У Бога все живы

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Иван Давыдов. Люди и города. Путеводитель по русскому Средневековью. М.: Эксмо, 2025. Содержание. Фрагмент

Джозеф Кухилл в книге «Краткая история Ирландии» высказал мысль: академическая история вовсе не равна истории популярной, но на общество популярная история влияет куда больше, чем академическая. С этим утверждением сложно поспорить. Наверное, в России, как и в других странах, где историю принято мифологизировать, использовать для оправдания всего на свете и искать в ней причины сегодняшних проблем, это особенно верно.

Вообще говоря, история это всегда интерпретация. Как тут не вспомнить «Хроники» Фруассара — как бы три отдельные летописи, охватывающие одни и те же события, не грешащие против хронологии и фактов, но с совершенно противоположными акцентами. А ведь писал их один и тот же человек!

История всегда зависит от идеологии, особенно история популярная, но, что греха таить, и академическая тут не исключение. Читатель вполне может сам проследить, как менялось отношение к нашему Ивану IV («Иван Васильич Грозный / Ему был имярек / За то, что был серьезный, / Солидный человек») от Карамзина до… Впрочем, бог с ним («Ходить бывает склизко / По камешкам иным, / Итак, о том, что близко, / Мы лучше умолчим»). Сколько за недолгую русскую идеологическую историю отношение к нему и другим нашим историческим лицам менялось кардинально, не счесть!

Возможна ли вообще неидеологическая история, особенно популярная? Вряд ли. Если в академической истории в ХХ веке были предприняты серьезные попытки преодолеть диктат «большого нарратива», устранить, назовем это так, влияние заказчика, то к концу столетия история популярная, напротив, скатилась к прямым идеологическим агиткам или к попыткам «подкупить» читателя, заинтересовать его сомнительными историями и скользкими сообщениями из жизни великих. Очередность фаворитов/любовников и подробности романов Екатерины Великой обывателю, охочему до «клубнички», интересней Константинопольского проекта.

К чести современных историков надо сказать, что за последнее время все больше профессионалов из их среды хотят ввести в популярные или почти популярные издания реальные исторические проблемы и факты, предлагают свои концепции общественного развития, выделяют важные, не общепринятые моменты, стараются привлечь внимание пытливого читателя к разным толкованиям событий, говорят об их причинах и следствиях. Вроде бы «и всем интересующимся историей» (как часто пишут в аннотациях) предоставлен большой выбор книг. Только читай! Но сможет ли поток популярной исторической литературы, действительно написанной историками, повлиять на море идеологических, плоских и «желтых» книжек, для производства которых и человек уже скоро будет не нужен?

Пожалуй, придется вступить на очень опасную территорию и сформулировать очевидное. А именно: в чем, собственно, заключается разница между потоком попсовой, идеологической, квазиисторической писанины и действительно научно-популярной литературой? С первой все более или менее понятно: попса служит для развлечения читателя. Идеологизированная «история» настаивает на готовом рецепте, единственной трактовке и оценке исторических событий. В принципе, это инструкция, и совершенно не важно, с каких позиций она написана: хороший Сталин или плохой, — главное, чтобы в ней присутствовала однозначная, не подразумевающая анализа причин и следствий оценка, которую — и только ее одну — читатель и должен запомнить. Научно-популярная же литература, в моем  понимании, дает нам материал и повод для размышления, рассказывает о событиях, но все же оставляет за нами право думать самостоятельно. 

Да простит меня читатель «Горького» за столь пространное вступление, тем более что о книге «Люди и города» мы будем говорить, исходя из совсем других оснований и наблюдений.

Начнем с названия. Первое, что бросается в глаза: такое название нельзя было представить себе 50 или даже 40 лет назад (как, впрочем, и саму книгу, конечно). Тогда книга называлась бы «Города и люди», и логика ее построения была бы совсем другой. Сначала был бы представлен город, затем из города выводился бы герой. Общество как бы порождало героя, герой был неразрывно связан с местом и с социумом. Примерно до 1986–1988 годов в начале надо было еще приводить цитаты из  основоположников марксизма или партийные характеристики городов и информацию об их экономическом развитии.  Автор нашей книги предлагает совсем другой подход и декларирует это уже в заглавии. Иван Давыдов не разделяет своих героев и места их проживания, для него они равнозначны. Мало того, сами места — это тоже герои, которые, правда, лишены субъективности, но зато не лишены способности вызывать острые чувства. И люди и города в этой книге пронизаны особым настроением, окрашиваются в очень личные  цвета.

Что же это за чувства? Что за настроение? Нежность? Симпатия? Умиление? Возможно, но предположу, что прежде всего это любовь. Автор пытается передать нам свою любовь к Родине, к ее истории — непростой истории и непростую любовь. И, на мой взгляд, Иван Давыдов справляется с этим блестяще!

Из небольших историй, картин, личных воспоминаний, зарисовок, биографий в общем-то известных героев складывается необыкновенное полотно не далекой средневековой русской жизни, а жизни нашей, сегодняшней, неразрывно связанной с прошлым.

Стоп! Но как можно любить историю! Опять «будет интересна всем любителям отечественной истории»? Что это за абстрактный любитель истории? Уж не ура-патриот ли этот любитель, свято верящий во все предложенные пропагандистские клише? Как описано у Пантелеймона Романова в рассказе «Русская душа»?

«— Наши аэропланы, брат, самые лучшие в мире. В три раза лучше немецких. У них неуклюжая прочность и только, а у нас!..

— Откуда ты это знаешь? — спросил Андрей Христофорович, которому хоть раз хотелось найти основания их суждений.

— Как откуда? Мало ли откуда? Это даже иностранцы признают. А ты, значит, не патриот?

— Кто же тебе это сказал?

— По вопросу, брат, видно, и вообще по холодности. В тебе нет подъема. Это нехорошо, брат, нехорошо».

Но нет, не совсем. Тут мы приближаемся к основному посылу книги — это мое личное мнение, и автор с ним, возможно, не согласен: чтобы любить страну, Родину, надо не только ее чувствовать, но и стараться ее понять. Именно стараться, потому что утверждение «я знаю и пониманию историю России/Англии/ Албании/Микронезии» по крайней мере очень самонадеянно.

Чувства, даже не обязательно любовь, устанавливают особые связи между субъектом и территорией, культурой, миром. Конечно, легко запутаться в терминах, которые беспрестанно подменяют друг друга: Родина, государство, страна, политический строй — да и стоит ли, Ходасевич уже позволил нам не углубляться в эту дискуссию: «И вот, Россия, „громкая держава“, / Ее сосцы губами теребя, / Я высосал мучительное право / Тебя любить и проклинать тебя». На чувственном, не рассудочно-логическом уровне это и не столь важно. Со знанием же истории все не совсем так.

Знание о прошлом исключает приватизацию страны режимом. Ну это как-то даже неудобно повторять. За свои пятьдесят с лишним лет автор сих строк, как и большинство его ровесников, родившихся в СССР, перевидал пять режимов на одной территории, фактически не выходя из дома. И каких! Страны меняли названия, кардинально перестраивали идеологию, переименовывали улицы, мелькали друзья и любовники, а земля, территория оставалась. Глобально некоторые изменения имели место, а локально, в обозримых границах:  дома, улицы, города, реки, поля — нет. Моя бабушка прожила тут с 1904 по 1990 год — сколько названий стран и формаций поменялось? Сложно и подсчитать. История помнит про все политические изменения и примиряет их, описывая пространство, долгую цивилизацию. Что есть моя Родина? СССР, или РСФСР, или Российская Федерация? Пожалуй, моя Родина — все это, а еще Российская империя, Владимиро-Суздальское княжество, Московское и Сибирское царство, Киевская Русь, Золотая Орда, Великое княжество Литовское и еще множество названий, объединенных одной культурой, одним языком, не просто территория, но пространство, связанное с чувственным восприятием единства. Правили этим пространством совсем разные правители с разным цветом и разрезом глаз,  добрые и жестокие, безбожники и святые, мстительные и великодушные. Так уж получилось.

Но что-то общее было всегда: погода, пейзаж, птицы, реки, леса, поля, селения и города с невысокими церквями, дороги. И небо! «Мне мало надо! / Краюшку хлеба / И капля молока. / Да это небо, / Да эти облака!»

Всё, всё, умолкаю. Так чем же ценна книга Ивана Давыдова? Автор объединяет героев и их места в мозаику, где каждый элемент — смальта, а не бриллиант, изумруд или яхонт. Михаил Тверской, Митрополит Филипп II, Нил Сорский, Феврония Муромская, Анна Кашинская, Блаженный Фёдор Новгородский заслуживают отдельной огранки и описания, их подвиги достойны отдельных книг (которые, слава богу, есть), но тут они осознанно представлены вместе с другими героями и с их городами. Герои очень разные, но объединенные на одном полотне по нескольким принципам. Во-первых, благодаря своей связи с местом. Во-вторых, о чем пишет сам автор в начале книги, все это «герои без лат» (Ну Тверской-то князь вполне себе носил латы, однако подвиг его, о котором говорится в книге, не ратный). В-третьих, каждый из этих героев совершил подвиг, именно подвиг — сделал то, что с точки зрения рациональной делать не следовало, чаще всего такие поступки лишь вредят героям, во всяком случае, не помогают им жить. Средневековая история России, по Давыдову, соткана из странных деяний и поступков — не только магистральных, «исторических» (описанных и воспетых), но и малозаметных. Важных для конкретного индивида, приведших к последствиям, имевшим большое значение для всего русского общества, но не зафиксированных указами и решениями дум и соборов.

Автор не историк, а журналист и поэт. Большинство рассказов о его героях и их местах приведены в исторической, духовной и даже в художественной литературе. Но автор в своей книге рассказывает о том, как он сам дошел, часто в буквальном смысле, до каждого своего героя, почему история именно этого человека привлекла его внимание и стала для него важна. Фактически Иван Давыдов оживляет своих героев и их места, приближает их к нам, делает нашими современниками, объясняет их поступки, исходя из местного колорита, политического контекста и даже из психологии. Из персонажей летописей они становятся у него людьми, каждый со своими страхами, мечтами, привычками и миссией. Чего в «Людях и городах» нет, так это идеологического пафоса, плоской карикатуры: «Касаясь трех великих океанов, / Она лежит, раскинув города, / Покрыта сеткою меридианов, / Непобедима, широка, горда».

Герои Давыдова давно умерли, но их жизнь повлияла на наше сегодня, хотя зачастую в массовом сознании их действия совершенно не связаны с изменением вектора исторического развития страны или хотя бы с каким-то влиянием на это развитие. Все они связаны не только языком и культурой, но и самим местом действия, все происходит в одних и тех же декорациях, будь то Отроч монастырь под Тверью или Успенский собор в Кремле. Именно люди связывают это невероятное пространство воедино, и не всегда это князья, цари или митрополиты, но часто и юродивые, и подвижники.

Этот мозаичный покров необходим Ивану Давыдову для того, чтобы объяснить свое отношение к Родине, перевести его с языка фанфар и гимнов на язык тенистой лесной дороги, истолковать несходимость и неделимость двух полюсов русской жизни. «Так вот судьба твоих сынов, / О Рим, о громкая держава!.. / Певец любви, певец богов, / Скажи мне, что такое слава? / Могильный гул, хвалебный глас, / Из рода в роды звук бегущий? / Или под сенью дымной кущи / Цыгана дикого рассказ?»

Может, для этого и писалась книга — чтобы понять свою любовь и объяснить ее другим?

А еще все герои «Людей и городов» — помимо того, что зачастую совершают действия в ущерб себе, — берут на себя ответственность во вроде бы повседневных обстоятельствах, но тем самым, если читать внимательно, влияют на всю нашу цивилизацию. Субъективность «малых», но самостоятельных героев объединяет их не в толпу, но в хор.

* * *

Да простит меня читатель за пустые разглагольствования и очень немногие строчки о собственно самой книге, которую стоило бы описать точно и последовательно. «Составил от былинок / Рассказ немудрый сей…». Я хотел поведать о своих даже не мыслях, а ощущениях от книги Ивана Давыдова. Может быть, сейчас важнее всего учиться жить и чувствовать свою страну?

А у Бога все живы…