Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Евгений Попов, Михаил Гундарин. Фазиль: опыт художественной биографии. М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2022. Содержание
Выход первой биографической книги о Фазиле Абдуловиче Искандере — именины 
сердца, лишь слегка омраченные эксцентрикой Евгения Попова, решившего начать книгу о великом писателе следующим образом: «На наших глазах мир сходит с ума. Не тот советский, что „во всем мире“ плюс „дружба народов“, а МIР вообще. Распад! Америка, что всегда была светом в окошке для уставших от „развитого социализма“ россиян, целует ботинки неграм и бежит, теряя обмундирование, из Афганистана». Конечно, кто мы такие, чтобы советовать вымыть рот с мылом президенту русского ПЕН-центра, подписанту эпохального письма в «Литературной» «газете» и любителю непонятно что обозначающего словосочетания «имперский писатель», но не сомневаемся, что у автора гениальных «Созвездия Козлотура», «Детства Чика» и «Сандро из Чегема» все это вызвало бы не меньшую оторопь, чем у нас.
Однако российская жизнь сложна, и даже тот, кто одной рукой приводит аргументы в пользу утопления котят, другой вполне может написать (в соавторстве с Михаилом Гундариным, сочинившим прежде книжку о самом ЕП) содержательную биографию сына депортированного в Иран перса и полуграмотной абхазской женщины, который стал крупнейшим и до сих пор не оцененным по-настоящему русским литератором. Непонятно, почему Искандер удостоился такой чести только теперь; непонятно, почему он не получил Нобелевскую премию; непонятно, почему его не прославляют на каждом углу: всего этого он заслуживает и заслуживал как мало кто. Основной лейтмотив книги — то, что природа искандеровского гения не вполне понятна, — справедлив, и множество деталей и фактов, недоступных прежде заинтересованной публике, дела ничуть не проясняет, да в этом, вероятно, и нет особой нужды. Как получилось, так и получилось, наша же задача заключается в том, чтобы постараться лучше понять мир Искандера, природу его юмора, и не дать затоптать его блестящий ум, мудрую гуманность и оптимизм вонючими кирзовыми сапогами, громыхающими поблизости.
«Кстати, о национальности. Для поступления в университет надо было выправить документы, восстановить свидетельство о рождении. В графе „Национальность“ у Искандера появилась краткая и энергичная, но на русский манер неприличная надпись: „персюк“. Возможно, что неведомый сухумский клерк старался как мог, но с русским у него были большие нелады. В других анкетах он стал для канцеляристов абхазом».
Джорджо Агамбен. Куда мы пришли? Эпидемия как политика. М.: Ноократия, 2022. Перевод с итальянского Вячеслава Данилова. Содержание
В эту книгу вошли короткие тексты Джорджа Агамбена (у него сегодня юбилей), которые философ написал в месяцы пандемии коронавируса — кстати, она еще не кончилась. Если вы вдруг не читали что-то из них онлайн, напомним центральную мысль: карантинные ограничения, принятые государствами для противодействия ковиду, служат идеальной иллюстрацией агамбеновской идеи о том, что «чрезвычайное положение» есть «парадигма современности».
Когда записки Агамбена репостили в телеграме, принято было хихикать, дескать, совсем дед поехал, ковид отрицает. Во-первых, не отрицает, а во-вторых, действительность подкинула немало доводов в пользу того, что итальянец оценивает ситуацию довольно трезво. В пользу этого говорят как минимум два факта. Пластичность, с которой россияне — и не только, конечно, они — встретили карантин и изоляцию, убедили власть имущих в том, что народ «с пониманием» встретит куда более крутые инициативы. В единстве же западных антироссийских мер после 24 февраля, говоря вполне безоценочно, проступает логика барьерной изоляции разносчика смертельной инфекции.
В общем, есть основания полагать, что и другие, пока не замеченные интуиции автора Homo sacer могут нам вскоре понадобиться (правда, придется прорваться через интересный перевод).
«Закономерно поставить вопрос: можно ли еще такое общество продолжать считать человеческим или утрату непосредственного общения, лица, дружбы, любви действительно можно компенсировать абстрактной и, предположительно, абсолютно фиктивной безопасностью для здоровья?»
Джеймс Хартинг. Орнитология Шекспира. М.: lutra, 2022. Перевод с английского Александра Филиппова-Чехова. Содержание
Имя натуралиста Джеймса Эдмунда Хартинга (1841—1928) уже хорошо известно заинтересованному читателю, как и его книга «Орнитология Шекспира» — несколько лет назад она уже выходила в издательстве libra и моментально стала нишевым бестселлером. Новое издание выпустило lutra — на сей раз этот труд переложил на русский язык лично Александр Филиппов-Чехов.
Хартинг составил подробнейший авиарий Шекспира, собрав под одной обложкой едва ли не все случаи упоминания птиц в творчестве английского гения (сцены охоты в этом издании, впрочем, пришлось вырезать, поскольку они «в настоящее время, когда сохранение живой природы и биологического разнообразия является главной задачей человека, выглядят неуместно»).
Из этой книги вы узнаете, почему феи в «Комедии ошибок» дружески болтают не только с гоблинами, но и совами; как черный дрозд оказался белой вороной, а также научитесь отличать настоящего коршуна от канюка обыкновенного. «Орнитология Шекспира», как и многие другие вещи, изданные lutra (например, «Зимой» и «Летом» Эллиота Лавгуда Гранта Уотсона), проиллюстрирована изысканными рисунками Чарлза Фредерика Танниклиффа — одного из выдающихся анималистов XX столетия.
«Раб Калибан в „Буре“ обещает:
Я покажу сойчиное гнездо <...> Идем со мной.
Предложение столь заманчиво, что пьяница Стефано перебивает: „Веди без дальних слов“».
Владимир Бабков. Игра слов. Практика и идеология художественного перевода. М.: Corpus, 2022. Содержание
Владимир Олегович Бабков — выдающийся переводчик, его стараниями на русском стали доступны произведения Иэна Макьюэна, Питера Акройда, Джулиана Барнса, Дж. М. Кутзее и многих других живых и не очень классиков англоязычной литературы.
Книга адресована прежде всего начинающим переводчикам, но ни в коем случае не позиционируется автором как учебник. В первую очередь это свод размышлений о творческой природе художественного перевода, сопровожденных ценными советами от человека, посвятившего этому делу всю сознательную жизнь. Кроме того, Бабков указывает, какие ошибки допускают изучающие иностранные языки по традиционной школьной методике (самая распространенная — заучивать слова, а не фразы, а потом удивляться, почему грамматически верно составленное предложение несет нулевую смысловую нагрузку).
На страницах книги читатель встретит сравнительный анализ разных методов перевода, узнает их плюсы и минусы, которые могут ускользать от читателя, не владеющего профессиональной оптикой. А одна из основных мыслей, проходящих через всю «Игру слов», проста, но мы о ней постоянно забываем. Звучит она так: лучше не переводить ничего, чем переводить то, что не нравится, заключая же с собой компромиссы, мы раз за разом теряем частичку себя. Об этом, в общем-то, не стоит забывать не только переводчикам.
«С одной стороны, переводчик не отвечает за автора: сам виноват, пусть сам и расплачивается. С другой — оба делают общее дело, и чем качественнее будет результат, тем выгодней для обоих. Поэтому если вы абсолютно уверены, что автор допустил ошибку нечаянно и она малосущественна (потому что серьезных ошибок хороший писатель допускать не должен и извинять его за них нельзя), то почему бы ее не исправить?»
Дуглас Дэвис. Смерть, ритуал и вера: риторика погребальных обрядов. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с английского Ксении Колкуновой. Содержание
Автор — один из ведущих западных исследователей смерти, религиовед и философ, автор «Краткой истории смерти» (2005), с которой отечественный эксперт Сергей Мохов рекомендовал начинать знакомство с темой. Пока «Краткую историю смерти» не перевели, с чистым сердцем отсылаем к классическому труду (1997).
В этой обзорной, систематизирующей работе Дэвис представляет и анализирует всю сложную машинерию, выстроенную человеческой культурой и обществом в попытке сдержать и объяснить смерть. В предисловии ученый формулирует фокус исследования так: «слова против смерти». В категорию этих «слов», или, говоря шире, языковых средств, помогающих приспособиться к факту смерти и приспособить его к себе, Дэвис относит многообразные практики и погребальные обряды.
Помимо относительно очевидных вещей вроде кремации в разных культурах или аскетических подвигов индийских агхори, исследователь касается куда более тревожных тем — публичной казни и геноцида.
«Труп поднимается из костра дымом, превращающимся в облака и в дождь, который, в свою очередь, рождает овощи, то есть пищу, и та, в свою очередь, разумеется, становится мужским семенем».