Мэри Элиз Саротт. Коллапс. Случайное падение Берлинской стены. М.: Individuum, 2019. Перевод с английского Максима Леоновича. Содержание
О причинах падения Берлинской стены сложились мифы, научные теории, исторические нарративы. Некоторые исследователи считают, что открытие границ было личной заслугой последнего лидера ГДР Эгона Кренца или экс-канцлера ФРГ Гельмута Коля. Или стало итогом некоего секретного плана мировых держав, наделенных высшей властью в разделенном после войны Берлине. Или было благородной инициативой то ли Рональда Рейгана, то ли Михаила Горбачева.
Согласно еще одной точке зрения, сильно преувеличена роль как политиков, так и населения Восточной Германии, устраивавшего протесты и митинги летом и осенью 1989 года. В рамках этой логики, если бы Берлинская стена не пала 9 ноября 1989 года, то это неизбежно случилось бы позже в силу накопившихся политических, социальных и экономических проблем в Восточной Германии.
Помимо этого, в научно-популярной среде (в качестве примера — справка немецкого Государственного центра политического образования или исторический подкаст BBC) уже сложился привычный нарратив о цепочке событий, повлекших за собой падение Берлинской стены: приход к власти «Солидарности» в Польше, перезахоронение в Венгрии тела лидера венгерского восстания 1956 года Имре Надя, кризис беженцев летом и осенью 1989 года, октябрьский стотысячный митинг в Лейпциге, политические перестановки в правительстве Восточной Германии и, наконец, роковая ночь 9 ноября — все это следовало друг за другом и привело к воссоединению двух Германий.
Мэри Элиз Саротт в своей книге развенчивает мифы и дополняет утвердившийся нарратив новыми, не укоренившимися в исследовательской традиции фактами. За советами и помощью она обращается к двум исследователям: Алексису де Токвилю и Марку Блоку.
У Токвиля она заимствует высказывание, касающееся Французской революции: «Токвиль пришел к выводу, что смягчение деспотии старых элит во Франции XVIII века не только не удовлетворило людей, но воодушевило массы идти на насилие, требуя перемен. Как только забрезжила возможность изменить ситуацию, приемлемые прежде условия мгновенно стали невыносимыми». Саротт подчеркивает, что наблюдение Токвиля поразительно подходит к берлинскому 1989 году, когда одна-единственная непродуманная уступка правящего режима привела к революции.
Только между событиями в Восточной Германии и Франции XVIII века есть одно существенное различие: в Восточной Германии революция протекала мирно. Жителей Саксонии ужасала перспектива кровопролития, подобного тому, что произошло в Китае на площади Тяньаньмэнь, — и вдохновлял пример Мартина Лютера Кинга, проповедовавшего ненасильственное гражданское сопротивление. Именно к его авторитету и идеям ненасильственной борьбы апеллировали организаторы ключевого октябрьского митинга в Лейпциге, после которого стало ясно, что ГДР осталось существовать недолго. Сама же революция в Восточной Германии выглядит как предтеча современных мирных революций.
У Марка Блока, одного из основателей школы «Анналов», Саротт заимствует методологическую установку: «Причины, предостерегал Марк Блок, нельзя постулировать — ни в истории, ни в политике, ни в любой другой области. Вместо этого их нужно искать и устанавливать. И во время этих поисков мы не должны допускать ошибку и судить задним числом, считая, будто случившееся было неизбежно». Иначе говоря: опровержение мифов вокруг падения Берлинской стены возможно исключительно путем понимания того, как это произошло. Под как подразумевается скрупулезное описание конкретных действий конкретных людей летом и осенью 1989 года в Восточной Германии — как сверху, в политических кругах ГДР, так и снизу, среди вольных и невольных участников протестных движений в Саксонии и Берлине.
Каждая глава в книге посвящена тому или иному этапу развития конфликта между гражданским населением и правящим режимом. Саротт описывает, как с июня по ноябрь 1989 года население Восточной Германии усиливало свое неповиновение власти, а режим — вместо того, чтобы прислушаться к гражданам, — перекладывал свои обязательства на соседние страны или ждал спасительной помощи от Кремля.
Тщательное документальное описание повседневных событий, предшествовавших падению Стены и случившихся в день открытия границ, подводит Саротт к итоговому заключению: «Падение Стены не было подарком от политических элит — восточногерманских или каких-либо других, — и оно никоим образом не было предопределено. Открытие границ стало результатом совокупности действий непосредственных участников (и их незаурядной смелости) и случайных событий. Все эти факторы сложились в четкой, но совершенно незапланированной последовательности».
Саротт заверяет свою точку зрения, описывая отношение мировых лидеров к новостям о падении Стены. Все крупные западные и восточноевропейские политики были искренне удивлены. Ни в Москве, ни в Западном или Восточном Берлине, ни в КГБ, Штази или разведывательных службах западных оккупационных держав не ждали падения Берлинской стены 9 ноября 1989 года. Показателен отклик Маргарет Тэтчер, которая первым делом выразила неочевидное беспокойство по поводу этой ситуации — «не из-за ее стихийности, а потому, что она могла спровоцировать всплеск национализма в Германии». По воспоминаниям одного из ее помощников, «премьер-министр была откровенно шокирована зрелищем того, как Бундестаг (парламент ФРГ) встал, чтобы хором спеть Deutschland über alles, когда объявили новости о событиях у Берлинской стены».
Первостепенную роль в падении Стены Саротт отводит случаю, непредвиденным обстоятельствам и, главное, позиции действующих лиц — обыкновенных жителей Восточной Германии: пограничников, рабочих, диссидентов, чиновников, священников, репортеров, матерей. Именно они, а не мировые политики, были носителями многочисленных увечий: сорокалетней оторванности от своих сограждан, сложной памяти о своем прошлом, гибели тысяч соотечественников, пытавшихся перебежать границу, нескончаемого потока беженцев, не желавших оставаться на родине. Сердце ее книги — истории этих людей и их проблем на фоне масштабных исторических перемен.
Казалось бы, такая перспектива давно стала нормой в современном западном просвещении. Авторам любого историко-просветительского продукта (подкаста, книги или публичной лекции) очень желательно подчеркнуть, что в центре внимания — истории простых людей, потому что ХХ век — это в первую очередь трагедия простого, никому не известного человека.
Однако в последней главе Саротт с сожалением констатирует, что после падения Берлинской стены непосредственные участники ключевых событий — те самые пограничники, диссиденты, репортеры — были практически забыты, причем не только современниками. Многие исследователи до сих пор принимают за чистую монету утверждение Эгона Кренца о том, что падение Стены было его заслугой, или отводят самую важную роль Михаилу Горбачеву, словно запамятовав, что в его планы никогда не входило прекращение оккупации разделенной Германии. А те исследователи, которые признают хаотичность процесса открытия границы, все равно преуменьшают значение роли граждан, равно как и мирной революции 1989 года. Обиднее же всего пришлось восточным немцам: в нарративе о падении Стены они так и остались пассивными получателями блага, дарованного им сверху властями или Западом. Одной из основных задач Саротт было возвращение имен и значимости этих людей в нарратив о падении Берлинской стены.
Мэри Элиз Саротт
В современной культуре мемориалов Берлинской стены, как и в академическом и просветительском поле, идет интересное столкновение двух позиций: одна из них прославляет падение Стены и подчеркивает триумфальную роль мировых политиков, а вторая — акцентирует внимание на бесчеловечности Стены и памяти о погибших.
В Фултоне, штат Миссури, — там Черчилль произнес знаменитую речь о железном занавесе, — находится огромная инсталляция с целыми секциями Стены, в президентских библиотеках выставлены куски Стены, а в ротонде Капитолия США установлена статуя Рональда Рейгана, у ног которого лежат обломки бетона от Стены. Саротт почему-то не упоминает, что в 2010 году в Берлине была открыта скульптурная композиция «Отцы единства»: бронзовые бюсты экс-канцлера ФРГ Гельмута Коля, а также Михаила Горбачева и Джорджа Буша-старшего; якобы именно эта тройка внесла самый значительный вклад в мирное воссоединение Германии. А совсем недавно, 3 октября 2020 года, в День германского единства, в Саксонии был открыт еще один памятник Горбачеву — и это не может не вызвать улыбку, учитывая, что его прямая заслуга в падении Стены состояла в том, что с 7 по 9 ноября, когда решалась судьба Восточной Германии, никто из ее руководителей не смог до него дозвониться: Кремль был занят празднествами очередной годовщины Октябрьской революции.
Вместе с этим до недавнего времени в Германии отсутствовали крупные памятники Стене, и это, по мнению Саротт, «положительно характеризует позицию современных немцев». Скромные мемориалы — например, хрупкие информационные панели на Борнхольмер-штрассе — не бросаются в глаза и вряд ли вызовут чувство национализма и упоения победой, чего опасалась Тэтчер. Небольшие мемориалы вдоль бывшей Стены находятся в основном там, где были убиты люди, пытавшиеся ее перейти. Есть мемориал на Бернауэр-штрассе, и он тоже посвящен сохранению памяти о бесчеловечности Стены, а не прославлению ее падения.
Но в мае 2020 года началось строительство мемориала «Свобода и единство» — первого крупного памятника, прославляющего единство страны в 1989 году. Строительство этого мемориала уже вызывает массу вопросов у немцев, особенно у жителей Восточного Берлина и Саксонии — тех, кто принимал непосредственное участие в мирной революции. Как замечает Саротт, нам еще предстоит понять, было ли это решение мудрым.