Сохранять и отстаивать трезвый и рациональный взгляд на мир в принципе нелегко. И уж тем более трудно делать это в странное и безумное время, когда этот самый мир находится в шаге от катастрофы, а кругом нарастают агрессия и антисемитизм. По крайней мере половину своей истории Венский кружок существовал именно в таких обстоятельствах. Поэтому рассказ о нем неизбежно становится захватывающим и драматичным — даже несмотря на неспешность повествования, характерную для книги Карла Зигмунда, о которой Арен Ванян рассказывает в рамках совместного проекта «Горького» и «Просветителя».

Карл Зигмунд. Точное мышление в безумные времена. Венский кружок и крестовый поход за основаниями науки. М.: Corpus, 2020. Перевод с английского Анастасии Бродоцкой

Венский кружок — это объединение философов и ученых, существовавшее в Вене в 20–30-е годы прошлого века. Кружок был мировым центром логического позитивизма — философского направления, пропагандировавшего научное миропонимание. Венский кружок повлиял на интеллектуальную и научную историю двадцатого века, определив течение аналитической философии, формальной логики и экономической теории. Идеи, сформулированные членами кружка, во многом изменили мир, в котором мы живем. Например, алгоритмы и компьютерные программы восходят к абстрактным исследованиям Бертрана Рассела, Рудольфа Карнапа и Курта Гёделя по символической логике и вычислимости.

Книга профессора математики Венского университета Карла Зигмунда выросла из каталога выставки, посвященной Венскому кружку, которую он же курировал. Это сказалось на фабуле — мы узнаем историю кружка плавно и хронологически, проходя мимо строго упорядоченных тематических экспозиций: здесь — история зарождения кружка, а здесь — атмосфера Вены после Первой мировой; здесь — биографии ключевых участников, а здесь — судьба кружка после Аншлюса.

Повествование протекает столь неспешно, что только на 147-й странице, описав в подробностях научные, культурные и политические настроения Вены до, во время и после Первой мировой, Зигмунд наконец-то сообщает в одном небольшом абзаце, что в 1922 году студенты Морица Шлика уговорили его устроить частный семинар по философии науки. Так родился кружок Шлика — Schlick-Zirkel, который был ранней, черновой версией знаменитого кружка. А официальным годом рождения Венского кружка принято считать 1924-й год, когда Schlick-Zirkel возглавили еще две харизматичные фигуры: математик Ганс Ган и социолог Отто Нейрат. Каждый четверг в шесть часов вечера в небольшой аудитории Венского университета кружок устраивал свои встречи. Суть протекающих в нем дискуссий сводилась к вопросу об основаниях науки.

Аудитория, в которой собирались участники кружка, находилась на улице, названной в честь австрийского физика Людвига Больцмана. В этом есть доля символизма, поскольку кружок развивал идеи, заложенные в философском диалоге двух титанов науки рубежа XIX–XX веков: одним из них был Людвиг Больцман, а другим — Эрнст Мах (они спорили на тему существования атомов). Кружок также испытал большое влияние крупных мыслителей своей эпохи: физика Альберта Эйнштейна, математика Давида Гильберта, философов Бертрана Рассела и Людвига Витгенштейна (последнего, помимо прочего, можно назвать непостоянным и самым капризным участником встреч). Ядром же кружка стали самые блестящие молодые ученые Вены тех лет: философы Рудольф Карнап и Фридрих Вайсман, математики Карл Менгер и Курт Гёдель, физик Филипп Франк и т. д.

Рудольф Карнап. Фото: © Institut Wiener Kreis
 

Зигмунд намеренно подчеркивает, что для Венского кружка большую роль играли организованность ее лидеров и проводимые ими околонаучные информационные кампании. У каждого из основателей кружка имелась своя роль. Мориц Шлик был его главным руководителем, Ганс Ган — вдохновителем, а Отто Нейрат — самый политизированный из участников, ее «сейлз-менеджером». Именно Нейрату, а также молодому Рудольфу Карнапу принадлежала идея публичного продвижения кружка, которая вылилась в написание манифеста. В 1929 году, спустя 5 лет после основания, они в соавторстве с Ганом написали и опубликовали агитационную брошюру под названием «Научное миропонимание». Так мир впервые узнал о новой философской школе. Как подмечает Зигмунд, этому тексту до сих пор нет равных по краткости описания истории и задач Венского кружка.

Манифест Венской школы не сильно отличался по сути от множества других научных и художественных манифестов начала ХХ века. Его авторам важнее всего было обозначить сам факт того, что нашлась сплоченная группа людей, которая отметает старые ценности и провозглашает символ новой веры: «Научное миропонимание близко современной жизни», «Научное миропонимание не знает никаких неразрешимых загадок», «Научное миропонимание служит жизни, и жизнь принимает его» и т. д. Авторы манифеста не обошли стороной и свои научные цели: по их мнению, задача философской работы состоит в прояснении традиционных философских проблем, а вовсе не в создании собственных высказываний. И потому основным врагом кружка была объявлена метафизика. Страстное неприятие Платона, Канта, Хайдеггера сплачивало австрийских мыслителей. Им был неприятен немецкий идеализм со всей присущей ему расплывчатостью (в том числе по политическим причинам).

Конечно, не все участники кружка были довольны манифестом. Ганс Ган, хоть и был указан соавтором, поставил свою подпись только из компромисса с остальными. Мориц Шлик вообще находился в отпуске, когда манифест писался, и не был согласен с радикальным стилем изложения. Меньше чем через год и Ган, и Шлик напишут свои независимые научные манифесты. Но больше всех негодовал, конечно, Витгенштейн. «„Отказ от метафизики!” Тоже мне, новая мысль! — писал он в письме Вайсману. — Любые самовосхваления со стороны философской школы гнусны, как и любые самовосхваления вообще».

Помимо пропагандистской брошюры, кружок вооружился собственным журналом, собственной книжной серией, собственными конференциями и, что не менее важно, собственным броским названием. Именно при работе над манифестом Нейрат — человек абсолютно ленинской хватки — изобрел название «Венский кружок», которое, по его мысли, должно было вызвать приятные ассоциации с венским вальсом, венским лесом и т. п.

Если 1920-е — это время неудержимого расцвета точного мышления в Вене, то 1930-е, как показывает Зигмунд, — время учащающегося безумия. На это повлияли два исторических события: приход Гитлера к власти в Германии в 1933 году и Гражданская война, поразившая Австрию в 1934 году и положившая конец политическим надеждам левых. Антисемитизм и презрение к социализму набирали ход. Многие участники кружка были евреями или придерживались левых взглядом и потому были вынуждены покинуть страну. Рудольф Карнап уехал в Прагу, Отто Нейрат — в Гаагу. А еще в 1933 году скоропостижно скончался от рака Ганс Ган. Работа Венского кружка целиком и полностью легла на плечи Морица Шлика. Однако в 1936 году прямо на лестнице Венского университета его застрелил молодой человек, страдавший паранойей. Общественность осталась равнодушной к смерти Шлика, поскольку его давно уже воспринимали как Judenfreund — друга евреев. В следующие два года Австрию также покинули Карл Менгер, Карл Поппер и Фридрих Вайсман. Последняя встреча участников кружка состоялась в январе 1938 года в доме историка науки Эдгара Цильзеля. Математик Курт Гёдель прочитал доклад о логической непротиворечивости, однако в комнате не нашлось ни одного человека, способного понять сложные рассуждения Гёделя. Лучшие умы Австрии уже покинули ее. Спустя еще два месяца, в марте 1938 года, произошел Аншлюс.

Курт Гёдель и Альберт Энштейн. Фото: © Richard Arens
 

После войны один из самых скромных и тихих участников исчезнувшего кружка, семидесятилетний философ Виктор Крафт, создал со своими студентами новый кружок, попутно провозгласив: «Работа Венского кружка не была завершена, ее прервали». Новый кружок просуществовал недолго и скорее был данью уважения прошлому. Самым знаменательным его событием стал внезапный визит человека, который вечно бодался с участниками старого кружка, — Людвига Витгенштейна. Он пришел спустя час после начала очередной встречи, послушал пару минут из доклада молодого и никому не известного студента Пауля Фейерабенда и перебил его словами «Прекратите! Так не пойдет». Затем занял его место и прочитал лекцию для молодых венцев. Среди его слушательниц была писательница Ингеборг Бахман, которая затем написала радиопьесу о Венском кружке.

В последней главе Зигмунд подчеркивает, что, не считая этой инициативы Крафта, в послевоенной Австрии не делалось ничего, чтобы исправить главную интеллектуальную ошибку последних 15 лет. Ни один из бывших участников кружка не получил официального приглашения вернуться обратно в страну. Философы, которые остались на родине, но были сторонниками идей Венского кружка, не получали философских кафедр и иных привилегий (зато их получали воскресшие метафизики). Все мемуары, а также первые важные книги о Венском кружке публиковались не на немецком, а на английском языке: во многом потому, что выжившие участники осели в Великобритании и США. Зигмунд не ищет объяснений того, почему так произошло. Он только подмечает: «Складывается впечатление, что Венский кружок высоко ценили везде, кроме Австрии».

У книги Зигмунда есть свои маленькие недостатки. Это, с одной стороны, поверхностность в пересказе биографий участников кружка (что неизбежно для обзорных научно-популярных книг), а с другой — большой разброс сюжетных ответвлений, посвященных состоянию точных наук: математики, логики, физики и т. д. Стоило ли рассказывать в трех абзацах о содержании Principia Mathematica Уайтхеда и Рассела, если в трех абзацах это все равно невозможно?

Но эти недостатки не убавляют ценности проделанной работы. Хотя бы потому, что лучшей обзорной книги об истории и идеях Венского кружка сегодня вряд ли возможно найти.