Все роли Жанны д’Арк, лучшая история Александра Македонского, а также новый Мисима — наконец-то в подходящей обложке: как обычно по пятницам, самые заметные новинки недели комментируют безустанные редакторы «Горького».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Юкио Мисима. Фонтаны под дождем. М.: Иностранка, 2023. Перевод с японского Елены Байбиковой, Григория Чхартишвили*Признан властям РФ иностранным агентом

Удивительный все-таки писатель Юкио Мисима. Вроде бы российские издатели уже по сусекам наскребают, что бы еще выпустить малоизвестного за авторством великого милитант-садомазохиста, а откровенного мусора у него не найти.

В этот сборник вошел, например, рассказ «Сигарета», написанный аж за три года до «Исповеди маски» совсем юным Мисимой, — но уже в этой новелле слышен голос зрелого автора, охотно говорящего о том, о чем другим и подумать-то бывает страшно: небезосновательном отвращении к самому себе, своей стадности и подлой неискренности с самим собой. Современный читатель также обнаружит, что этот рассказ 1946 года убедительно описывает феномен инцельства в те времена, когда не то что слова такого не было, но и само явление находилось у общества в слепом пятне. (Даже имя рассказчика здесь провокативно-говорящее, в подлинном духе Мисимы — Нагасаки.)

Или вот, например, духовная притча «Море и закат» 1955 года. Вроде бы хорошо известный сюжет про Крестовый поход детей по воле писателя превращается в апокалиптическую мистерию о том, как человеку явился Христос и велел идти освобождать Иерусалим, и он потратил свою долгую, мучительную и все же единственную жизнь, чтобы встретить закат в Японии, сменив попутно веру на буддийскую. И вроде бы понятна мораль, но, как водится, не очень. Тем и хороша эта проза.

«Детство бережно хранит запечатанную шкатулку. Юность старается во что бы ни стало ее распечатать. Вот печати сорваны, крышка открыта. Внутри шкатулки — пустота. „Я все понял, — говорит себе юноша, — она была пуста с самого начала“. Высказав это предположение, он тут же начинает свято в него верить».

Отдельного внимания заслуживает обложка этой книги. Как справедливо заметил один наш коллега: «Наконец-то Мисиму стали издавать как надо».

Аннемари Шварценбах. Смерть в Персии. М.: Ад Маргинем Пресс, 2023. Перевод с немецкого Виталия Серова. Содержание

Швейцарская писательница-антифашистка Аннемари Шварценбах прожила недолгую, но очень интересную жизнь, которая и закончилась интересно: в разгар Второй мировой войны она, молодая, пусть и не очень здоровая 34-летняя женщина, села на велосипед, на котором не умела ездить, упала и разбила себе голову — да так, что лопнула сонная артерия.

За два года до этого, в 1940-м, Шварценбах бросила писать так и не оконченный роман «Смерть в Персии» с плавающей жанровой принадлежностью. С одной стороны, это путевой дневник, фиксирующий ближневосточный быт 1930-х годов, но это не путевой дневник, фиксирующий ближневосточный быт 1930-х годов. С другой стороны, это большое эссе о неизбежности человеческой смерти и ужасе от осознания этой самой неизбежности, но это не эссе о неизбежности человеческой смерти и ужасе от осознания этой самой неизбежности. Сейчас эту книгу наверняка записали бы в автофикшен, вот только это что угодно, но не автофикшен. Это просто очень хороший текст большой на самом деле любительницы жизни, которую только начинают открывать русскоязычные издатели, а вместе с ними и читатели. Будем надеяться, что на этом знакомство не закончится — написать Шварценбах успела много, а про нее саму написано и того больше.

«Жажда подвигов подстегивала молодежь, юноши и девушки в белой форме или в промасленных робах метростроевцев заполняли улицы. До поздней ночи. В День молодежи они шли колоннами по Красной площади целых десять часов. Каждый день они толпились и перед Дворцом съездов, и в коридорах старинного особняка, чтобы увидеть выступления литераторов. Сначала Горького, потом молодых авторов. От писателей требовали книг о России, о матросах, летчиках, ученых, метростроевцах, колхозниках, еще о женщинах, школьниках, героях-парашютистах. Становилось страшно за судьбу искусства».

Курций Руф. История Александра Великого Македонского. М.: Ладомир; Наука, 2023. Изд. подгот. Р. Шмараков, А. Клейменов, С. Николаев (серия «Литературные памятники»). Содержание

Античных сочинений о жизни и подвигах Александра Македонского до нас дошло несколько, и среди них книга Квинта Курция Руфа выделяется не столько фактической точностью, сколько тщательностью литературной обработки материала, а читается как захватывающий исторический роман с горами трупов, неведомыми странами и боевыми слонами, поэтому вполне резонно, что новый ее перевод вышел не в «Памятниках исторической мысли». О личности автора сказать что-то с уверенностью сложно, кроме того, что современником Александра он не был, работал с более ранними источниками и сполна отдал дань высокому искусству риторики. В любом случае — и мы уже не впервые прибегаем к этому аргументу — обзавестись этим изданием стоит хотя бы потому, что новый перевод подготовлен Романом Шмараковым (предыдущий советский, которым все мы до последнего времени пользовались, с его точки зрения, никуда не годен). Кроме того, почти половину книги составляют допматериалы — ничего сопоставимого в ближайшие десятилетия читателю предложено точно не будет.

«Александр, остановив, как выше сказано, своих людей на погоне, прибыл к реке Лику, где великое множество бегущих загрузило мост; многие под натиском неприятеля бросались в реку и, отягченные оружием, изнуренные битвой и бегством, тонули в водоворотах. Уже не только мост не вмещал бегущих, но и река — безрассудно рушащихся в нее груда за грудой: когда страх объемлет душу, боятся того только, чего первым испугались».

Ольга Тогоева. «Дева со знаменем». История Франции XV–XXI вв. в портретах Жанны д’Арк. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Содержание

Относительно общеизвестный факт, что в самом известном для русскоязычного (и не только) читателя виде — тонколикой национал-романтической девы-воительницы с видениями — образ Жанны д’Арк сложился в XIX веке, когда молодой французский дух нуждался в возгонке на фоне битв со столь же юным немецким духом. Однако это лишь эпизод в долгой «карьере» орлеанской пастушки, сменившей за пять с лишним веков немало амплуа — от святой, чью святость хорошо было бы доказать, до героини порнографических иллюстраций.

В этом исследовании Жанна, в некотором смысле выступающая альтернативой и предшественницей Марианны во фригийском колпаке, предстает зеркалом французской политической культуры, послушно отражающим ее многочисленные мутации и повороты. Так, например, вольтеровские сомнения в святости созвучны подъему религиозного скептицизма в масштабах всего французского королевства, равно как и возникновение «мест памяти» совпадает с Реставрацией — и этими примерами дело не ограничивается.

Вероятно, самый любопытный фрагмент книги посвящен новейшим событиям в жизни героини Столетней войны: автор показывает, как различные элементы ее иконографии функционируют в имидже Шарля де Голля, Марин Ле Пен и даже Эманнуэля Макрона.

«Свою особую связь с героиней Столетней войны лидеры „Национального фронта“ не забывают подчеркнуть никогда: чтобы убедиться в этом, достаточно зайти на официальный сайт партии и изучить разделы „Discours“ и „Interventions“. Впрочем, даже передача руководства FN Марин Ле Пен 16 января 2011 г. была обыграна ее отцом при помощи данной аналогии:

Конечно, Марин — это не Жанна д’Арк, но и она, подобно [героине прошлого], принадлежит к длинной череде тех, кто создавал Францию, кто защищал ее на протяжении почти двух тысячелетий. Да здравствует Жанна, да здравствует Марин, да здравствует Франция!»

Алина Моисеева. Балконы: почему они у нас такие. М.: Музей современного искусства «Гараж», 2024. Содержание

Текст в странном жанре, который понравился бы Джону Ло и Полу Фейерабенду, но вызовет раздражение и пуристов, и т. н. серьезных людей. С одной стороны, перед нами культурологическое исследование, основанное на документальных интервью, с намеком на описание методологии и выводами, в которых содержится типизация изучаемого объекта (советского и постсоветского балкона). С другой стороны, информация из интервью подается от первого лица, которое не тождественно исследовательнице, а соответствует вымышленной главной героине, кроме того, текст содержит множество вольностей и приколов, от которых в академии обычно хватаются за голову. Моисеева называет свои записи рассказами и уведомляет читателя, что некоторые похожи на сказки, а некоторые — на стихотворения (так и есть). В своем роде этот текст демонстрирует уникальную адекватность метода объекту — если учесть, что объект разбегается во все стороны: балкон тут только повод, а речь, конечно, о том, что на них помещается и не помещается, о тех, кто на них стоит и кто на них смотрит, а также тех, кто с них падает. В любом случае веселей любого стреднестатистического текста в дисциплине.

«Д. сказал, что в Финляндии все балконы открытые, у них лето всего два месяца, и они хотят прожить каждый день этого лета.

И. сказала: в Москве лето всего три месяца, не стоит ради этого разводить на балконах цветы, проще застеклить.

М. П. сказала: если утром ты можешь выйти босыми ногами на балкон, это как будто ничего не значит, но ты вся на воздух вышла, такие температурные ощущения можно испытать только на балконе. Она каждый год выходит босиком на первый снег».