David Graeber, David Wengrow. The Dawn of Everything: A New History of Humanity. N.Y.: Farrar, Straus and Giroux, 2021. Contents
У испанского журналиста и писателя Артуро Переса-Реверте есть сборник заметок под названием «Con ánimo de ofender», в русском переводе — «С намерением оскорбить». Это похвальное желание возмутить и встряхнуть читающую публику время от времени посещает не только журналистов, но и ученых, особенно если эти ученые — анархисты. У самого популярного в англоязычном книжном мире антрополога-анархиста Дэвида Гребера и его соавтора археолога Дэвида Венгроу в октябре (в Великобритании и Канаде) и в ноябре (в США) вышла большая работа «The Dawn of Everything: A New History of Humanity» («Заря всего: новая история человечества»). Одно только ее тяжелозвонкое заглавие способно вызвать острую и едва ли приязненную реакцию у многих историков. На самом деле это не такая уж опасная и оскорбительная книга, как могло бы показаться из ее названия, да и адресована она в меньшей степени профессиональному сообществу: авторы стремились донести свои размышления главным образом до широкой аудитории.
Перу Дэвида Гребера, умершего в 2020 году, принадлежат несколько нашумевших книг: «Долг: первые 5000 лет истории» (по-русски издана в 2021 году), «Бредовая работа: трактат о распространенности бессмысленного труда» (по-русски — в 2020-м), «Утопия правил: о технологиях, глупости и тайном обаянии бюрократии» (по-русски — в 2016-м). Греберу было тесно в академическом мире, ему нужна была большая аудитория, и к ней он успешно апеллировал. В эссе «Можем ли мы все еще писать книги о больших проблемах?» (оригинал здесь) Гребер рассуждал о том, что «Долг» он писал, «не жертвуя научной строгостью», как «большую книгу больших вопросов, которую прочтут многие и которая вызовет широкое обсуждение». Между Сциллой легкочитаемого нон-фикшна, который подпитывает трюизмы, и Харибдой нарочито темного нон-фикшна, который (возможно) ниспровергает интеллектуальные клише, он искал третий путь: «Доступная работа, написанная простым английским языком, которая все же стремится систематически бросать вызов общепринятым положениям». Писавшаяся им и Венгроу около десяти лет «Заря всего» — именно такая книга. Некоторые части этой работы появлялись в виде отдельных публикаций. Так, в 2018 году в электронном журнале Eurozine вышла статья «Как изменить ход истории человечества (по крайней мере, той ее части, что уже произошла)» Она была переведена сотрудниками журнала Doxa на русский язык в 2019 году. В расширенном виде статья превратилась в первую главу «Зари всего». Пятая глава, «Many Seasons Ago», выросла из статьи Гребера и Венгроу в журнале American Anthropologist.
Гребер и Венгроу ставили перед собой две задачи: во-первых, показать, насколько сковывают историческую науку прочно укорененные с XVIII века концепции вроде «примитивных обществ», цепочки «семья — частная собственность — государство», во-вторых, продемонстрировать, что в существующие схемы не влезают многие явления, основательно изученные за последнее время, но еще не просочившиеся из академических текстов в общедоступные.
Авторов «Зари всего» едва ли не больше всего раздражает предопределенность в исторической литературе: любое общество либо эволюционирует до государства — образования репрессивного по определению, либо вымирает. Гребер и Венгроу указывают, что сложные общества разного размера способны существовать на протяжении столетий, не нуждаясь в государстве. Яркий тому пример: культура триполье-кукутени, расположенная на территории современных Украины и Молдовы. Трипольские мега-поселения, крупнейшие из которых занимают площадь в 300–400 га (например, Тальянки в Черкасской области), были активны около 800 лет, в них проживали до десяти тысяч человек, вовлеченных в сложную хозяйственную деятельность. При этом в этом в Тальянках не было ни административного центра, ни монументальной архитектуры, ни культовых сооружений. Ученые не нашли в мегапоселениях ни выраженных признаков социальной стратификации, ни следов масштабных конфликтов. Греберу и Венгроу трипольские поселения представляются практически идеальными обществами, по крайней мере в том виде, в котором они сейчас изучены. Точнее, если бы книгу писал только Венгроу, то он бы, наверное, ограничился только достижениями археологов. Но антрополог Гребер ищет и находит современные этнографические параллели: например, хозяйственно-социальное устройство некоторых баскских деревень, в том числе хорошо изученной коммуны Сент-Аграс во французском департаменте Атлантические Пиренеи. Жители Сент-Аграс разработали сложную и тонко настроенную систему взаимных обязательств и взаимопомощи, позволяющую им десятилетиями жить в равновесном состоянии, не нуждающемся ни в централизованном руководстве, ни в социальном расслоении. Чем не мечта анархиста?
Наибольший интерес у Гребера и Венгроу вызывают те гибкие общества, которые не укладываются в жесткие эволюционные схемы, привычные нам по школьным учебникам, — например, переходящие от охотников и собирателей к оседлым земледельцам. Помимо тех же трипольцев, практиковавших и садоводство, и охоту, и рыбную ловлю, и земледелие, авторы подробно останавливаются на других группах со сложной многофакторной экономикой и эгалитарным устройством: от носителей энеолитической убейдской культуры (Ирак) и неолитического поселения Чатал-Хююк (Турция) до почти современных нам индейцев юрок (Калифорния). Все эти группы объединяет устойчивость к хозяйственным, климатическим и социальным потрясениям.
Критики упрекают Гребера и Венгроу в чрезмерной избирательности при выборе предметов обсуждения, но это несправедливо: во-первых, поиск и анализ исторических прецедентов и есть задача авторов «Зари всего», во-вторых, они (авторы, не критики) так же дотошно разбирают ряд интересных примеров, где при прочих равных мог бы сформироваться эгалитарный мир, но не сформировался. На вопрос, почему так произошло, Гребер и Венгроу отвечают очень осторожно. Их предварительная гипотеза состоит в том, что по каким-то причинам особую ценность в обществе приобретает групповая идентичность, и один из способов ее сформулировать — это противопоставить ее другой группе. Результат — культурный схизмогенез, термин, придуманный в 1930-х антропологом Грегори Бейтсоном для того, чтобы объяснить «процесс порождения раскола» (так расшифровывает это понятие Илья Утехин здесь, на с. 469).
Одна из самых неожиданных глав «Зари всего» посвящена теоретическим постулатам авторов. Они вводят понятие главных свобод человека: свободу передвижения, свободу неповиновения приказам и свободу переустраивать социальные отношения, — а вслед за этим формулируют три элементарные формы доминирования: контроль за насилием, контроль за доступом к информации и личная харизма. Если перевести это в термины науки о государстве, то получаются суверенитет, бюрократия и соревновательная политика. Из исторических и антропологических исследований известны образования, которые Гребер и Венгроу называют режимами первого порядка: они основаны главным образом на одной элементарной форме доминирования. Так, ольмеками руководили харизматичные лидеры, а доинкской чавинской культурной общностью управляли жрецы, контролировавшие доступ к знаниям. В качестве примера режима первого порядка, где основной формой был бы контроль за насилием (или суверенитет), они приводят пример североамериканского народа натчез, жившего на территории современной Луизианы. Если режимы первого порядка сравнительно редки, то режимы второго порядка встречаются чаще и знакомы нам лучше: Древний Египет сочетал в себе суверенитет и административный контроль, Древняя Месопотамия — харизму и бюрократию. Современные общества часто являются режимами третьего порядка.
Для чего нужна Греберу и Венгроу классификация, похожая на диаграмму Венна с ее пересекающимися кругами? Для того чтобы избежать традиционных пирамидальных моделей, где наверху неизбежно оказывается субъект власти, а внизу — лишенные власти объекты. По мнению авторов, в самом таком жестком построении предполагается цель, конечный результат, своего рода самоисполняющееся пророчество, а также готовая схема, в которую исследователь укладывает найденные факты. Но «эта книга — в основном, о свободе», пишут ее авторы; в частности, о свободе от старых схем, от обреченности на них. Не случайно они ссылаются на старый рассказ Урсулы Ле Гуин «Уходящие из Омеласа». В этой притче счастье города зависит от страданий одного ребенка, и только немногие готовы отказаться от утопии и уйти в неизвестность. Несмотря на хроническое телеологическое раздражение, Гребер и Венгроу ставят своей книге цель: уговорить читателей пересмотреть сложившийся порядок вещей и заняться созданием лучшего общества.
В упоминавшемся уже эссе Гребера «Можем ли мы все еще писать книги о больших проблемах?» есть такая реплика: «широкую аудиторию не беспокоят заблуждения других ученых». Иными словами, автор популярной книги не обязан выносить академический сор из избы: на этот случай есть монографии, специальные журналы и, на худой конец, сноски. Это многое объясняет в книге «Заря всего»: авторы упоминать впроброс некоторые вещи, не вдаваясь в подробности. Так, в одной из последних глав они рисуют идиллическую картину минойского Крита, причем ссылаются на замечательную, но изрядно устаревшую работу голландской исследовательницы Генриетты Груневеген «Остановка и движение: размышления о пространстве и времени в изобразительном искусстве древнего Ближнего Востока» (1951), игнорируя при этом чуть ли не тридцатилетнюю дискуссию о человеческих жертвоприношениях на острове в интересующую их эпоху. И подобных проблем в книге оказывается немало — достаточно для того, чтобы один из рецензентов, Дэниел Иммервар, написал в журнале The Nation, что Греберу с его размахом достаточно быть интересным и необязательно быть правым. Это очень точное наблюдение.
Вообще говоря, история — это такая пессимистичная область знания, в которой все уже закончилось, а исследователь собирает пазл по кускам, заранее готовясь к тому, что полной картинки не сложить. Русские историки, те полтора века растут с одной и той же цитатой из Ключевского: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». То ли дело антропологи, наблюдающие жизнь в развитии: вот они практически неизменно оптимисты. Гребер и Венгроу написали книгу, полную оптимизма: выход есть, судьба человечества не то что не прямолинейна, она вообще нелинейна. Прецеденты хороших исходов есть, и почему бы не попробовать всерьез сделать что-нибудь в этом направлении.