Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Джонатан Франзен. Перекрестки. М.: Corpus, 2022. Перевод с английского Юлии Полещук
Джонатан Франзен — один из самых известных и признанных американских писателей наших дней. Его книги нравятся очень разным читателям. Возможно, в 2010-е публика была не столь благосклонна, но вряд ли это скажется на том, как Франзена будут помнить. Он — писатель крупного калибра, и, рассуждая об американской литературе начала XXI века, наши потомки, безусловно, будут упоминать его имя в числе лучших (рекомендуем освежить в памяти наш путеводитель по его произведениям. — Прим. ред.).
Высокий статус Франзена объясняется его самобытным подходом к написанию романов (хотя и нелепая череда известных скандалов, надо сказать, внесла ощутимый вклад в известность). Апофеозом этого подхода стал роман «Поправки» (2001), в котором писатель скрестил классический роман ХIХ века с американскими постмодернистскими текстами конца ХХ столетия. Грубо говоря, автор взял героев «Войны и мира» и переместил во вселенную Дона Делилло. В каждом новом романе баланс смещался то в одну, то в другую сторону: «Свобода» (2010) оказалась до удивления лобовым социальным романом, хоть и с отличным сюжетом, а «Безгрешность» (2015), напротив, переполнял антураж в духе Томаса Пинчона, от чего пострадала фабула. Словом, такой гармонии, как в «Поправках», Франзен уже не достигал.
И вот теперь, спустя шесть лет после выхода «Безгрешности», Франзен выпустил «Перекрестки», первую часть трилогии «Ключи ко всем мифологиям». Амбициозность проекта — три романа по 600 с лишним страниц каждый — лишний раз напомнила, что Франзен надеется войти в историю автором крупной формы.
«Перекрестки» вобрали в себя все классические приметы франзеновских сюжетов. В центре повествования — несчастливая провинциальная семья. Расс и Мерион Хильдебрандты, пастор и его жена, переживают кризис среднего возраста: пастор хочет переспать с прихожанкой, а его жена — то ли спасти брак, то ли бросить пастора и начать жизнь сначала. Их желаниям мешают четверо детей, каждый со своей причудой. А еще все перечисленные герои (и родители, и дети) так или иначе связаны с «Перекрестками» — молодежным христианским клубом при церкви, в которой служит пастор. Этот клуб — сердцевина сюжета, где сходятся судьбы всех персонажей.
Фабула делится на четыре части. В первой мы знакомимся с героями и их арками, из второй и третьей частей узнаем о прошлом Расса и Мерион и переживаем сюжетный твист, в четвертой нас ждет трагическая развязка. Книга прощается с читателем эпилогом, в котором завязываются конфликты второй части трилогии. Любители сюжетных романов, безусловно, будут в восторге. Текст почти целиком состоит из действий и диалогов, каждую главу венчает неразрешенный вопрос или конфликт. Герои «Перекрестков» постоянно ссорятся, злятся, убегают из дома, возвращаются домой, прощают, снова обижаются, снова ссорятся и так далее, буквально до последней страницы. Разрешается история тоже по-франзеновски: одни дети осознают мудрость родителей, другие продолжат городить ошибки, родители же страдают от бремени ответственности и ошибаются по-своему. Проходя сквозь череду заблуждений, отцы и дети сталкиваются, ищут очищения или раскаяния и надеются на воссоединение.
Стилистически роман также копирует прошлые большие романы Франзена. Мы видим традиционную семью из провинции, взятую из социального романа XIX века (французского или русского — не важно), а вокруг нее — постмодернистская Америка 1970-х, проникнутая сектантским духом. Фирменные приемы — смешение высокого и низкого (разговоры о боге чередуются с сексом и походами в туалет), подчеркнутая телесность персонажей и неприкрытая авторская ирония — все на месте. Особенно бросаются в глаза нелепые постельные сцены: в этом вопросе Франзен побил собственный рекорд. И в то же время, отстраняясь от иронии, мы наблюдаем нравственное развитие героев, иногда — их очищение, иногда — падение, и невозможно отделаться от ассоциаций с романами Гюго, Достоевского, Толстого, Томаса Манна и др.
Казалось бы, ничего нового, типичный Франзен, но критика встретила «Перекрестки» (в основном) тепло. Чаще всего роман хвалили за смелость выбранной темы. Раньше Франзен занимался сугубо социально-политическими проблемами Америки, теперь же обратился к религиозно-духовным вопросам, и это выглядит, по мнению критиков, свежо. И правда, в романе много места уделяется церковному толкованию христианской веры и сравнению этого толкования с мирскими представлениями, в том числе с авторским представлением о вере. Источником духовных знаний в книге выступают также индейцы навахо, точь-в-точь как у русских классиков — крестьяне (и, как у них, они часто оказываются источником зла). По прочтении и вовсе может сложиться впечатление, что ты читал «Хроники Нарнии», в которых поменяли героев и декорации, но сохранили религиозную подоплеку (Франзен, кстати, большой поклонник цикла Льюиса).
Но, если присмотреться, Франзен снова обсуждает проблемы современного западного общества, прототипом которого служит христианский клуб «Перекрестки». Это общество, по мысли Франзена, стало заложником роковой подмены, случившейся во второй половине ХХ века: «Не крепиться, а рыдать». Путь к этой подмене лучше всего описал глава клуба, Рик Эмброуз: «Группа начиналась как христианское общество, но потом зажила своей жизнью. И меня немного смущает то, чему мы дали волю. Чему я дал волю. Меня смущает, что если все это не приведет нас обратно к Богу, то это, по сути, всего лишь интенсивный психологический эксперимент. Который с одинаковой легкостью может и раскрепостить человека, и причинить ему боль».
Говоря иначе, отход от христианской веры не сделал людей счастливее; да, он раскрепостил их, но мир по-прежнему причиняет им боль, с которой, как выяснилось, они не в состоянии без веры совладать. В важной сцене, уже ближе к развязке, жена пастора принимает решение не говорить мужу всю правду о себе, взвалив на свои плечи бремя прошлого, но в то же время она ищет поддержку у бога — и тем самым спасает семью, свой брак. Вот это, по Франзену, пример крепкости (а не рыдания), благодаря которой человек справляется с жизненными испытаниями.
Проговорим отдельно: Франзен — человек неверующий, «тайный неверующий христианин», как он сам себя называет. Нет смысла возвращаться к традиционному общественному порядку с христианством во главе всего, говорит его роман читателю, но нам по-прежнему важно заимствовать моральные установки Евангелия и действовать в согласии с ними. Таков в самом общем виде ответ автора на центральный вопрос «Перекрестков» — «как быть хорошим человеком?» Показательна в этой связи судьба Клема, старшего сына Хильдебрандтов. Ему кажется, что «быть хорошим» — это биться за социальную справедливость, испытывать чувство вины перед гибнущими во Вьетнаме абстрактными ровесниками из числа афроамериканцев и коренных американцев. Но подлинно «быть хорошим» куда труднее, поскольку, по мысли Франзена, это означает разделять ответственность не с абстрактными людьми, а с близкими, со своей семьей, с любимым человеком. Посему Франзен иронически вкладывает в уста Клема слова французских экзистенциалистов, когда герой пытается ответить, правильно ли бросить девушку, университет и уехать на фронт, чтобы разделить тяготы угнетаемых меньшинств. Мораль конкретна, а не абстрактна, настаивает Франзен, и следовать этому принципу, этой максиме посредством конкретных поступков — вот единственный выход в секулярном мире.
Но Франзен доносит эту мысль уже двадцать лет — и в романах, и особенно в сборниках эссе. Да, в «Перекрестках» эта идея передана в форме виртуозно рассказанной истории, но, положа руку на сердце, ничего нового автор не сообщил. А вот с точки зрения письма опытные читатели заметят некоторые перемены. Франзен не раз признавался, что прописывать персонажей и создавать конфликты ему дается куда лучше, чем выдерживать изящество слога. «Перекрестки» — хорошая иллюстрация к этому тезису. Но роман не столько отразил сильные стороны писательского таланта Франзена, сколько пролил свет на слабые — и никогда еще это не бросалось в глаза так резко.
С точки зрения фабулы все исполнено почти безупречно, даже Аарон Соркин позавидовал бы хлесткости диалогов и напористости повествования, хотя локации не меняются на протяжении сотни страниц, а в центре сюжета — всего-навсего типичная семья из американской глубинки. Но в то же время роману страшно не хватает стилистического разнообразия. Здесь царит дубовый реализм — царит во благо динамики сюжета. И в динамичном сюжете — следующая проблема. Каждая глава обрывается на полуслове, первые двести страниц следить за этим интересно, но к середине романа клифхэнгеры приедаются. Тексту банально не хватает пауз — пауз, где читатель не столько следит за сюжетом, сколько медитирует с автором, сознательно задерживается на каком-нибудь абзаце или даже предложении, радуясь новым смыслам.
В рецензиях на «Перекрестки» часто утверждают, что Франзен — писатель-стратег, а не дизайнер-стилист, но это не совсем так, потому что когда-то он был и стилистом. В «Поправках» запоминающиеся медленные эпизоды чередуются с чехардой событий, создавая захватывающее повествование. Нет в «Перекрестках» и смыслообразующих метафор или любых иных средств, способных сподвигнуть читателя на излишнее интеллектуальное усилие. Текст не вызывает желания вернуться назад, перелистать, перечитать; даже многочисленные религиозно-богословские фрагменты кажутся порой искусственными, не вызывающими желания вступить дискуссию. Все на поверхности: вот завязка, вот кульминация, вот развязка. Действие, конфликт, откровение. Раз, два, три. Роман оставляет впечатление сериала; кажется, что этот текст вполне мог быть пьесой или сценарием. Отличный сценарий, но не роман, — вот, кажется, лучшая характеристика этой книги.
В этом проблема франзеновского реализма — он замахивается на высокую литературную вершину, однако сама форма реалистического романа, даже заряженного религиозно-мистическим духом, не соответствует поставленным задачам. Да, двадцать лет назад Франзен удивил мир самобытностью «Поправок» и, казалось, реабилитировал жанр семейного романа, который еще в 1970-е похоронил Петер Надаш. Но «Перекрестки» показали, что, во-первых, Франзен занимается уже не столько реабилитацией, сколько реставрацией семейного романа; во-вторых, его писательское мастерство уперлось в фабулу, с точки же зрения формы он себя давно исчерпал. У «Перекрестков» будет продолжение, еще два тома на 50 лет мировой истории, но есть причины думать, что мы уже не прочитаем по-настоящему новой книги Франзена.
Подводя итог, надо сказать, что «Перекрестки» получились слишком стерильными — к такому тексту не станешь возвращаться. Повторю то, что уже отмечали другие: это превосходно спроектированное произведение, монументальное здание с впечатляющим фасадом. Но внутри него пусто и холодно, и потому пищу и тепло старые поклонники Франзена будут по-прежнему искать в хижине «Поправок» — безусловно, самом талантливом произведении американца.