Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Джефф Янг. Золотой экран. Эстетика Азии в голливудских фильмах. М.: Бомбора, 2024. Перевод с английского Анны Иевлевой. Содержание
Все знают, а некоторые даже смотрели «Рождение нации» («Человек клана») Дэвида Гриффита, фильм 1915 года, ставший вехой, если вообще не отправной точкой для киноискусства, каким мы его знаем, — монументальный, технически изощренный и абсолютно расистский. Совершенно непонятно, что с ним делать: прошло больше ста лет, а дискуссии вокруг него ведутся в непрерывном режиме — показывать его нельзя, просто забыть — невозможно.
Но в том же самом 1915 году американские зрители могли насладиться куда менее известной ныне картиной с ровно тем же негативным посылом. Это «Обман» Сесила Блаунта Демилля, в котором японец Сэссю Хаякава исполнил роль азиатского богача, явившегося соблазнять и губить белых американок. Если в «Рождении нации» эксплуатировалась ненависть обывателя к чернокожим, то «Обман» умело подогревал еще смутные на тот момент страхи перед «желтой угрозой».
Тому, как в разные годы менялась репрезентация Азии и азиатов в голливудском кинематографе, а с ними менялось и зрительское восприятие, посвящен сборник интервью, взятых журналистом Джеффом Янгом у ведущих режиссеров, актеров и продюсеров Востока — создателей как жанрового экшна с единоборствами, так и сугубо авторского кино.
Герои книги — Джанет Янг, Бао Нгуен, Дэниел Кван, Ронни Чиэн, Дэниел Ву, Дэниел Дэ Ким, Келли Мари Трэн, Джастин Чон, Кен Жонг, Джон Чо, Ниша Ганатра, Кэл Пенн и другие товарищи. Вместе с ними Джефф Янг прослеживает долгий путь, который проделал азиатский кинематограф — от экзотизации и самоэксплуатации до момента, когда корейская, например, продукция тихой сапой прокралась к многочисленным «Оскарам» и глобальной зрительской любви.
«Думаю, населению диаспоры уже доводилось видеть, как нашу культуру самым разным образом присваивают, так что фильмы с английским дубляжем воспринимаются так, словно даже звучание нашей культуры превращается в какой-то общедоступный товар. Вспомню слова Пона Джун-Хо, который, принимая „Оскар“ в номинации „Лучший фильм“ за „Паразитов“, сказал: „Как только вы преодолеете барьер в несколько слов из субтитров, вы откроете для себя множество удивительных фильмов!“ Для меня это буквально отправная точка в проявлении уважения — желание посмотреть фильм на оригинальном языке, даже если ради этого придется читать субтитры».
Олег Трушин. Паустовский. Растворивший время. М.: Молодая гвардия, 2024. Содержание
В 1933 году литкритик В. Лядова писала:
«Мы должны только требовать от писателя подлинного реализма не в техасском его понимании: „дайте-ка пощупать“, а в более высоком, о котором Карл Маркс, будучи еще совсем молодым, писал немецкому радикальному писателю Арнольду Руте: „Мы не вступаем в мир с новым доктринерским началом: вот тебе истина, на колени перед ней! Мы развиваем для мира новые основы из основ самого мира“».
В качестве примера писателя, предельно подходящего под выполнение этой задачи, Лядова привела Константина Паустовского — сорокалетнего дебютанта, недавно оставившего редакторскую должность в РОСТА, чтобы наконец посвятить себя самостоятельному писательству.
Время становления, как мы прекрасно понимаем, было не из легких для свободного творчества, в тех условиях, мягко говоря, невозможного. Однако Паустовскому, вопреки сталинской эпохе, которую он искренне не понимал (и потому, вероятно, и выжил), вопреки войне, вопреки вообще всем объективным обстоятельствам удалось стать одним из глубочайших и, что ли, человечных советских авторов.
Тому, как Константин Георгиевич прошел этот путь, посвящена новая книга из серии «ЖЗЛ». Написал ее Олег Трушин, известный читателям как автор опубликованной ранее в той же серии биографии Федора Абрамова.
«Шаламов, получивший в 1929 году свой первый срок лагерей по „политической“ статье, был в числе тех заключенных, которые начали строительство Березниковского химического комбината с нуля. Паустовский же был приезжим сторонним наблюдателем, „овеянным“ всеобщим ликованием грандиозной индустриализации страны, и написать тогда, в начале 1930-х годов, ту правду о строителях комбината, которую от него требовал Шаламов, просто не мог. Разумеется, по понятным и на то объективным причинам. Ну а если бы написал? Возможно, встал бы в один ряд с теми, кто разрабатывал карьеры стройки-гиганта. Так можно ли за это упрекнуть Паустовского? Ответ на вопрос вряд ли долго заставит себя ждать. Конечно, нет!
И все же Шаламов упрекнул».
Петра Ретман. Прохождение тундры. История и гендер на Дальнем Востоке России. СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2024. Перевод с английского Ольги Бараш. Содержание
По собственному признанию, автор приехала на северо-восточное побережье Камчатки в январе 1992 года с целью исследовать, как на Дальнем Востоке шла советизация коряков. В итоге работа получилась о том, как оленеводы жили и выживали уже после того, как советизация закончилась, — в мире, по всем признакам постапокалиптическом.
Чем руководствовались издатели, переводя на русский язык работу, вышедшую четверть века назад, сказать трудно, но «Прохождение тундры» — это прежде всего крепкое этнографическое исследование, и, если не воспринимать его как отчет об актуальной ситуации или воплощение академических трендов, читать его интересно, тем более что про коряков пишут не так много.
Ретман фокусируется на том, как изобретательно коренные жители Дальнего Востока преодолевают житейские трудности, уделяет особое внимание корякским женщинам и их повседневности — историям любви, труда наравне с мужчинами, воспитания детей и др. При чтении нас не раз посещала мысль: а здорово было бы почитать тот же материал в публицистическом формате, очищенным от «агентностей», «социальной ассиметрии» и «нелокального дискурса».
«Знакомые мне женщины говорили, что чрезвычайно страдают от пьянства мужей. (Важно отметить, что женщины тоже пьют.) Например, летом 1994 года в Тымлате шестеро молодых людей, у четверых из которых были жены и дети, погибли в страшной автомобильной аварии. Мчась по пыльной и часто застилаемой туманом дороге из Оссоры в Карагу, они врезались в криво врытое ограждение. Когда новость дошла до поселка, там воцарилось леденящее душу молчание, однако реакция молодых вдов колебалась между абсолютным спокойствием и неприкрытой яростью. С какой стати их мужья так напились, вопрошали они. И как, черт возьми, им хватило глупости нестись на скорости по едва видимой дороге?
Гендерно обусловленные реакции подобного рода редко описываются в социологических исследованиях севера России».
Антонио Паолуччи. Итальянское искусство. 1000 лет истории. М.: Слово/Slovo, 2024. Перевод с итальянского Татьяны Кудрявцевой. Содержание
Если начать копить сейчас, то к Новому году вполне можно приобрести это внушительное издание, которое, несомненно, оценят по достоинству поклонники традиционных (и не слишком) европейских ценностей. Автор, Антонио Паолуччи, историк искусства и культурный деятель, долгие годы заведовал музеями Ватикана, Флоренции, Венеции и прочих мест с музыкальными названиями и, в общем, знает, о чем пишет, — и делает это точно, информативно, без эмоций и лишних красивостей. По жанру перед нами беглый смотр экспортных достижений итальянского искусства: от Джотто и Бернини до футуризма. Может показаться, что текст играет здесь важную, но все-таки второстепенную роль, а главное — почти две сотни иллюстраций, но именно деловитые комментарии Паолуччи позволяют увидеть в них цельную и довольно логичную историю.
«Противостояние идеального и натурального — вот что составляет суть спора, охватившего в XVII веке мир искусства в Риме, Италии и многих странах Европы. Идеальное в понимании того времени было синонимом классицизма и состояло в интерпретации истории и мифологии на современный лад, то есть отдавало дань уважения не только великому наследию Ренессанса, но и древнеримской и раннехристианской культуре... Идеальному противостояло (но чаще даже смешивалось с ним, вступало с ним в контакт, порождая постоянный и плодотворный взаимообмен) натуральное, полностью или по крайней мере частично проявившееся в живописи Караваджо».
Екатерина Лямина, Наталья Самовер. Иван Крылов — Superstar. Феномен русского баснописца. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Содержание
Не так давно в одном из обзоров мы писали об увесистой новой биографии прославленного баснописца, оставлявшей желать много лучшего. Доподлинно установить, что не так с ней, а также с образом «дедушки Крылова» в массовом сознании в целом, позволяет другая и тоже весьма объемная книга: исследование филолога Екатерины Ляминой и историка Натальи Самовер посвящено не столько «жизни и творчеству» Ивана Андреевича «без лжи и мифов», сколько его литературным, коммерческим, идеологическим и т. п. стратегиям, а также тому, как в публичном поле формировались его репутация и противоречивый образ, благодаря которым мы до сих пор толком не понимаем, кем он в сущности был и какую роль сыграл в истории отечественной словесности. Он первым из поэтов удостоился памятника в центре Москвы, его похороны стали официальным мероприятием, а самого его провозгласили тем самым всеобщим «дедушкой» и образцом верноподданности, что не помешало все тому же Крылову в советское время стать глубочайшим выразителем демократической народности и непримиримой классовой борьбы, жизненный путь которого до сих пор воспринимается большинством читателей как череда эксцентрических анекдотов. Все эти более чем полуторовековые перипетии разобраны авторами скрупулезно и досконально, с обращением в т. ч. к второстепенным микросюжетам, так что картина получается весьма выпуклая и поучительная.
«Истинной кульминацией торжества стало исполнение лучшим басом петербургской сцены О. А. Петровым в сопровождении хора гвардейских певчих и военного духового оркестра куплетов на музыку Виельгорского и стихи Вяземского — „На радость полувековую...“. Текст состоит из шести строф с двумя вариантами рефрена, звонкий четырехстопный хорей которого:
Длись счастливою судьбою,
Нить любезных нам годов!
Здравствуй с милою женою,
Здравствуй, дедушка Крылов! <...>
Длись судьбами всеблагими,
Нить любезных нам годов!
Здравствуй с детками своими,
Здравствуй, дедушка Крылов! —
вызывал в памяти державинское „Гром победы, раздавайся“ на музыку О. И. Козловского».