Daisy Dunn. In the Shadow of Vesuvius: A Life of Pliny. HarperCollins Publishers, 2019
Дэйзи Данн, молодая звезда английских Classical Studies, автор остроумной биографии Катулла «Catullus’ Bedspread: The Life of Rome’s Most Erotic Poet» («Покрывало Катулла: жизнь самого эротического поэта Рима», 2016), опубликовала в 2019 году второе жизнеописание знаменитого римлянина, а именно Плиния Младшего. Эта компактная и эрудированная работа под названием «In the Shadow of Vesuvius: A Life of Pliny» («В тени Везувия: жизнь Плиния»; в американской версии — «The Shadow of Vesuvius», «Тень Везувия») уже успела получить престижную премию британских классицистов The Classical Association Prize и наверняка соберет еще немало ученых наград. При этом книга написана для широкой аудитории, и читать ее — большое удовольствие.
Плиний Младший (61 — ок. 113) — римский юрист и магистрат, друг историка Тацита и легат императора Траяна, оставивший потомству две с половиной сотни писем. Из плиниевых «Epistulae» мы знаем подробности извержения Везувия в 79 году нашей эры, которое погребло под собой Помпеи и Геркуланум, детали политики империи в отношении христиан в начале II века, бесчисленные факты о жизни римлян той эпохи, а также амбиции и разочарования, переживания и радости одного частного лица — автора этих писем. Плиний Младший не знал (и не желал) таких взлетов и падений, которые выпали на долю Цицерона, оратора, политика и гения эпистолярного жанра. Не был Плиний Младший и неутомимым энциклопедистом, как его дядя Плиний Старший, погибший во время извержения Везувия, или выдающимся историком, как Тацит, или поэтом, как Марциал (хотя и дружил с обоими). Он был не лишенным литературных амбиций компетентным юристом, толковым и осторожным чиновником, преданным другом и любящим мужем. Хорошее образование, завидное состояние, широкий круг знакомств и личная честность — вот главные достоинства автора «Писем».
Дэйзи Данн в книге о Плинии Младшем пишет о нем именно как о человеке без блеска, но с талантами, наблюдательностью и чувствами. Во многом эта приземленность и умеренность если не очаровывает, то приближает читателя к нему, заражая симпатией. Самое поразительное, что время, в которое довелось жить читателю, не имеет большого значения: в XVI, XVIII, XXI веке письмам Плиния находится место. Надо отметить, что Данн — специалист по восприятию Античности в Европе Нового времени, и поэтому в ее книге находится место тем самым читателям Плиния разных веков, включая Монтеня, Мэри Шелли, Диккенса и многих других. Данн уделяет много внимания связям между своим главным героем и его позднейшими поклонниками и тем самым избегает распространенного казуса, когда какой-нибудь древний автор, о котором пишут с любовью и страстью, остается в восприятии читателя одинокой звездой на чужом небосклоне. Читая «В тени Везувия», мы все время приближаемся к младшему Плинию: не только через «Рождественскую песнь в прозе» Диккенса, но и через дошедшие до нас черепицы с инициалами CPCS (Gaius Plinius Caecilius Secundus) из его тосканской усадьбы или через до сих пор читаемую планировку его лаврентийской виллы неподалеку от Остии.
Римляне нередко «женили» виноградные лозы, навивая их на специально посаженные деревья-подпорки. Так же и Данн «навивает» восприятие позднейших читателей на письма Плиния Младшего. Но это только часть ее замысла. Через «Epistulae» мы узнаем о том, как Плиний Младший воспринимал жизнь и наследие своего дяди, Плиния Старшего, автора «Естественной истории» («Naturalis Historia»), одного из важнейших естественно-научных текстов Античности. Собственно, без племянника мы бы ничего не знали о неутомимом натуралисте и энциклопедисте: Плиний Младший рассказал о его наследии, жизни, привычках и гибели в письмах своим друзьям и корреспондентам. Интересы и пристрастия дяди отразились на жизни и привычках племянника — от общефилософских до садоводческих частностей: в «Epistulae» говорится и о пользе инжира (Плиний Старший писал о нем 111 раз в «Естественной истории», а младший гордился урожаями и живописал их в письмах), и о сравнительных качествах деликатесных грибов, которые росли на вилле младшего.
Плиний Старший был Младшему образцом для подражания в своей жажде знаний, контроле над своими привычками и обстоятельствами, неукротимом любопытстве. Племянник не без усмешки отмечал, что дядиных высот ему не достичь: «Я обычно смеюсь, когда меня называют прилежным; по сравнению с ним я лентяй из лентяев. Меня все-таки отвлекают и общественные обязанности и дела друзей. А из тех, кто всю жизнь только и сидит за книгами, кто, сравнив себя с ним, не зальется краской, словно только и делал, что спал и бездельничал?*Здесь и далее цитируется издание: Письма Плиния Младшего. Кн. III, п. 5 (19). Пер. М. Е. Сергеенко и А. И. Доватура. М.: «Наука», 1983.»
Элегантное переплетение биографий дяди и племянника тоже не исчерпывает замысла Дэйзи Данн. Вся книга «В тени Везувия» построена вокруг годичного цикла состоятельного римлянина, причем текст начинается и заканчивается осенью, когда увядает природа, когда наступают человеческая старость и смерть: в первой осенней части умирает Плиний Старший, во второй читатель прощается с Плинием Младшим. К слову, о последних годах или месяцах его жизни мы не знаем ничего, даже дата его смерти довольно условна. Это равно естественно и поразительно: благодаря «Письмам» мы уяснили себе мельчайшие привычки этого человека**В нашем распоряжении есть даже меню обеда, устроенного для друга: «По кочанчику салата, по три улитки, по два яйца, пшеничная каша с медовым напитком и снегом… маслины, свекла, горлянка»., его радости, страхи и сомнения, но финал его жизни безнадежно утерян.
Отказ от строгой биографической хронологии оставляет место для деталей в жизни Плиния, которые легко могли бы потеряться на фоне больших событий. Если смотреть на его жизнь через смену времен года, то окажется, что любовь к поэзии звала его ежегодно весной в Рим, а отвращение к шумным зимним праздникам гнало уединиться подальше от столицы. Он тщательно готовился к выступлениям в суде, потому что с юности был убежден в необходимости делать свое дело предельно хорошо, и так же детально планировал длинные летние дни в поместье, чтобы не тратить время на досадные мелочи и наслаждаться отдыхом с наибольшим удовольствием.
Он обожал свою жену Кальпурнию, искренне сострадал ей из-за пережитого выкидыша, пекся о ее здоровье и благополучии. Его письма жене поразительны и современны. В одном он пишет так: «Я беспокоился бы и скучал о тебе и здоровой: ничего не знать о той, кого так горячо любишь, и беспокойно, и тоскливо. А теперь, когда тебя и нет, и ты нездорова, я замучен неизвестностью и всякими страхами. Я всего боюсь; чего только не представляю; и, по свойству беспокойных людей, чаще всего воображаю то, чего больше всего опасаюсь. Настоятельно прошу тебя, избавь меня от этого страха: пиши ежедневно одно — даже два письма. Я успокоюсь, читая; а прочитавши, опять стану бояться». Дэйзи Данн отмечает, что послания к Кальпурнии произвели огромное впечатление на знаменитого эссеиста и журналиста начала XVIII века Ричарда Стила: он напечатал переводы этих писем Плиния Младшего и надолго превратил их автора в идеал любящего мужа.
Плиний любил свой родной городок Novum Comum, нынешний Комо, что на самом севере Италии, и оставил огромную сумму — больше полутора миллионов сестерциев — на образование местных детей обоих полов. Он построил там библиотеку и завещал деньги на ее поддержку и содержание. Он — ученик стоиков и, хотя едва ли разделял их мировоззрение целиком, был чуток ко многим их идеям, особенно в том, что касалось отношений со знаниями, природой, жизнью и смертью.
Плинию очень хотелось добиться литературного бессмертия, и он честно писал об этом Тациту: «Предсказываю — и мое предсказание не обманывает меня, что твои „Истории“ будут бессмертны; тем сильнее я желаю (откровенно сознаюсь) быть включенным в них; ведь если мы обычно заботимся о том, чтобы наше лицо было изображено лучшим мастером, то разве мы не должны желать, чтобы нашим делам выпал на долю писатель и восхвалитель, подобный тебе?» По неизбежной иронии судьбы упоминание о Плинии Младшем в «Историях» до нас не дошло: две трети этой важнейшей работы утрачены, а письмо, обращенное к Тациту, цело. И еще об иронии: у Плиния Старшего Везувий упоминается всего-навсего как гора, одна из многих, о которых ученый успел написать. Он не предполагал, что перед ним вулкан и что его жизнь закончится совсем неподалеку из-за извержения этого вулкана. Жить и умереть в тени Везувия — превосходная метафора человеческой судьбы, которой распоряжается неведомая и непознаваемая сила, от попыток постичь которую тем не менее не следует отказываться.