшем развитии событий. К слову, у Бунина в «Жизни Арсеньева» описывается то же время. Но где Бунин, а где Троцкий? Вопрос риторический.
Чингиз Айтматов. Знакомство началось спонтанно — просто нашел дома его книгу с двумя произведениями. Первая вещица, «Тавро Кассандры», показалась жалкой. Слава богу, следом шел «Пегий пес» — совершенно гениальная повесть, которая никого не оставит равнодушным. Чуть позднее я прочитал почти всю классику Айтматова и остался в полном восторге.
Эдуард Лимонов. «Это я — Эдичка» полностью перевернул мое отношение к Лимонову. До прочтения он был для меня еще одним сумасшедшим политиком, каких в России всегда хватало. Хотя, чего таить, НБП как «абсолютно „правая” и бесконечно „левая” партия одновременно» всегда вызывала у меня восторг — какой прекрасный оксюморон. Но за всем этим не удавалось разглядеть Лимонова-писателя. Наверное, потому что все, что его сейчас окружает, выражаясь его же словами, — это «мутность, мутность и мутность». Я влюбился в роман с первых строк: «Там, на последнем, 16-ом этаже, на среднем, одном из трех балконов гостиницы сижу полуголый я. Обычно я ем щи…». Лично я обожаю щи — мне вполне понятны эмоции автора. Очень сильно импонирует его отношение к приспособленцам и подобной мрази.
Непосредственно рок-литературы читаю не так уж и много — за последние два года всего четыре книги:
Феликс Сандалов. Группы, чья история описывается в «Формейшне», весьма специфичны, их слушаешь с трудом (кроме «Банды четырех»). К тому же там поэзия и все такое... Их творчество больше напоминает современное искусство; явно не то, что я люблю. Доставил абсолютно безумный образ жизни главных героев (особенно самого главного) — если сделать экранизацию, получится вторая часть документального фильма «Панки 90-х», возможно, даже более трэшовая, чем первая. Автор проделал огромный труд — однозначно респект. Некоторые места очень интересные, около половины — мимо. Не понимаю, зачем было делать такой кирпич, — можно смело урезать в два раза. В любом случае не жалею, что прочитал эту книгу — с исторический точки зрения очень полезный труд.
Дмитрий Спирин. Читал «Тупой панк-рок для интеллектуалов» в первом издании 12 лет назад. На этот раз у меня было переиздание в нормальной обложке и с дополнениями. Многое переосмыслил, на многих людей взглянул по-другому; 12 лет — большой срок.
Александр Балунов. Я не поклонник КиШ — в моем детстве были другие группы. Конечно, глупо отрицать влияние этого коллектива на отечественный панк-рок. «Король и Шут. От Купчино до Ржевки» все-таки купил, хотя АСТ — ******** (гомосексуалы — прим. ред.). Сначала смутил сам формат преподнесения информации — вроде заметок из ЖЖ. Но по прочтении понял, что автор написал настолько добрую историю, что у меня нет никакого желания что-то критиковать. Балу теперь представляется сказочным волшебником из детства.
Александр Горбачев, Илья Зинин. «Песни в пустоту» произвели странное впечатление. Прочитав, задумался, что это вообще было. Смог вспомнить только два момента — про Епифанцева и ПТВП. Остальное в тумане. В общем, не мое это, но, уверен, поклонники у книги найдутся.