Злобный карлик Тартакот, скачущий на волке, остросюжетный посткиберпанк-экофеминизм и пьяные эсэсовцы: еженедельный обзор новинок, подготовленный остроумными редакторами «Горького».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Герлинде Пауэр-Штудер. Конрад Морген: cовесть нацистского судьи. М.: Альпина нон-фикшн, 2023. Перевод с английского Юрия Чижова. Содержание. Фрагмент

В фильме «Список Шиндлера» есть сцена: рабочие разгружают грузовики с продуктами для 10 000 узников концлагеря Плашов — мертвых душ, которых комендант Амоном Гёто придумал, чтобы продать добытую у государства провизию на черном рынке. Голос за кадром говорит, что коменданта проверяют инспектора СС.

Эти инспектора на самом деле существовали — в реальности их роль выполняли эсэсовские следователи, которых прислал судья Конрад Морген. Он был назначен лично Гиммлером расследовать коррупционные преступления в системе концлагерей — и он взялся за дело столь ретиво, что в конце концов вышел из зоны собственных полномочий, выдвинул обвинения в убийстве против коменданта Бухенвальда, шефа гестапо Освенцима и даже затребовал ордер на арест Адольфа Эйхмана. В общей сложности Морген предъявил обвинения пяти комендантам концлагерей, одного даже казнили. За излишнюю щепетильность Лоуренс был отправлен на фронт, выжил и после войны бесконечно давал показания на различных судах против нацистских преступников.

Со стороны может показаться, что это история человека, который пошел один против системы, но исследование профессора философии Венского университета Герлинде Пауэр-Штудер показывает, что все куда интереснее. Морген называл себя «фанатиком справедливости». То, что он называл справедливостью, т. е. точное следование праву, например, не могло ничего противопоставить умерщвлению врагов Рейха, хотя трудно заподозрить, что с человеческой точки зрения судья этому радовался. Вместе с тем создается впечатление, что его фанатичная ненависть к преступлениям (которые можно было считать преступлениями) помогала игнорировать бесчеловечность происходящего.

В известной степени перед нами книга об Эйхмане наоборот — и здесь, и там протагонист следует правилам, но жизнь Моргена не только другая «по качеству», но и представляет собой более противоречивый, сложный и увлекательный морально-правовой казус, который Пауэр-Штудер гениально расследует.

«Во Франкфурте Морген рассказывал, что после ознакомления с газовыми камерами и крематориями в Биркенау он посетил караульное помещение. „И там я впервые, — говорил он, — испытал настоящее потрясение“. Его первое настоящее потрясение, оказывается, было вызвано видом пьяных эсэсовцев, которых еврейские девушки кормили картофельными оладьями, причем при обращении к ним они использовали фамильярное du вместо официального Sie. Когда мы читаем это свидетельство, нас поражает, что Морген не был по-настоящему потрясен, когда увидел газовые камеры. Разгадкой, опять же, может быть то обстоятельство, что он уже знал, чего ожидать, и поэтому не был по-настоящему шокирован, пока не добрался до караульного помещения».

Наталия Осояну. Румынские мифы. От вырколаков и фараонок до Мумы Пэдурий и Дракулы. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2023. Содержание. Фрагмент

Замки Трансильвании, по которым бродят неупокоенные души: кровососущие стригои, нечестивый обольститель Дракула, трухлявая стрыга — все это лишь вершина огромной горы румынского фольклора. Писательница Наталия Осояну предлагает заглянуть в те уголки народной мистики, до которых не добрался голливудский кинообъектив и где затаились те, чьи имена называть даже страшно: злобный карлик Тартакот, скачущий на волке, мать чертей Марамуреш, старуха-вредительница Марцоля из гор Гэргэуца, голодный великан Флэмынзилэ — всех не перечесть.

Наталия Осояну всей душой любит румынский край и в своей книге создает все условия для того, чтобы им для начала хотя бы заинтересовались иноземцы. В первую очередь она разрушает стереотипные представления о все той же Трансильвании, напоминая, что Румыния куда больше и разнообразнее, чем пресловутая обитель Влада Колосажателя. Далее она максимально сжато и информативно рассказывает, из чего рождался и какой смысл несет каждый образ, порожденный румынским народным гением, и как в нем органично сплелись христианство и дохристианские верования.

Все это производится без малейшего намека на морализаторство и обиду, которыми порой грешат подобные труды о народах, оказавшихся на периферии западноевропейского культурного взгляда. После этой книги читателю наверняка захочется еще глубже ознакомиться с румынской культурой и перестать прясть по вторникам, потому что:

«Прясть во вторник считается признаком чудовищной гордыни, попыткой соперничать с божественными существами, а за такое — как и за любой другой труд — наказывают. Покаранием гордецов и гордячек в румынской мифологии занимается демон Марць-Сярэ (букв. „Вечер вторника“), или Марцоля, — старуха ростом под два метра, с клыками, как у кабана».

Юлия Идлис. Гарторикс. Перенос. М.: Редакция Елены Шубиной, 2022

За годы, последовавшие за первой вспышкой ковида, все мы уже привыкли к тому, что долгожданный киберпанк наконец-то наступил в самых разных, но одинаково уродливых своих формах. Погруженные в депрессию дети массово читают литературу об эмоциональном здоровье и саморазвитии, пока взрослые маниакально ищут себя в мире обещанного, но не оправдавшего ожидания постматериализма.

В этом временном срезе очевиден запрос в литературе одновременно на новую утопию и деконструкцию мелькающей уже ближе, чем на горизонте, дистопии. Так что выход романа Юлии Идлис «Гарторикс. Перенос» именно на закате 2022 года кажется попаданием в самый нерв времени. На страницах этой книги Идлис последовательно работает в жанре женского/феминистского постбиокиберпанка, но тут же демонстрирует актуальную, ненаивную форму соларпанка (осознанно или нет, но «солнечный» — один из ведущих эпитетов «Гарторикса»). Пересказывать сюжет не решимся, поскольку он слишком остросюжетный, но сделаем смелое предположение: этот роман способен разогнать волну реактуализации посткиберпанк-экофеминизма в его самом непредсказуемом виде.

«Это был запылившийся черный коммуникатор с треснутым экраном, на котором едва мерцало непрочитанное сообщение, рассыпающееся на битые пиксели. „Получено 6 (шесть) мыслеобразов Элизабет Барри. Для просмотра мыслеобразов вам следует явиться...“

— ...нашел под цистерной... — голос Конни доносился до него сквозь оглушительный звон в ушах. — Это твое?

Дрейк уставился на буквы, из которых складывалось женское имя, отдававшее южным солнцем, лавандой и морской солью.

— Нет, — просипел он с натугой, чтобы перекрыть звон в ушах. — Это чужое».

Александр Солженицын. Бодался теленок с дубом: очерки литературной жизни. СПб.: Азбука-Аттикус, 2022. Содержание

Назвать горячей новинкой эту знаменитую книжку, основная часть которой появилась на свет в далеком 1967 году, сложновато, и тем не менее мы решили обратить внимание на очередное ее переиздание как минимум по двум причинам: 1) в окончательном виде это многократно дорабатывавшееся произведение выходило единожды и в составе большого собрания сочинений, а его нынешнее переиздание приурочено к юбилею публикации «Ивана Денисовича»; 2) оно пускай и не прямым образом, но все же отчетливо рифмуется с происходящим у нас на глазах. Поясним.

«Бодался теленок с дубом» — написанные по горячим следам мемуары, в которых Александр Исаевич с впечатляющим задором повествует о своей непримиримой литературно-политической борьбе с советским государством, исход которой хорошо известен, хотя поначалу едва ли кто-то мог предположить, что истории Давида с Голиафом суждено повториться. Сегодня, в дни всеобщей растерянности и деморализованности, такой пример может и вдохновить, и утешить, и дать пищу для многочисленных размышлений. В частности, крайне причудливой кажется сегодня сама фигура писателя-правдоруба, который считает главной задачей литературы донесение до людей исторической правды и нравственное их воспитание художественными средствами — бог с ней с нравственностью, но какую правду могла бы отстаивать литература нынешняя, если всем и так все более-менее известно и понятно? Впрочем, есть еще один парадокс, и тоже весьма невеселый: Солженицын ненавидел советскую литературу как класс за ее бесконечную лживость, подцензурность, холуйство и так далее, он отказывал ей в праве на существование и не сомневался, что на ее обломках снова расцветет задушенная коммунистами великая русская литература. Так вот, никакой цензуры и секретарей Союза писателей давно уже нет, однако становится все более очевидным, что великой литературы сегодня взять неоткуда, но как раз в те годы, когда теленок бодался с дубом, она вполне себе была. Есть, повторимся, над чем подумать.

«А список ораторов у них был подготовлен тщательно — одна железная когорта, и чтобы все били в одно место, нагнетать ужас. Вышел свинокартошка Александр Прокофьев, поэт, просто исходил ядом. Особенно подковыривал Андрея Вознесенского, — стихи формалистичны, кому они служат, назвал „Треугольную грушу“ (Никита [Хрущев] опять подскакивал, смеясь»).

Эндрю Дойг. Memento mori. История человеческих достижений в борьбе с неизбежным. М.: КоЛибри, 2022. Перевод с английского Каролины Льоренте. Содержание

В оригинале у этой книги, написанной британским биохимиком, есть подзаголовок «История смерти», и, откровенно говоря, он лучше соответствует ее пространному содержанию, где «достижения» уступают по объему описанию «провалов» — т. е. всевозможных источников гибели, которые преследуют человечество на протяжении его существования. Амбиция автора — продемонстрировать, как смертоносность этих источников менялась по мере развития цивилизации и почему мы сейчас умираем иначе, чем наши далекие предки.

По сути книга представляет собой набор эссе, сгруппированных по относительно не связанным друг с другом темам. Для начала Дойг рассказывает про смертельные заболевания — от чумы до паразитов, которые выкашивали, а где-то и продолжают косить человечество; касается угроз, связанных с питанием (цинга, ожирение, голод); разбирается с дурными привычками — и так далее и тому подобное. Каждая история украшена россыпью занятных фактов и хорошо читается, но ни о каком цельном впечатлении о книге говорить не приходится, и тем более — о глубоких авторских выводах.

Зато можно вычитать, что 43% населения Кувейта страдает ожирением, вы знали?

«Чрезмерная любовь к сахару — не единственный пример плохой приспособленности к современному образу жизни. Древние люди, жившие в жарком и влажном климате, часто не имели достаточного количества соли в своем рационе. Поэтому у них появились гены, способствующие удержанию соли. Теперь это приспособление превратилось в дезадаптацию, которая способствует развитию гипертонии у современных людей, употребляющих соленую пищу. Нарушение наших естественных циркадных ритмов ночным освещением или неправильный режим сна также приводят к ожирению».

Напомним, что «Горький» публиковал подборку книг о том, как и почему менялось наше отношение к смерти, — почитайте.