Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Тим Лоуренс. Любовь спасет мир. История американской диско-музыки. М.: Белое яблоко, 2023. Перевод с английского Ильи Воронина. Содержание
Летом 1996 года, перед тем как пойти в восьмой класс, я отправился учиться в английский город Борнмут. Мой музыкальный кругозор в то время ограничивался пространством моего двора. Металл и русский рок меня раздражали, я жаждал неизвестных звуков, и Англия казалась страной, где их производят в промышленных масштабах. Воображал, как приеду с новейшей музыкальной подборкой, поставлю корешам ДИСК ИЗ АНГЛИИ, и они, пораженные в своих олдскульных вкусах, повесятся на тополях. Английский музыкальный магазин меня взбесил — огромный, цены ломовые, а бесчисленные названия групп и стилей мне ни о чем не говорили. Наконец, я купил за сорок фунтов двойной диск, на котором крупными буквами было написано DISCO. Взял вечером у товарища плеер, услышал песню Y. M. C. A. и заплакал — даже я слышал раньше эту музыку, массовым маркером которой была группа Village People. Она же и стала ее палачом.
В сознании людей диско ассоциируется с группами Bee Gees или Boney M., зеркальными шарами, одеждой в духе ар-нуво, клубом Studio 54 и безудержно веселой приторностью. Эта музыкальная сцена не выдержала испытания медными трубами: став мейнстримом, она привлекла всеобщее внимание и торжественно угасла. В памяти большинства остался миф о диско, не удивительная история рождения и формирования андеграундного движения, но только его растиражированная агония. Об этой сцене долгое время не существовало серьезных музыкальных исследований — во многом поэтому британский писатель и культуролог Тим Лоуренс решил написать книгу «Любовь спасет мир», которая впервые вышла на русском языке в отважном издательстве «Белое яблоко».
Любопытно то, как исследуемый материал повлиял на автора-академика и во многом сформировал его биографию. Познакомившись с Дэвидом Манкузо, духовным отцом диско, Лоуренс не просто впечатлился его мистическими вечеринками в клубе Loft, но стал сам проводить похожие атмосферные пати в Лондоне. Он написал еще две книги, тематически связанные с этой сценой; одна из них посвящена великому авангардному композитору и музыканту Артуру Расселлу. Лоуренс является соведущим подкаста об экспериментальных музыкальных течениях, а также сооснователем лейбла Reappearing Records, где издает музыку, которую исследует. Собственно, «Любовь спасет мир» (Love Saves the Day) — название первой манкузовской вечеринки, состоявшейся в 1970 году в нью-йоркском лофте.
Эта книга — и академическое исследование, в котором политики ничуть не меньше, чем музыки, и плотный фактурный нон-фикшн со множеством героев и прямой речи, и целая россыпь плейлистов, позволяющих мгновенно оказаться в одном из разгоряченных клубов даунтауна. Диско прожило одно десятилетие, и Лоуренс в хронологическом порядке восстанавливает нарратив этой лихорадки, погружая его в контекст эпохи. Семидесятые пришли на смену «Лету любви», Вудстоку, массовым антивоенным протестам и антирасистским маршам. С приходом Ричарда Никсона власть резко повернула вправо, демонизировав в сознании белого мидл-класса образ бунтарей. Уличные демонстрации схлопнулись, рок-музыка выдохлась, но разбуженной энергии необходимо было пространство для выплеска. И вот тут появился шаман и визионер Манкузо, страстный поклонник Тимоти Лири, предложивший формат многолюдной домашней вылет-в-космос-вечеринки.
«Манкузо, дитя шестидесятых, построил великолепный мост в семидесятые, предоставив бесправной и отступающей радужной коалиции пространство исследования сходств и различий, — где те кружили, как светлячки, озаряющие ночной мрак вспышками света. Тем не менее подпольный статус Loft зависел не только от соответствующего мироощущения посетителей и не ограничивался музыкой и танцами, возникшими внутри него. Приватность Loft была вынужденной, потому что гости Манкузо трансгрессировали под музыку в весьма нюансированном пространстве. Конечно, наркотики были вне закона, но таковыми тем более были и сами танцы, если учитывать, что Loft располагался в здании, предназначенном для промышленного использования, где Манкузо организовывал якобы платные вечеринки без свидетельства о проживании, лицензии на кабаре или официально одобренных пожарных выходов. Посещать Loft и молчать об этом не было позой. Это был чистой воды прагматизм».
К Манкузо могли прийти все — геи, темнокожие, селебрити, женщины, белые мужчины, богачи и нищие; ни социальный статус, ни цвет кожи, ни гендер не имели значения. Все растворялись, как виды рыб в океане, под идеально составленную подборку фанка и соула, излучаемого самой передовой звуковой системой. Вместе с манкузовскими частными вечеринками в даунтауне стали постепенно открываться места, куда можно было прийти и потанцевать не под живую оркестровую музыку, а под записанную и регулируемую одним человеком. Диско совершило революцию, о которой мало кто задумывается, — именно тогда появились клубы и диджеи в их современном значении. Возник новый формат телесной (и духовной, добавил бы Манкузо) коммуникации: двигающихся под музыку людей больше не вел за собой со сцены харизматичный рок-певец, они оказались предоставлены сами себе, внезапная стихийная пластика пришла на смену выкованным столетиями танцевальным ритуалам.
Первыми диджеями, получившими известность, стали италоамериканцы: Фрэнсис Грассо, Стив Д’Аквисто и, конечно, Никки Сиано, игравший предельно эмоционально. Эстафету у них приняли темнокожие виртуозы и женщины (вынужденные, правда, сначала скрывать свой пол) — Ларри Леван, Фрэнки Наклз, Берт Локетт. Разрасталась клубная индустрия, перекинувшаяся из даунтауна в мидтаун, а впоследствии добравшаяся до Чикаго и других американских городов. Sanctuary, Gallery, Paradise Garage, Warehouse — непохожие друг на друга заведения, ставшие культовыми для диско-сцены. А расположенные на 74-й улице бани вообще стали оазисом всего запрещенного, когда их переформатировали для ночных вечеринок под названием Continental Baths. Диско-сцена стала манифестацией телесной свободы, она была открыта для квиров, темнокожих и дрэг-квин, представителей рабочего класса и белых воротничков — ничто не имело значения, если ты умел и хотел двигаться в тесном потном пространстве под музыку, которую ставил человек из диджейки.
«Афроамериканцы, геи и женщины — ключевые игроки в контркультурном движении шестидесятых — были неотъемлемой частью новой ночной культуры, и распространяющиеся принципы телесного наслаждения, сексуального освобождения, ненуклеарных семей и процесса самопознания наиболее убедительно проявили себя в пространстве дискотеки».
Лоуренс подробно описывает, как диджеи, отчаянные фрилансеры той эпохи, объединились в рекорд-пул, чтобы добиться уступок со стороны мейджор-лейблов, вдруг осознавших, что песни раскручивают именно клубы, а не радиостанции. Диско вообще оказалось невероятно изобретательной сценой, участвовавшей в том числе и в техническом развитии музыкальной индустрии. Сам стиль, формировавшийся в андеграундных клубах и проложивший дорогу многим темнокожим артистам к вершинам чартов, вдруг стал мейнстримом, выбеленной версией самого себя под названием евродиско. Промоутеры и мейджоры поняли, что сварганить хит — например, тот, что я привез из Англии, — можно, не прикладывая к этому особенных усилий, ибо универсальный рецепт был найден.
Падение диско оказалось столь же сокрушительным, сколь стремительным был взлет. Массовая культура присвоила себе сцену, а «Студия 54», этот пафосный театрализованный паноптикум, мастурбирующий на знаменитостей и медийный шум, вбил гвоздь в крышку ее гроба. Капитализм традиционно все обратил в «псевдо»: диджеи превратились в шоуменов, клубы — в вип-зоны, танцы — в ритуал, музыка — в фабрику хитов, наркотики — в хлеб насущный, эгалитарность — в элитизм. Но «Любовь спасет мир» — книга не конца, а начала. Диско оказало серьезное влияние на хаус, гэридж, техно, постпанк и ранний хип-хоп, а идеология манкузовских вечеринок, любовно рассказанная автором, не просто запоминается, а воспринимается как руководство к действию. В современной России любая живая творческая публичная деятельность лишена актуального смысла. Общественные пространства все больше съеживаются под напором репрессивных установок военного времени. Кажется, настало время для того, чтобы создавать квазигосударство, криптодвижение, сеть частных лофтов свободы, о посещении которых нужно молчать из чисто прагматичных целей. Во время безобразного мейнстрима в России настало время андерграунда.