Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Коля Степанян. Где. Повесть о второй карабахской войне. М.: Индивидуум, 2025
1
Почти 2,5 тысячи лет назад Ксенофонт описал в «Анабасисе», как греческое войско отправилось в качестве наемников вглубь Персии, потерпело сокрушительное поражение и затем отступало под его командованием обратно в Элладу. Одной из причин, благодаря которым эллинам удалось вернуться на родину, была их взаимовыручка даже в самых суровых и несправедливых условиях. Именно вера друг в друга позволила потерявшимся в чужих краях древнегреческим воинам в конце концов с честью вернуться на родину, а одному из них — оставить об этом походе уникальное литературное свидетельство.
Спустя 2,5 тысячи лет по крайней мере две вещи по-прежнему сопутствуют человеческой истории: война и литература. Всегда найдется человек, который огородит клочок земли, заявив: «эта земля принадлежит мне», и всегда найдется свидетель, который скажет: «я напишу об этом книгу». Иногда эти две фигуры встречаются в одной личности, и рождается автобиографическая литература, посвященная войне. Я бы даже сделал уточнение: традиционная (маскулинная) автобиографическая военная литература. Потому что бывают и исключения. Например, недавно изданный на русском сборник рассказов «На отливе войны» (1916) Эллен ла Мотт — литература автобиографическая и военная, но абсолютно выходящая за рамки традиций; возможно, она в своем гипернатурализме предвосхищает стилистические приемы будущей лагерной прозы в духе Варлама Шаламова; но это уже другой разговор.
А в более традиционной литературе о войне нередко можно встретить два типа романов. Первый — это романы, в которых герои-рассказчики преображаются в доблестную сторону по ходу описания военных сражений или испытаний. Например, упомянутый «Анабасис» Ксенофонта или дебютный роман Эрнста Юнгера «В стальных грозах» (1920). Второй тип — это романы, в которых автор делится историей не обновления, а падения или отречения рассказчика из-за исключительно негативного опыта, пережитого на войне. От «Симплициссимуса» (1669) Ганса Гриммельсгаузена до «Путешествия на край ночи» (1932) Луи-Фердинанда Селина.
Говоря иначе, военный опыт нередко был развилкой двух дорог для писателей: одна дорога вела по пути литературной сакрализации этого опыта, а вторая, наоборот, десакрализации.
Теперь же перейдем к роману Коли Степаняна «Где».
2
Роман Коли не автофикшн. Автофикциональная проза — образная. Она пишется интуитивно, как бы случайно, напоминая «стихийные» текстуальные узоры, которые по завершении авторской работы образуют «естественный» литературный орнамент. Надо называть вещи своими именами: «Где» Коли Степаняна — автобиографический роман, написанный по драматургическим законам исповедальной литературы. Такая литература — от Августина до Руссо — ставит своей задачей литературное описание трансформаций личности посредством добровольно выбранных испытаний. Это тоже ее отличие от автофикциональной прозы: последняя чаще всего посвящена травматическим событиям, которые рассказчик, как правило, не выбирал.
Здесь же есть главный герой — автор, и он несколько раз подчеркивает, что сам выбрал сюжет и своей биографии, и книги. Вот ее завязка: Коля отправляется в Армению, где втайне от родителей встает на военный учет; сюжет запускается: начинается Вторая карабахская война, или 44-дневная война, и Колю отправляют на фронт; вот сюжетные перипетии: Коля на войне становится свидетелем унизительного поражения армянской армии и старается отыскать с другими потерявшимися солдатами дорогу обратно в Армению; и развязка: Коля вместе с остальными чудом возвращается домой. Что можно добавить? Что проделана первоклассная драматургическая работа. Исповедь написана увлекательно, от текста трудно оторваться, ты прочитываешь его на одном дыхании и переживаешь сильные эмоции вместе с рассказчиком: от смеха до жалости, от страха до сопереживания.
Искусство автофикциональной прозы — в форме, в том, насколько «естественно» автор собрал пережитое. В автобиографической прозе, безусловно, наибольший интерес представляет сам сюжет. Это не означает, что какая-то из этих двух литератур лучше или достовернее. Шатобриан говорил о писателях восемнадцатого века, что в них достаточно естественности, но им не хватает естества. Возвращаясь к роману Коли: он сюжетный в силу своего исповедального характера, и сюжет в нем выступает источником а) знаний о материале, то есть о войне, описанной автором, и б) знаний о самом авторе.
Начнем с а), или со Второй карабахской войны. Что узнает про нее читатель из романа Коли? Что армянская армия, несмотря на демократическую революцию в стране, произошедшую в 2018 году, пребывала в таком же убогом коррумпированном состоянии, что и до революции. Что дискурсивный аппарат военного начальства армянской армии образца 2020 года — это язык блатных, то есть ублюдок советского ГУЛАГа, в котором любые речевые функции сведены к выстраиванию иерархий и разным формам насилия над нижестоящими по социальной лестнице. Что на карабахской войне — как со стороны армян, так и со стороны азербайджанцев — погибали в основном сельские или провинциальные мальчишки, в основном вчерашние школьники, а не городские интеллигенты и тем более не ура-патриоты, выступающие на площадях, с парламентской трибуны или за рюмкой водки на застольях; говоря иначе, присутствие московского парня Коли на этой войне — аномалия.
Что еще? Что военная бойня, описанная в романе, неизбежно вызывает вопрос: зачем? Отвечая на этот вопрос, мы получим знания насчет пункта б), то есть поймем что-то о самом авторе.
3
До начала войны 2020 года активисты как из Армении, так и из Азербайджана часто встречались друг с другом на разного рода peacebuilding мероприятиях или конференциях. Они рисовали вместе границы своих стран, пытались заново разобраться в хронологии конфликта в Нагорном Карабахе, или Арцахе, и неизбежно выступали по итогам встреч с пацифистскими речами. Но затем, когда война началась, весь этот peacebuilding как ветром сдуло, особенно про восточную сторону Арцаха, или Нагорного Карабаха. Стало ясно, что пацифистские разговоры активистов — одно, а война — другое.
Поэтому книга Коли Степаняна не станет ответом на вопрос, зачем была нужна конкретно эта война. Свой ответ, повторюсь, найдется как у армян, так и у азербайджанцев. Но литература может — и порой даже берет на себя ответственность — давать ответы на более абстрактные вопросы: а зачем человеку вообще война? Говоря иначе, что об этом думает сам автор романа «Где»?
«Думаю, именно тогда я начал мечтать, — говорит Коля в первой части романа, описывая тяжелое московское детство. — Одна-единственная мечта, не покинувшая меня ни разу на протяжении всей осознанной жизни. Когда-нибудь я сам стану Писателем». Коля действительно становится писателем, но для этого ему пришлось пройти — помимо травмирующего школьного опыта — еще и через травмирующий опыт войны. Говоря иначе, тот вывод, к которому приходит автор, — и сообщает об этом читателю как самую важную мысль романа, дублируя ее в эпилоге, — заключается в том, что он прошел свой путь к писательству, не подозревая, что этот путь будет именно таким. Он как бы не отвечал за свое «я», пока шел по этому извилистому биографическому пути. Говоря иначе, без войны он не стал бы писателем, а значит, не исполнил бы свою мечту. И помог ему в этом «голос совести, голос правды» — как нетрудно догадаться, имеется в виду голос христианского бога, поскольку эта метафора используется постоянно в новозаветной литературе и особенно у евангелиста Иоанна.
По правде говоря, я испытал двойственные чувства из-за эпилога и отношения автора к собственному пути. Я понимаю его позицию и ни секунды не ставлю под сомнение его мужественность, и даже махну рукой на исхоженность сакрализующих военный опыт литературных троп в духе какого-нибудь последнего рыцаря Европы. Но вот что вызывает досаду, так это использование религиозных метафор для объяснения поворотов собственной судьбы. В истории мировой литературы накопилось достаточно инструментов, чтобы писатели расшифровывали иероглифы собственной судьбы самостоятельно, без обращения к внешним услугам. Надеюсь, что в будущих книгах автор оценит по достоинству богатство и независимость литературы, которая не нуждается ни в чьей сторонней помощи для интерпретации любых вопросов жизни или смерти.
Тем не менее я снова и снова размышлял о прочитанном романе, стараясь посмотреть на него с разных сторон, особенно по ходу работы над рецензией, и вдруг понял, что самое важное для меня послание этой книги, вполне возможно, прочитывается вразрез с авторскими намерениями. Что именно?
В фильме Робера Брессона «Приговоренный к смерти бежал, или Дух дышит, где хочет» (1956) мы узнаём историю военнопленного, который пытается совершить побег из нацистской тюрьмы в оккупированном Лионе в 1943 году. Этот пленный, несомненно, очень мужественный человек, наделенный невероятной смекалкой. Но сбежать из тюрьмы ему удается исключительно благодаря помощи и солидарности других заключенных. Говоря иначе, тот самый евангельский дух, который дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда он приходит и куда уходит, — по крайней мере в кинематографе Брессона — это дух помощи, дух протянутой руки: когда ты понимаешь, что спасение собственного «я» возможно только через протянутую руку другому.
Война, описанная Колей Степаняном в романе «Где», не должна оставлять сомнений у читателя: она, безусловно, является деструктивным событием в человеческой жизни. Но, размышляя об этом романе, я не могу не порадоваться хотя бы тому, что эти мальчишки, оказавшись в военном аду, не бросили друг друга, что они вместе, протягивая руки помощи, вернулись в свою Элладу — в Армению. И это становится самым важным посланием книги.