Фигль-Мигль. Эта страна. СПб: Лимбус-пресс, 2017
Фигль-Мигль пишет романы-ульи: компактные, населенные суетящимися персонажами и гудящие бесконечными разговорами. Собственно, разговоры и есть основная ткань любого текста писательницы. Действие, будь то опасные приключения в постапокалиптически-средневековом Петербурге или детективная история с участием кинокритика и говорящей собаки, легко отодвинуть за кулисы. А вот бесконечные дискуссии, словесные стычки и необязательную болтовню, которой персонажи заняты большую часть времени, никак невозможно. Поэтому, если вы еще не сталкивались с фигльмиглевской прозой, подумайте: любите ли вы сконцентрированную полифонию, где что ни персонаж, то четко и подробно артикулированная позиция, а драка или любовная сцена через три строчки сводится к тому, что участники закурили и вслух, сыпля афоризмами и говорящими паузами, осмыслили произошедшее. Чтобы никого не напугать сверх меры, стоит оговориться: написаны эти бесконечные диалоги, внутренние монологи и сольные выступления повествователя в общем блестяще — умно и остроумно. Но порой все же нестерпимо хочется по-учительски вскрикнуть «давайте послушаем тишину!» А то и хлопнуть кулаком по столу.
«Эта страна» тоже роман в целом разговорный, но с изобретательной сюжетной завязкой и криминальной начинкой. В не слишком отдаленном будущем президент РФ одобряет нацпроект, вдохновленный «Философией общего дела» Николая Федорова. Ученые воскрешают генофонд, репрессированный за годы советской власти: расстрелянных, умерших в заключении и покончивших жизнь самоубийством. В список неподлежащих воскрешению попадают Сталин, Троцкий и другие «пассионарные вожди». Воскрешенным выдают особые документы, избавляют от опасных болезней, выплачивают пособие и разрешают селиться за пределами столиц. Улицы малых городов наводняют большевики, эсеры, анархисты и участники других многочисленных партий и объединений, которые тут же принимаются выяснять политические отношения, проводить агитацию среди населения и не слишком рвутся интегрироваться в XXI век. Местное население, правда, ходячих мертвецов тоже сторонится.
Связь поколений приходит с типичным фигльмиглевским героем — рефлексирующим интеллигентом Сашей Энгельгардтом, который приезжает в провинциальный город Филькин на междисциплинарную конференцию «Смерть здравого смысла». Одновременно в Филькин прибывает полковник ФСБ Татев. Они и еще несколько десятков персонажей оказываются втянутыми в историю с пропажей мафиозных денег, в которой подозревается и «новое», и «старое» население городка. Впрочем, при такой богатой фактуре детективная линия прежде всего выполняет функцию лески, на которую нанизываются судьбы, конфликты и экскурсы в политическую историю России.
Как нетрудно догадаться, приключения воскрешенных становятся материалом для размышления об устройстве «этой страны» примерно в любом веке. Версий и частных историй читателю хватит за глаза. Доцент Энгельгардт носится с идеей покаяния перед жертвами репрессий за то, что потомки, извините, просрали страну, которой расстрелянные строители коммунизма так и не увидели. Тем временем революционеры снова планируют революцию, провокаторы провоцируют, крестьяне хотят земли, священники — Бога, чиновники удивляются, почему народ недоволен, а народ недоволен и регулярно вспоминает, что товарищ Сталин умел наводить порядок. «Расклады меняются, игра все та же», — объясняет мудрый бандит по фамилии Расправа. А автор, очевидно вошедший после «Щастья» и «Волки и медведи» во вкус романов с продолжением, коротко сообщает: конец первого тома. Продолжение, стало быть, следует.
Андрей Рубанов. Патриот. М.: Редакция Елены Шубиной, 2017
У Сергея Знаева, рефлексирующего мужчины средних лет и литых принципов (например — в ресторанах заказывать только рыбу; каждые семь лет начинать жизнь заново), проблемы: магазин с провокационной концепцией, в который он вложил все деньги, катится к банкротству из-за предприимчивых сетевиков-конкурентов; все имущество заложено из-за долгов — и все равно расплатиться денег не хватает; здоровье шалит; семья рассыпалась — к тому же невесть откуда возникает прежде неведомый второй сын, почти взрослый. Знаев по привычке хватко пытается разрулить жизнь: жрет таблетки, учит детей уму-разуму, мчится куда-то на мотоцикле, дерется, гоняет чертей (в буквальном смысле) — и как будто сам не замечает, что уже обречен. Между тем зудящий фоном телевизор рассказывает про кровь Донбасса — и зовет, зовет, зовет проливать свою.
Последний раз со Знаевым — героем, в одном теле и характере воплощающего все то, с чем Рубанов заявил себя в литературе, — читатель виделся аж в 2008-м году в романе «Готовься к войне»: тогда он как раз придумал одноименный магазин, который в новой книге терпит неизбежный крах. С тех пор Рубанов успел оказаться самым многофункциональным и продуктивным писателем в своем поколении, побывать фантастом, журналистом, сценаристом и виртуозом короткой формы — и замолчать на пять лет, чтобы вернуться с материалом и героем, которые настолько безукоризненно соответствуют его исходному патенту, что даже удивительно. Простые предложения, в которые уложены аскетичные жизненные мудрости, обыкновенно снабжаемые эпитетом «мужские»; хлесткие и точные диалоги; рефлексия на мотоцикле, несущемся по забитым более габаритным транспортом улицам; флешбеки из 90-х — все это РубановТМ, Рубанов-бренд. Справедливости ради, писатель и сам это понимает — да и героя, кажется, в конечном итоге губят именно тщетные попытки совпасть с нынешним временем, упрямое неумение отказаться от себя самого. Однако тлеющего энергетического заряда, которым искрили все прежние «знаевские» вещи Рубанова, на пять сотен страниц «Патриота» просто не хватает — и в том, что один из самых решительных и харизматических героев современной русской литературы заканчивает свою жизнь в литературе отказом принять решение, чувствуется не столько симптоматика эпохи, сколько усталость материала. С другой стороны, патриотом тут оказывается человек, который едет на пляж, вместо того чтобы ехать на войну, — по нынешним временам и это уже немало. (текст: Александр Горбачев*Признан властями РФ иноагентом., «Медуза»*СМИ, признанное в России иностранным агентом и нежелательной организацией)
Юлия Яковлева. Вдруг охотник выбегает. М.: Издательство «Э», 2017
Ретродетектив — жанр не только по-своему благородный, но и компромиссный: его читатель получает возможность следить за криминальным сюжетом в нестыдной, даже как будто интеллектуальной форме, а автор — погрузиться в милую сердцу эпоху и поделиться с публикой соответствующими знаниями, не забывая толкать состав преступления по понятным сюжетным рельсам. В особых случаях сочетание убедительного исторического антуража, хорошо построенного сюжета и, чем черт не шутит, драматической линии расширяет рамки жанровой литературы до «большой». И хотя вопрос о том, нужно ли лояльному читателю это расширение, дискуссионный, некоторым писателям вполне убедительно удаются попытки прыгнуть выше жанровой планки. Роман Юлии Яковлевой, которая до сих пор была известна прежде всего как автор «Детей ворона» (книги о сталинской эпохе для аудитории 10+), как раз из таких удачных попыток.
Действие романа происходит в Ленинграде тридцатых годов. Следователь Зайцев и его команда служат в уголовном розыске, которому вот-вот предстоит слиться с ОГПУ и стать частью большой машины террора. Пока же следственной бригаде достается необычное, но все-таки чисто уголовное дело: серия убийств, где что ни место преступления, то диковинное зрелище — жертвы наряжены в нелепые костюмы и коченеют в причудливых позах. С уликами беда, любая версия ведет в тупик, зато дело привлекает внимание самого товарища Кирова. А тут еще какая-то чертовщина начинает твориться в Эрмитаже. Будь «Вдруг охотник выбегает» обычным детективом, двух проблем ленинградским сыщикам было бы достаточно. Но по ходу расследования разворачивается еще и история сложных отношений между коллегами в условиях всеобщей подозрительности, тянется любовная линия с межклассовыми осложнениями, а раннесоветский народ живописно теснится в коммуналках, обреченно толкается в очередях, зеленеет от плохой еды и старательно избегает необъяснимых арестов с помощью идеологически выверенных формулировок.
Эта полнота романа — и плюс, и минус книги. С одной стороны, очевидно, что Яковлева хорошо осведомлена о быте и нравах интересующей ее эпохи (в отличие от быта угрозыска, о чем писательница признавалась в интервью). Пишет она не только со знанием дела, но и просто хорошо. С другой стороны, эта осведомленность и заинтересованность временами задвигает на второй план собственно детектив: за тревогами и печалями персонажей читательское внимание рискует рассеяться и упустить нить разматывающегося клубка, а деталей, которые нужно держать в голове, у Зайцева и читателя хватает. Впрочем, серьезным недостатком жанровую размашистость «Охотника» все-таки не назовешь. Просветительский пыл автора, проявившийся в «Ленинградских сказках» (цикл романов для подростков, куда входит «Дети ворона»), теперь служит и взрослым, которым экскурс в тридцатые тоже не помешает. А если приключения Зайцева превратятся в серию, то вполне возможно, что у поклонников Бориса Акунина появится еще один любимый герой. Там, глядишь, и до телесериала рукой подать.