5 книг о том, что такое конверс-анализ и как он изучает живую речь
Книги по ораторскому искусству преподносят нам идеал публичной речи — грамотной, красивой и убедительной, — а также рассказывают, чего следует избегать: обрывочных фраз, слов-паразитов, «меканья» и т. п. Но живая речь далека от этого идеала. Для примера включите любую запись публичной лекции и обратите внимание на незаметные, но многочисленные речевые ошибки, запинки и исправления, которые потом вы не найдете в транскрипте. Лингвист Ноам Хомский считал речь слишком беспорядочной для изучения.
При этом нельзя сказать, что мы не умеем разговаривать. Мы делаем это практически с первых лет жизни и искусно используем речь — чтобы поприветствовать друга, рассказать историю, попросить совета или пожаловаться, купить хлеб или забронировать столик, договориться с заказчиком или объяснить ребенку, почему небо голубое. Несмотря на все несовершенства речи, мы понимаем друг друга. Более того, если посмотреть на придыхания, паузы, заминки и запинки, «э-мы» и «ну» не как на паразитов речи, а как на элементы, которые делают что-то в разговоре, оказывается, что мы понимаем друг друга не «несмотря на», а «благодаря» им.
Изучением того, какую роль мельчайшие элементы речи играют в разговоре, занимается конверсационный анализ, или просто конверс-анализ (от англ. conversation analysis, букв. анализ разговора). Он появился в 60-е годы XX века благодаря работам Харви Сакса, Эммануила Щеглоффа и Гейл Джефферсон и на сегодняшний день является востребованным подходом для изучения разных форм социального взаимодействия — от повседневной болтовни до судебных заседаний. В конверс-анализе каждое слово, каждая деталь речи (наравне со взглядами, жестами и другими невербальными сигналами) рассматривается как действие, а ключевой вопрос исследователя — «Почему это сейчас?»: почему говорящий сделал здесь паузу? почему тут интонация вверх? почему это слово растянуто? Например, в случае предложения сходить куда-то даже небольшая пауза предупреждает о последующем отказе; спикеры используют «э-м», чтобы продемонстрировать, что их высказывание еще не завершено.
Наша подборка поможет сориентироваться в этой довольно обширной области.
Эрвин Гоффман известен читателю как автор социальной драматургии и теории фреймов (схем интерпретации событий), исследователь поведения в публичных местах, ритуалов взаимодействия (таких как проявление вежливости и почтения), тотальных институтов. Чрезвычайно наблюдательный социолог и талантливый писатель, во всех своих работах Гоффман показывает, что поведение в повседневном мире — это самостоятельный и сложноорганизованный порядок со своей собственной логикой. «Метафизик банального», как его назвали однажды, замечал этот порядок везде: в случайных столкновениях в лифте, прогулках по улице, покупках продуктов и во множестве других обыденных ситуаций. Он находил его даже там, где, казалось бы, порядка быть не может, — в психиатрических лечебницах... и в разговоре. Гоффман сравнивал разговор с кучей мусора, в которой можно найти все что угодно, в том числе способы социальной организации.
«Формы разговора» — последняя книга Гоффмана, состоящая из пяти эссе, посвященных различным аспектам речи: как люди отвечают на реплики и позиционируют себя в разговоре, откуда берутся восклицания, как устроены лекции и радиопередачи. С одной стороны, эта книга развивает его предшествующие работы. В частности, Гоффман рассматривает движения, взгляды и восклицания как ритуальные элементы, выполняющие коммуникативную функцию. Например, споткнувшись, мы говорим «ой» не потому, что больно, а чтобы сигнализировать окружающим, что неуклюжесть — это не часть нашего социального «лица». С другой стороны, Гоффман вводит несколько новых понятий, которые впоследствии станут центральными для конверс-анализа. Среди них «фрейм участия» — конфигурация участников разговора, зависящая от их пространственного расположения, глубины знакомства, конкретной формы обращения и других факторов.
Гоффман, несомненно, оказал значительное влияние на возникновение конверс-анализа: упоминаемые ниже Херитидж и Гудвин напрямую развивают его идеи. Однако сам он был настолько увлечен динамизмом и разнообразием социальной реальности, что не оставил после себя ни систематического подхода, ни методологии. Это удалось его ученику и основоположнику конверс-анализа Харви Саксу, благодаря которому гоффмановское наследие продолжает жить. Есть легенда — когда Гоффмана спросили, был ли Сакс его учеником, он ответил: «Это я был его учеником!» «Формы разговора» во многом подтверждают этот тезис.
Посмотрим правде в глаза: конверс-анализ — весьма своеобразный подход. Целые статьи могут быть посвящены нескольким секундам разговора, а транскрипты больше похожи на шифр, чем на речь. Впервые столкнувшись с этой методологией, вы можете почувствовать замешательство или даже праведный гнев. Почему транскрипты такие непонятные и трудно читаемые? Почему литература по этнометодологии и конверс-анализу полна загадочной терминологии и квази-сектантских фраз, типа «„выбор“ среди альтернатив смысла, фактичности, объективности, причины, объяснения, общности практических действий является проектом действий членов» (Гарфинкель, «Что такое этнометодология»)? Что за многочисленные санкции и запреты в отношении аналитического стиля? Для многих на этом знакомство заканчивается — горьким отказом от попыток понять или осторожным дистанцированием.
Книга Элизабет Стокое представляет собой популярное введение в конверс-анализ, и при этом автор не жертвует ни глубиной, ни конкретностью, ни характером эмпирической работы, основанной на детальном анализе аудио- и видеозаписей реальных взаимодействий. Книга начинается с доступного для широкого круга читателей введения: что изучает конверс-анализ, что он позволяет понять в социальной жизни, а также в чем заключается суть этого подхода. Читатель постепенно знакомится с конвенциями транскрипции на сотне конкретных примеров (вам все же потребуется некоторая усидчивость) разговорных феноменов, исследованных конверс-аналитиками. После прочтения книги вы узнаете много тонкостей повседневного взаимодействия, избавитесь от нескольких устойчивых мифов о разговоре и познакомитесь с профессиональной областью конверс-анализа.
Конверс-анализ, следуя за своими идейными вдохновителями Гоффманом и Гарфинкелем, занимается изучением, как социальная жизнь устроена на микроуровне: как в разговоре обеспечивается смена говорящих, как люди сообщают неприятные новости, прощаются или вежливо отказываются от приглашения. Однако, в отличие от предшествующих попыток понять эти аспекты социальной жизни, в конверс-анализе всегда было особое отношение к «структурам», «правилам» и «контексту». С точки зрения этого подхода социальный порядок не порождает действия — наоборот, он создается самими участниками взаимодействий, локально. Конверс-анализ отвергает то, что Херитидж называет «ведерной теорией контекста» (bucket theory of context), где «контекст» (например, лекция, звонок в полицию, прием у врача), как ведро, надевается поверх взаимодействия и волшебным образом автоматически определяет способ его организации. В конце концов, в ведро можно положить почти все что угодно.
Но можно ли полностью отрицать существование того, что мы как компетентные члены общества называем «лекцией» или «взаимодействием с врачом»? Разве мы как участники взаимодействия не ориентируемся на специфику этих контекстов и содержащиеся в них нормативные ожидания? Ведро не определяет то, что в нем лежит, но накладывает определенные ограничения на предметы, которые можно в него поместить. Внимание к локальным, но воспроизводимым структурам неповседневных разговоров характерно для институционального конверс-анализа. Это не отдельное направление, а обозначение предмета исследований — взаимодействий в институциональных контекстах, например на работе, у врача, в банке и т. д.
Книга Херитиджа и Клеймана — авторитетное введение в конверс-анализ в целом и в исследования институционального разговора в частности. После серьезного представления истоков, направлений и основополагающих предпосылок конверс-анализа авторы переходят к подробному анализу кейсов взаимодействия: звонков в службы экстренной помощи, разговоров между врачами и пациентами, взаимодействий в суде, на телевидении и в политике. Эта книга открывает богатую область исследований, которая до этого изучалась без особого внимания к деталям естественно протекающих разговоров, и формирует глубокое понимание нормативных пространств, в которых мы взаимодействуем изо дня в день: оплачивая товары на кассе, ожидая в очереди, выполняя свои трудовые обязанности.
Во времена пандемии, когда количество видеозвонков значительно увеличилось, опосредованный характер коммуникации стал очевиден даже тем, кто раньше не обращал на это внимания. Мобильная телефония, чаты, мессенджеры и системы телеконференций позволяют нам общаться и поддерживать отношения на расстоянии. При этом вряд ли кто-то будет спорить, что опосредованная коммуникация и личное общение — это не одно и то же.
Книга Яна Хатчби посвящена тому, как люди взаимодействуют с помощью, вокруг и с самими технологиями и что меняется в социальном взаимодействии с возникновением новых устройств. Например, появление телефона не только изменило способ приветствия, но и создало новые идентичности, с которыми говорящие вынуждены считаться, — роли звонящего, адресата и принимающего звонок, которые не обязательно совпадают. Если мы не знаем, кто звонит, приветствие в телефонных звонках будет включать дополнительную серию реплик, которая свидетельствует об идентификации собеседниками друг друга:
1 — [Звонок]
2 — Але?
3 — Привет.
4 — Привет! (приподнятая интонация)
В примере звонящий имеет возможность идентифицировать адресата по голосу (строка 2), в то время как адресату необходима реплика звонящего (3), под которую подбирается соответствующая форма приветствия в зависимости от отношений между собеседниками (4). Изменение технологий создает новые ресурсы для коммуникации. Когда появился определитель номера, формы приветствия трансформировались («але» может отсутствовать, а приветствие начинать адресат), т. к. информация о том, кто звонит, стала доступной собеседникам заранее.
Хатчби рассматривает множество технологий и способов коммуникации — от телефонных звонков и интернет-чатов до взаимодействия с искусственным интеллектом. В книге вы найдете внятное изложение фундаментальных дискуссий о природе человеческого взаимодействия, проиллюстрированное наглядными эмпирическими примерами. Сам автор спорит с социологами технологий и показывает, что ни технологический детерминизм, ни социальный конструктивизм не могут адекватно описать связь между коммуникативными технологиями и социальным взаимодействием. В противоположность распространенным представлениям в конверс-анализе технологии рассматриваются как доступные коммуникативные ресурсы, которые могут быть использованы, но не обязательно.
Конверсационный анализ появился как исследование живой речи. И хотя конверс-аналитики никогда не отрицали, что жесты, взгляды и другие невербальные сигналы играют важную роль в коммуникации людей, последние долго находились на периферии внимания исследователей. Чарльз Гудвин, классик одновременно в нескольких дисциплинах (лингвистическая антропология, этнометодология, конверс-анализ, исследования коммуникации), одним из первых показал, что социальное взаимодействие — это процесс, в котором люди задействуют множество ресурсов, оказавшихся у них под рукой: это может быть как речь, так и направление взгляда, положение тела или использование окружающих вещей. Гудвин практически всю свою жизнь посвятил изучению того, как его отец с афазией, который мог произнести только три слова — «да», «нет» и «и», — несмотря на это, был активным участником разговора, который «говорил» через действия других людей (например, он мог рассказывать истории, направляя разговор других с помощью искусного управления своим скудным лингвистическим репертуаром). Это удавалось ему, потому что он использовал множество других ресурсов, помимо речи. С исследований Гудвина начался мультимодальный анализ — ответвление конверс-анализа, в котором социальное взаимодействие рассматривается как состоящее из множества модальностей, или способов коммуникации.
В «Ко-операционном действии», посмертно изданной книге Гудвина, кроме исследований афазии (расстройства речи), вы найдете работы о том, как ученые-океанографы взаимодействуют на исследовательском судне в окружении различных приборов и устройств; как химики совместно определяют, когда химическая субстанция является достаточно черной; как дети коммуницируют во время игры в классики, и многое другое. Все эти многочисленные области исследований призваны проиллюстрировать одну руководящую интуицию Гудвина, которая легла в основу его новаторской теории действия, выходящей далеко за пределы конверс-анализа: «мы живем в действиях других людей».
«Ко-операционное действие» — это замечательный пример работы чрезвычайно эрудированного исследователя, который искренне заинтересован в организации нашего повседневного взаимодействия. Эта книга представляет собой, пожалуй, самое эклектическое пересечение гоффманианского антропологического порыва и строгих методологических амбиций конверс-анализа.