В 2016 году издательство Б.С.Г. -Пресс начало выпускать новую серию «Поэты Москвы»: в рамках этого проекта современные поэты-москвичи представят читателям поэтов-москвичей предшествующих веков. Открыл серию том Василия Петрова, составленный главным редактором издательства Максимом Амелиным.
Такой подход может несколько удивить читателя: обычно книги писателей предшествующих эпох готовят к печати филологи. На самом деле — это давняя, немного забытая сегодня традиция, восходящая к символистам. Валерий Брюсов серьезно занимался Пушкиным и подготовил издание некоторых его сочинений (в планы поэта входило также издание полного собрания сочинений, работа оборвалась на первом томе), также он вернул к жизни поэзию Каролины Павловой. Александр Блок издал «Стихотворения Аполлона Григорьева», а после революции подготовил и издал М.Ю. Лермонтова («Избранные сочинения в одном томе» / Редакция, вступительная статья и примечания Александра Блока. — Берлин-Пг.: Издательство З.И. Гржебина, 1921). Возможно, при составлении серии «Поэты Москвы» отчасти учитывается именно этот опыт.
Максим Амелин занимается расширением литературного канона, благодаря ему к читателю вернулись граф Хвостов, Сергей Нельдихен, Анна Бунина, а теперь и Василий Петров. Речь идет о непонятых, забытых авторах со спорной репутацией, и «карманный стихотворец» Екатерины II, без сомнения, относится к их числу.
Максим Амелин занимается расширением литературного канона, благодаря ему к читателю вернулись граф Хвостов, Сергей Нельдихен, Анна Бунина
Случай Петрова интересен тем, что его авторская стратегия была удивительно целостной: одописец, искренне поддерживавший екатерининскую политику, единственный в истории официальный придворный поэт (переводчик при кабинете императрицы), «второй Ломоносов» — таким видела его Екатерина. В каком-то смысле Петров был первым профессиональным литератором, если считать, что эта профессия, как и любая другая, должна приносить доход. В случае Петрова факты биографии неотделимы от фактов поэзии.
В XVIII веке вряд ли кого-то могло смутить, что поэт обращает свои стихи к власти: Ломоносов воспевал Елизавету, Державин — Екатерину II и рождение Александра I. Однако именно Петрову это поставили в вину: возможно, потому, что его репертуар был куда менее разнообразен. Максим Амелин в предисловии пишет, что решающую роль в забвении Петрова сыграл Белинский, предъявлявший поэту претензии с позиции своего времени. Его мнение было возведено в аксиому в советские годы. Не помогли положительные отзывы ни Пушкина, ни Вяземского, ни Дмитриева. Для советского литературоведения Петров действительно был фигурой невозможной, еще бы: придворный поэт (единственный!), в творчестве которого нет ни малейшего намека на критику самодержавия, а, кроме стихов, он ничем не прославился — теорию трех штилей не разрабатывал, в реформе стихосложения не участвовал. Говорить об одописце можно было лишь с оговоркой: «Правительство Екатерины II в мучительных попытках сколотить фронт придворной официозной поэзии… с радостью ухватилось за В. Петрова, готового служить ему усердно и вполне послушно, за поэта, талант которого можно было поддерживать, не боясь оказаться в неловком положении» (Г. Гуковский). Петров всегда противопоставлялся передовым, как их понимало советское литературоведение, авторам — Новикову, Сумарокову, Радищеву. Отношения с ними у Петрова не заладились уже при жизни, его первая «Ода на великолепный карусель» вызвала шквал негодования в кругу Сумарокова. Петров слишком независимо держался по отношению к современной ему литературной ситуации, да и положение официального придворного стихотворца делало его уязвимым. Что касается шутливого прозвища — «карманный Вашего величества стихотворец», — то Петров сам себя так называл, он вообще любил пошутить, в том числе и в письмах к высоким покровителям: Екатерине, Григорию Потемкину, с которым поэта связывала многолетняя дружба. Гуковский, крупнейший знаток русской литературы XVIII века, писал, что Петров сочинял оды исключительно из корыстных соображений, и в подтверждение приводил цитату из его письма жене. Между тем полный текст показывает, что поэт был настроен иронически:
«Многие подарены, кои и в Москве не были, а многие чай обойдены, между коими б может был и я. Да и кто может всю Москву обдарить? Вить, душенька, пусть представляют любимцы своих любимцев, знакомцы знакомцев, да так-то и получают добренькое-то. Но за твоего супруга мало предстателей; да кому я что пишу, так мне и ответу нет. А стишки-то наши, душенька, человек пять-шесть почитают; да у них вотчин нет наградить нас за едакую безделушку. Еще, может быть, в доступлении до Императора мне б кишки выдавили; а трудно б мне найти было предстателя, разве б где ему подать на дороге. Да я думаю, что ты меня и без вотчины любить станешь, так я, поверь мне, душа моя, окончу мой век без роптания».
В письме действительно идет речь о стесненных обстоятельствах поэта, он просил жену выслать ему одежду, в которой можно предстать перед императором.
А стишки-то наши, душенька, человек пять-шесть почитают; да у них вотчин нет наградить нас за едакую безделушку
Литературная судьба Петрова сложилась таким образом, что его издателю в наши дни приходится начинать со своеобразной апологии, — объяснять, зачем его читать, и показывать истинное место поэта в литературном процессе.
Произведения Василия Петрова печатались редко. Его стихотворения с относительной полнотой были изданы вдовой в 1811 году, затем их перепечатали в антологии русской поэзии XVIII века. Издание 2016 года максимально полно представляет читателю наследие поэта: в него вошли оды, послания, переложения псалмов и т.д. Большинство стихотворений печатаются по посмертному трехтомному собранию «Сочинения В. Петрова» (СПб., 1811), в котором многие тексты были опубликованы впервые; некоторые тексты взяты из литературной периодики (журнал «Доброе намерение»). Самый большой раздел составляют «Оды», другие два раздела («Письма в стихах» и «Разные стихотворения») намного меньше. Помимо затруднений, естественным образом возникающих у современного читателя Петрова (язык, реалии и т.д.), сложно воспринимать и сам жанр оды. Для нас это просто литературное произведение, но на самом деле торжественная ода приурочивалась к событию, имевшему государственное значение, которое — шире — являлось частью некоего идеологического сюжета. К таким событиям относились военные победы, заключение мира, день восшествия на престол, день коронации, день тезоименитства и день рождения монарха, отъезд или прибытие монарха.
Василий Петров был последовательным автором: он активно использовал вычурные слова, церковнославянизмы, усложненный синтаксис с инверсиями, распространенными, ветвистыми сравнениями, «чтобы его поэзия предельно отличалась от языка разговорного и прозаического». Такое стремление было прямым следствием его литературной позиции одописца. Но и в столь нормативном жанре, как ода, Петров умел быть разнообразен. Потомки запомнили его в первую очередь мастером батальных сцен:
Бегут, в реках и блатах тонут,
Пронзенны от российских стрел;
Поля, бугры и долы стонут
Под тягостью огромных тел.
Пути устланны трупом смрадным;
Лежат, снедь птицам плотоядным,
Здесь конь, там всадник, там колчан;
Кровей густится пар в туман.
Составитель тома считает, что по методу Петров близок маньеристам, поэтам вроде Луиса де Гонгоры, Джамбаттисты Марино и английским метафизикам.
По методу Петров близок маньеристам, поэтам вроде Луиса де Гонгоры, Джамбаттисты Марино и английским метафизикам
Два других раздела представляют поэта совсем с иной стороны — остроумного, бойкого на язык; взять хотя бы «Приключения Густава III». «Сатирическая соль с перцем перемешаны в посланиях Петрова густо, они до сих пор вызывают хохот», — пишет Максим Амелин. Том сопровожден «Кратким словарем церковнославянизмов, поэтизмов, терминов и просторечий XVIII века», который, впрочем, никак не заменяет полноценного комментария, который в случае Петрова необходим.
Петров был одиночкой, его стихи и его независимая литературная позиция раздражали современников. Для закрепления в литературном каноне важно взаимодействие автора не только с писателями его поколения, но и с учениками и последователями. Петрову не повезло: жанр торжественной оды постепенно отмирал, а с ним отходил в небытие и его главный представитель. Однако барочную красоту стихов Петрова заметили: Державин не раз обращался к нему, да и у Пушкина Петров мелькнет то в «Медном всаднике», то в «Полтавской битве», и просто в положительных отзывах Дмитриева, Вяземского и других. Но времена меняются, и мы наконец получаем издание еще одного забытого классика.