Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Гибель С. А. Есенина: исследование версии самоубийства. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. Сост. А. В. Крусанов. Содержание
Многим, вероятно, может показаться, что ревизия официальной версии обстоятельств гибели Сергея Есенина — развлечение сугубо для неизобретательных конспирологов: автору этих строк, например, доводилось общаться с мономаном, целью жизни которого было доказать хоть кому-то, что Маяковский застрелился не сам, и выглядело это его увлечение крайне удручающе. Однако к книге, опубликованной Издательством Ивана Лимбаха, все это не имеет никакого отношения, и порукой в том имя ее автора-составителя Андрея Васильевича Крусанова, который уже много лет в одиночку пишет и выпускает титаническую многотомную историю русского авангарда. Оказывается, у ответственного исследователя есть, мягко говоря, немало причин усомниться в том, что сообщают о произошедшем 28 декабря 1925 года в гостинице «Англетер» школьные учебники: непредвзятое изучение всех доступных материалов с большой вероятностью указывает на убийство, выданное чекистами за самоубийство, причина же более-менее устойчивого общественного консенсуса по этому вопросу в том, что сперва десятилетиями советская власть поддерживала выгодную ей версию, затем национал-патриоты принялись с пеной у рта доказывать, что русского гения «умучали евреи», но ни либеральную интеллигенцию, ни современный официоз такая трактовка устроить не могла. В результате только сегодня, без малого сто лет спустя, мы имеем, по сути, первую попытку непредвзято и в строго научных рамках разобраться в этой запутанной проблеме. Результат закономерно производит жутчайшее впечатление: читать о теле Есенина с множественными и непонятно откуда взявшимися повреждениями (большинство из которых никак не отражено в протоколах, но весьма напоминает следы избиения в застенках ЧК), снятом с трубы и брошенном на грязный, заваленный окурками пол, слабонервным определенно не рекомендуется.
В целом же книжку, по всей видимости, можно считать образцовой, и то, что в ней нет никаких рассуждений и спекуляций на тему того, кому именно и зачем понадобилось столь изуверски убивать великого поэта, идет ей только на пользу. Всей правды мы, как говорится, никогда не узнаем, но зато помним, кто с гордостью считает себя правопреемником советских спецслужбистов.
«Содранный лоскут кожи на дне косой вмятины тоже вызывает ряд вопросов.
Если труба давила на лицо, то сила давления была направлена горизонтально и перпендикулярно оставленному следу. Эта сила не могла привести к сдиранию кожи на дне косой вмятины. Для того чтобы произошло сдирание лоскута кожи, во-первых, труба должна была быть не гладкая, а с выступом, и, во-вторых, тело Есенина должно было двигаться вверх по трубе, поскольку лоскут кожи содран к нижней части косой вмятины.
Судя по фотографиям, труба была гладкая, без видимых выступов. Можно представить, что под действием силы тяжести происходило перемещение тела вдоль трубы вниз. Но как висевший в петле Есенин мог двигаться вверх?»
Вернер Херцог. Каждый за себя, а Бог против всех. Мемуары. М.: Individuum, 2023. Перевод с немецкого Ольги Асписовой и Елизаветы Соколовой
Недавно мы писали, что после выхода на русском книг Вернера Херцога «Сумерки мира» и «О хождении во льдах» были все основания полагать, что российские книгоиздатели на этом не остановятся и нас ждет еще что-нибудь из литературных опытов немецкого кинорежиссера. Пророчество сбылось быстрее, чем мы думали (ладно — знали).
Херцог любит и, главное, умеет рассказывать историю своей жизни, которая вряд ли была бы богата на приключения, если бы он сам их себе не искал, а когда не находил — придумывал. «Каждый за себя, а Бог против всех» — новая версия автобиографического нарратива режиссера одноименного фильма, героем которого когда-то стал Каспар Хаузер.
В этой книге меньше, чем обычно, фирменного херцоговского юмора, замешанного на парадоксе и макабре, зато больше чего-то вроде искренности. Он честно признается, что во многом перестал понимать современность. Почему он должен покаяться за то, что ставил оперы Вагнера? Зачем создателям «Мандалорца» компьютерная графика, когда можно соорудить замечательного аниматроника в виде Малыша Йоды? Как так вышло, что ему, знаменитому на весь мир режиссеру, нельзя снимать северокорейских солдат? На все эти вопросы у него есть типично херцоговские ответы, которые порой могут произвести впечатление старческого брюзжания.
Но складывается впечатление, что это очередной трюк: «Каждый за себя» в действительности кипит особой жизненной силой, а Херцог и не думает уходить на покой. Более того, вместо этого он уверенно делится замыслами будущих картин, например о немецком поэте Квирине Кульмане, которого по приказу Петра I сожгли в срубе на Красной площади.
Традиционные херцоговские байки тоже прилагаются.
«Я посоветовал Полу Холденгреберу пригласить Тайсона на его шоу в Нью- Йоркскую публичную библиотеку. Вечер вышел незабываемый, на нем присутствовали интеллектуалы, люди с высшим образованием, писатели и философы. Пол, которому я рассказал об увлечениях Майка, сначала спросил у публики, нет ли здесь кого-нибудь, кто слышал что-то о Пипине Коротком, но никто не отозвался. При этом Пипин был первым каролингским королем, сыном Карла Мартелла и отцом Карла Великого. Тогда Майк Тайсон произнес речь о нем и о начале новой Европы».
Дженнифер Тиге, Никола Зелльмаир. Мой дед расстрелял бы меня. История внучки Амона Гёта, коменданта концлагеря Плашов. М.: Альпина Паблишер, 2023. Перевод с немецкого Анны Ерховой. Содержание
Не так давно мы рассказывали об автобиографической книге немецкой художницы Норы Круг «Родина: немецкий семейный альбом». В ней рассказывается о мучительном чувстве вины за деяния своего дяди и дедушки: первый пошел добровольцем в СС и погиб на фронте, второй получил партбилет НСДАП, когда обладание им еще не было обязательным. Кое-как, но Круг удалось примириться с теми, кого она никогда не видела, но кто поставил на ней Каинову печать исторического стыда.
Рассказывали мы и о документальной книге Филиппа Сэндса «Крысиная тропа: любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста». В ней одним из главных героев стал сын группенфюрера СС Отто Вехтера, который долгие годы пытается доказать всему миру, что личные злодеяния его отца сильно преувеличены.
И страдающей от вины Норе Круг, и Вехтеру-младшему, настаивающему на неоднозначности исторической роли нацистов, легко даст фору Дженнифер Тиге. Когда ей было 38 лет, она, дочь смешанного брака немки и нигерийца, узнала, что девичья фамилия ее матери Моники Гёт не просто так совпадает с фамилией одного из самых зловещих нацистских преступников Амона Гёта, киновоплощение которого она видела в «Списке Шиндлера».
Естественной реакцией был шок. Следующей естественной реакцией стало желание разобраться, как теперь жить с осознанием того, что в твоих венах течет кровь одного из самых страшных преступников в и без того страшной истории человечества.
Вполне в духе нашего времени книга Тиге оказывается историей преодоления травмы. Пройдя путь самореабилитации, она наконец смогла примириться с тем, что от нее, как ни крути, никак не зависело, но что она может вложить маленьким кирпичиком в коллективную стену памяти. И это хорошо.
Как хорошо и то, что эта книга напоминает нам, как разительно искусство отличается от жизни. У Спилберга Амон Гёт был типичным кинематографическим «арийцем», иллюстрацией скорее к целановской «Фуге смерти», метафизическим образом власти и зла. В реальности Амон Гёт был лопоухим парнем с неловкой, будто извиняющейся улыбкой и одутловатыми чертами лица. Увидев такого на заводе, захотелось бы позвать его выпить шнапса после смены. И он, конечно, не думая, расстрелял бы свою внучку.
«После переезда в Израиль я погрузилась в изучение национал-социализма. Тогда это стояло на повестке дня. В годы моей учебы в Южной Африке настал конец эпохе апартеида. Поскольку я занималась африканистикой, для меня те события стали особенно важной темой.
Мне хотелось не только слушать лекции израильских профессоров о том, как живут палестинцы, но и общаться с этими людьми напрямую, самой оценить положение дел. Впервые я приехала в Газу с подругой, она там работала в гуманитарной организации. Помню, меня потрясли разрушенные дома и убогого вида улицы. Повсюду висели плакаты с изображением Ясира Арафата, председателя Организации освобождения Палестины.
Лагеря для беженцев находились в плачевном состоянии. Десятилетиями не видевшие родного дома люди по-прежнему ютились во временных приютах. Повсюду носились дети, но я не заметила ни игровых площадок, ни зелени — только пепел и отчаяние. Палестинцы, с которыми я разговорилась, повторяли: „Жизнь и смерть в Божьих руках“. Я не стала спрашивать о вине и ответственности и забыть о страданиях этих людей не могу».
Виталий Задворный. Французская кухня в России и русской литературе. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Содержание
Директор Института европейской цивилизации ВШЭ, главный редактор Католической энциклопедии, видный историк гастрономических традиций Европы Виталий Задворный написал книгу о том, как французская кухня повлияла на отечественную культуру и кулинарные привычки.
Автор начинает с краткой презентации французских кулинарных книг — от Античности до XIX века, иллюстрируя тезис о том, что своим совершенством и изысканностью галльские блюда обязаны многовековой и непрерывной традиции. Затем переходит к роли французских блюд и вин в русской классической литературе — от Пушкина до Чехова, касается темы французских ресторанов в Москве и Петербурге и заканчивает словарем гастрономических галлицизмов в русском языке.
Читателю следует понимать, что для повествователя первична именно еда во всей ее материальной фактичности и не стоит ждать широкого и подробного экскурса в межкультурные отношения двух стран. Между тем по факту мы имеем именно его, правда, предлагающего увидеть богатство оных отношений через бокала рёдерера.
«В те времена, когда еще не существовали холодильные установки, доставка скоропортящихся продуктов, в том числе и устриц, представляла немалую сложность. Подчас устрицы за время доставки приобретали „специфический запах“. Русские гурманы назвали этот аромат шикарным и восхитительным, и для устриц „с душком“ придумали название — „го-гу“, таким образом транскрибировав французское выражение haut-goût („высокий вкус“)».
Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend 2007–2022. Под ред. Елены Нусиновой, Дарьи Смоляниновой, Татьяны Шишковой. М.: Музей современного искусства «Гараж», 2023. Содержание
Сегодняшняя газета «Коммерсантъ» позволяет себе издеваться в заголовках над жертвами политических процессов, однако в анамнезе некогда великого издания имеется масса выдающихся текстов, периодически превращающихся в различного рода сборники, о которых мы периодически пишем. «Обстоятельства речи» — очередной опус в этом жанре, впрочем относящийся не к флагману издательского дома, а к его несравнимо более богоугодному приложению Weekend.
По задумке составителей, книга представляет взгляд на недавнее российское прошлое с глубиной обзора 15 лет, брошенный из 2022 года, — «и это обстоятельство стало для нее определяющим», подмигивает самым недогадливым аннотация. Тексты поделены на три части. Одна — про Россию, вторая — про актуализацию прошлого в сегодняшнем дне, третья — про то, как люди пытаются изменить мир вокруг.
Как и следовало ожидать, деление это настолько умозрительное, что тексты можно свободно менять местами, но это не сказывается на их восприятии. С одной стороны, интонации и фокусы внимания прекрасно передают дух времени, а вместе с ним — оттенки несбывшихся надежды и превзойденных ожиданий, а главное — в этих оттенках есть крайне познавательный градиент и динамика. С другой, ну разве бывает лишним повод перечитать размышления Игоря Гулина о дневнике вохровца Чистякова, Григория Дашевского — об Айн Рэнд или Марии Бессмертной — о дрэг-квинс? Плюньте в глаз тому, кто скажет «да».
«По аналогии с Национальным фронтом освобождения Южного Вьетнама возник Фронт освобождения геев, затем „Лавандовая угроза“, Альянс гей-активистов, „Уличные трансвеститы-революционеры“ — всего через год подобных обществ было уже больше тысячи. Они высаживали деревья в парке, который вырубили из-за того, что там собирались геи».