Пол К. Фейерабенд. Убийство времени. Автобиография. М.: Rosebud Publishing, 2021. Перевод с английского Виктора Зацепина. Содержание
Пол Фейерабенд — один из самых ярких и неординарных философов XX века. Он ускользает от любых определений и клише, ученый, методолог науки и ее яростный критик, университетский профессор, всю жизнь воевавший с академическими кругами. Фейерабенд мечтал о карьере оперного певца (много занимался и выступал), а однажды отказался от предложения Брехта стать его помрежем. Автобиография этого австро-американского протея «Убийство времени» — не исповедь, не попытка сформулировать финальную версию мифа о самом себе; это остроумная апология непостоянства (и ее тихое опровержение).
Книга начинается с детских и юношеских воспоминаний автора, не слишком отчетливых, почти летаргических. Фейерабенд родился в Вене — и город этот кажется каким-то карикатурным странным местом из печальной сказки. С родителями у юного Пола особой близости не было. Его мать покончила с собой, а отец (часто посещавший взрослого Фейерабенда во снах) оказался навсегда неприкаянной фигурой. Многочисленные родственники появлялись и исчезали — бесконечная семейная трагикомедия, о которой автор пишет иронично и отстраненно.
«Дядя Каспар был лысым господином с дерзкими усами, а кроме того, у него не было указательного пальца. Практически по каждому вопросу он имел очень твердое мнение. „Дисциплина полезна для души”, — говорил он мне и подкреплял сказанное затрещиной. В шестьдесят пять он женился на двадцатилетней; когда ему было шестьдесят шесть, они развелись. Тетушка Юлия была мрачной старой девой со скрипучим голосом. Она пыталась выйти замуж, но оставила все попытки после того, как один из потенциальных супругов отчалил с ее сбережениями».
Фейерабенд был подростком, когда Гитлер пришел к власти и присоединил Австрию к Германии. Кажется, для молодого человека, одержимого знаниями, это событие должно было стать серьезным вызовом (для рефлексии как минимум). Но Пола оно оставило почти равнодушным. Его родители (как и многие немцы-австрийцы) завороженно слушали по радио умело срежиссированные выступления вождя Третьего рейха, повсеместно пропагандировались идеи телесного совершенства и отождествления фашизма с Древним Римом, а в школах ученики-евреи стали подвергаться все большему остракизму. Фейерабенд, с одной стороны, покидал собрания гитлерюгенда под предлогом того, что ему нужно идти на мессу (а дома всячески издевался над аргументацией «Майн Кампфа»), а с другой — ходил по домам прогульщиков, чтобы приводить их на встречи.
Автор пишет, что почти не заметил, как оказался на войне. Он воевал на Восточном фронте, был трижды ранен (что на всю жизнь привязало его к костылям и сделало импотентом), получил Железный крест и стал лейтенантом. Но для Фейерабенда вся эта чудовищная бойня означала лишь одно: невозможность зачитываться книгами и заниматься своими делами. Он был слишком нелояльным к любой триумфальной идеологии, чтобы разделять идеи нацизма, и чересчур большим индивидуалистом для участия в сопротивлении. И если всю свою жизнь Фейерабенд восхитительно-экстравагантным образом убивал время сам, то война убивала его время (и, кажется, раздражала этим больше всего).
«Я скоро почувствовал себя лучше, но был все еще парализован ниже пояса. Однако горевал я не так сильно. И даже встревожился, когда один из пальцев на ноге стал шевелиться: „Не сейчас, — говорил я ему, — погоди, пока война закончится”. Я не переживал, что стал калекой, и хранил спокойствие: болтал с соседями по палате, читал романы, стихи, детективы и разнообразные очерки».
Фейерабенд почти не описывает ни боль, ни страдания, ни жуткие условия жизни в послевоенное время — не герой и не жертва, он страстно увлечен физикой, астрономией, философией, оперой, театром и женским полом. Он поступает в университет и довольно быстро знакомится с ведущими интеллектуалами того времени (хотя от слова «интеллектуал» его бы вывернуло). Настоящей alma mater становится для него Альпбах, небольшая тирольская деревушка, ставшая центром для ученых, художников и политиков со всего мира. Там он сходится с Карлом Поппером, знаменитым философом и основоположником критического рационализма; сначала попадает под очарование его трудов, а затем, естественно, от них дистанцируется (Поппер в книге вообще становится фигурой нарицательной — ему достается на орехи постоянно по причине авторитарности выдвинутых им идей).
Карьера Фейерабенда кажется головокружительной: инвалид войны много и вдохновенно поет, взахлеб читает все подряд, от Аристотеля до Нильса Бора, откалывает шутки, путешествует, неустанно говорит (он был создан для аудитории), переводит, публикуется в научных журналах, раздражает и обольщает научное сообщество, женится, разводится и, наконец, оказывается штатным профессором Калифорнийского университета в Беркли. Затем Фейерабенд будет читать лекции и преподавать в самых престижных вузах мира: Окленд, Йель, Лондон, Цюрих, Брайтон, Сассекс et cetera. Везде он чужой среди своих, слишком экстравагантный для академиков, с легкостью поучающий физика-теоретика Рудольфа Пайерлса, тесно общающийся с эсхатологом и исследователем иудаизма Якобом Таубесом и крутящий роман с актрисой Роэн Маккалох. Вот он описывает вечеринки в лондонском доме своего друга Имре Лакатоса, английского философа-неопозитивиста, ученика Дьёрдя Лукача:
«Имре купил дом для представительских целей. В нем была кухня, ванные комнаты, большая гостиная, а библиотека Имре располагалась на втором этаже. Сначала гостям показывали сад, потом их кормили, а затем всех провожали наверх, чтобы вести серьезные разговоры. Меня часто приглашали за компанию. Мне были по душе сад и ужин, но, предвосхищая дальнейшее направление разговора... я оставался на кухне и помогал Джиллиан с посудой. Некоторые гости не знали, как реагировать на такое поведение. Мужчины, особенно ученые, должны участвовать в спорах, а намывать тарелки было женским делом. Имре говорил им: „Не беспокойтесь, Пол просто анархист”».
В «Убийстве времени» очень много описаний опер и выдающихся голосов, но практически нет политики. Фейерабенд так сильно не вписывался ни в какие коллективы, столь стремительно атаковал авторитеты, что идти под любыми знаменами ему было дискомфортно. Однако студенческую революцию, которую он застал в Беркли, Пол скорее поддерживал — точнее, поддерживал идею протестов, необходимость что-то коренным образом менять. Вообще, он предпочитал Америку Европе во многом из-за того, что в США можно было встретить людей разного цвета кожи, принадлежащих различным культурам. Фейерабенд враждебно относился к идеям окультуривания одних народов другими.
«С учетом того, сколь многому научились культуры друг у друга, и принимая во внимание, сколь изобретательно они преобразили материал, собранный таким образом, я пришел к заключению, что всякая культура потенциально является всеми культурами и что особенные культурные черты — это изменяющиеся проявления единой человеческой природы».
Знаменитая книга Фейерабенда «Против метода» стала для него источником и всеобщего внимания, и травмы. В ней он раскритиковал не только философию науки, но и науку как единственный метод познания мира; сообщил, что нет единственного здравого смысла (но их множество), а великие научные движения вдохновлялись, например, религиозными мотивами. Ученые (или те, кто себя так называет) взвились над Фейерабендом как растревоженные осы, ведь он напал — немыслимо — на сакральность научного знания. Волну гневного хайпа подхватили многие, и в «Убийстве времени» автор приводит очень смешную рецензию одной рассерженной феминистки, прочитавшей «Против метода» как боевой маскулинный вопль.
Многим не понравился и стиль Фейерабенда, далекий от приторного научного языка. Философ всегда любил изъясняться внятно и понятно (а диалог и спор предпочитал письму). Собственно, и автобиография написана простым отчетливым языком, отдающим предпочтение шутке или афоризму, а не сложному синтаксису или специальной терминологии. И если до появления «Научного метода» академический мир недолюбливал Фейерабенда дозированно (в тех местах, где он появлялся), то теперь это стало массовым явлением.
«Постепенно я познакомился с „интеллектуалами”. Это очень специфическое сообщество. Они имеют особый метод письма, особенные чувства и, кажется, думают о себе как о единственных законных представителях человечества, что на практике означает всех прочих интеллектуалов... Сейчас это сообщество слегка заинтересовалось мной — оно подняло меня до уровня своих глаз, немного поразглядывало и выбросило обратно. Придав мне тот уровень важности, о котором сам я и не помышлял, они нашли у меня массу недостатков и в итоге потеряли ко мне интерес».
Убивать время можно по-разному: Фейерабенд это делал, изучая квантовую физику, электродинамику, историю, древнегреческую философию, догматику, методологию, позитивизм, классическую и современную оперу, литературу, массовую культуру, антропологию, etc. Он искал знания везде, атаковал косность и узость мышления, вступал в полемику со всеми и с самим собой — неудивительно, что финал автобиографии (внимательно переведенной Виктором Зацепиным) противоречит многому, что в ней написано.
В конце жизни Фейерабенд встретил Грацию, любовь всей своей жизни. Последние страницы наполнены огромной нежностью и теплотой, желанием остановить мгновение и вместе с любимым человеком продлить время, которое он так неистово убивал. Этот парадоксальный лиричный финал кажется столь естественным для того, кто всегда сомневался в любых твердых убеждениях.
«Теперь мне представляется, что главную роль играют любовь и дружба и что без них даже благороднейшие достижения и самые фундаментальные правила становятся блеклыми, пустыми и опасными... Любовь выманивает людей из их ограниченной „индивидуальности”, она расширяет их горизонты и преображает каждую вещь на их пути... Она не подчинена ни воле, ни интеллекту, но является результатом счастливого стечения обстоятельств. Это дар, а не личное достижение».
На «Горьком» также можно прочитать фрагмент, в котором Пол Фейерабенд рассказывает о знакомстве с Карлом Поппером и о том, почему их пути вскоре разошлись.