1. Расскажите, пожалуйста, как так получилось, что вы, начав как переводчик-любитель на фан-сайтах, в итоге буквально получили монополию на перевод серии о Гарри Поттере? Как выстраивались ваши отношения с издателями: с чего началось общение и почему (на ваш взгляд) «Азбука-Аттикус» в итоге остановила выбор на вас для перевода всех семи томов?
Обстоятельства, о которых вы говорите, очень сильно разнесены во времени: примерно в 1999 году я стала переводить книги (сначала — два романа Дугласа Адамса) исключительно для своих близких. Мои переводы понравились, их передавали друзьям и знакомым, те — своим знакомым, в результате мои тексты распространились по интернету без моего участия. Любительский перевод «Гарри Поттера» нравился, и через пару лет ко мне обратились из «Эксмо» с предложением работать над серьезными литературными произведениями, чем я и занялась вполне успешно. Издавалась и моя собственная проза, на английском языке в том числе. Я мало следила за тем, как развивается деятельность «Росмэн» в отношении издания «Гарри Поттера», но, когда «Азбука-Аттикус» получила права, перевод предложили именно мне. Почему, следует, видимо, спросить у них, однако возражать я и не думала. Редактурой занималась чрезвычайно компетентная Анастасия Грызунова, довериться ей можно было целиком и полностью, что я и сделала с удовольствием.
2. В чем, как вам кажется, были наиболее существенные недостатки предшествующих вашему переводов? Рассказывали ли вы издателю, как именно хотите эти недостатки исправить? Было ли у вас достаточно времени для перевода, когда вы брались за серию Machaon?
Я не читала другие переводы «Гарри Поттера», издательству отдала все свои тексты как есть, так что время мое занимала лишь редактура и некие изменения текста по предложениям Анастасии Грызуновой. Проблема же переводов в целом, по-моему, заключается в следующем: раньше могло существовать несколько вариантов в одном и том же времени и пространстве. Сейчас, возможно, трудно поверить, но многие читатели с удовольствием сравнивали разные переводы иностранной книги, а затем выбирали самый близкий их сердцу. Теперь все иначе: в продажу допустим лишь официальный перевод, и тот человек, кому нравится что-то другое, скажем, интернет-вариант, поневоле вступает за него в борьбу. Это естественно, но что с этим можно сделать, лично я не знаю.
Впрочем, с «Гарри Поттером» возникла другая уникальная проблема — это больше не литературное произведение, а скорее нечто сродни религиозному культу в сочетании с компьютерной игрой. Текст, в котором важны не писательские тонкости, а именно несменяемость имен и названий. Беда в том, что и здесь успели создать уже два официальных и несколько (не знаю сколько) неофициальных интернет-вариантов, и при выборе «того самого, главного, истинного» неизбежны сражения.
3. Когда вы впервые столкнулись с критикой своих переводов? Еще когда публиковали их в интернете или уже после выхода семитомника?
С критикой я начала сталкиваться после выхода семитомника в официальную печать. До того мне приходили только положительные отзывы и в большом количестве. Теперь положительных крайне мало, зато отрицательных — сколько угодно. Официальный перевод у критикующих всегда считается хуже неофициального, и все тут.
4. Шли ли вы на какие-то компромиссы при переводе из-за давления фанатов романа? Все эти петиции в интернете, требования отстранить вас от перевода, они как-то повлияли на работу? И как вы для себя объясняете такую реакцию на ваши переводы? Что в них такого страшного, что вызывает такие скандалы среди читателей?
Нет, я работаю с издательством и редактором, только с ними и обсуждаю процесс работы. Петиции идут в издательство (что разумно, ибо я ни на что не влияю), и, если добьются своего, я опять-таки узнаю обо всем от издательства. Некоторые из писем мне уже показывали — из возмущений мне стало ясно лишь то, что мои тексты люди не читали. Но осуждают. Хотя многое в моем тексте не существует, а попросту придумано ими самими.
5. Как лично вы решали в тексте вопрос локализации имен и географических названий? Был ли какой-то основополагающий принцип, согласно которому вы решали, где оставлять фамилию в таком виде, как у Роулинг, а где переводить ее? Например, Хуффльпуфф или Лонгботтом — в звучании, приближенном к английскому, а Гнусли, Шкверчок, Кхэмбридж — с намеком на говорящую фамилию в оригинале.
Я переводила книги по мере их появления, с большой скоростью и шутливым состязанием с целой группой интернет-переводчиков, поэтому все решалось на ходу, но менять что-либо смысла почти никогда не имело. Интуиция, а не логика — то, чем естественнее было руководствоваться тогда. В мои планы не входило никакое взаимодействие с издательством и вообще с чем-то серьезным. Много позже заниматься логическим структурированием пришлось Анастасии, при куда уже более серьезной работе для издательства.
6. Почему в некоторых местах вы «славянизируете» некоторые термины Роулинг? Например, horcruxes превращаются в «окаянты», а deathlyhallows задумывались как «роковые мощи».
Термины, звучащие по-русски, важны для многих людей, не понимающих английского, и часто кажутся куда осмысленнее и эмоциональнее. Либо просто больше нравятся мне — в книжке, которую я переводила для своих знакомых, я имела право поступать ровно так, как мне хочется, однако непременно в соответствии с задуманным смыслом оригинала. А редакторы имели право это поменять, если бы захотели, однако в данном случае не захотели.
7. В критике ваших переводов обычно подчеркивают перевод имени Злотеус Злей как неудачу из-за того, что персонаж в последних томах раскрывается совсем иначе, чем в начале романа. А есть ли какие-то отдельные моменты в ваших переводах серии, которые вы спустя некоторое время считаете переводческой неудачей и исправили бы в переиздании? И наоборот, что вам кажется несомненной удачей?
Северус Снейп — имя, тоже звучащее откровенно сурово, хотя мой вариант звучит, безусловно, суровее. Однако слово «Злотеус» подразумевает одновременно как «зло», так и «злато», так что двойной подтекст характера этого персонажа никуда не делся. Что касается перевода как такового, то если бы я взялась за него сейчас, через шестнадцать лет, он просто поменялся бы до неузнаваемости: это неизбежный закон времени, вкусов меняющегося человека, желания создавать что-то совсем новое, независимо от того, насколько хорошо старое. Поэтому обсуждать давно прошедшее мне представляется совершенно бессмысленным.
8. «Гарри Поттер» для вас на протяжении всех семи томов — это детская книжка? Если нет, когда она перестает быть таковой и как вы работали с этим «переходным моментом» в переводе?
Нет, книжка, безусловно, менялась от раза к разу, и знать об этом лучше было бы заранее — но только в смысле имен, часть из которых под конец зазвучала слишком по-детски. Те, кто читал помимо имен еще и мои тексты, видели, как меняется от тома к тому манера изложения и разговоров между людьми и особенно подростками.
9. Что вы думаете о переводе фильмов о Гарри Поттере на русский язык? Получается, что современные дети, которые уже погружаются в мир Роулинг в вашем переводе, сталкиваются с диссонансом: в фильмах половину существ и людей зовут не так, как в книжках. Вам не предлагали переперевести фильмы, например?
Меня саму смущает этот диссонанс, но перепереводить я бы не хотела. Я бы сама оставила перевод фильмов, каким он был раньше, но, как здесь поступать, решать не мне, не я принимаю тут решения. В моем сознании несколько разных переводов одного и того же произведения не являются ни преступлением, ни трагедией, наоборот, возможность сравнения мне представляется положительным явлением, но при нынешнем законе вопрос должен решаться иначе (увы, сказала бы я).
10. Пожалуйста, расскажите про работу над пьесой Harry Potter and The Cursed Child. В чем для вас — как для переводчика — выражаются особенности работы над драматургическим текстом? В английском языке по пьесе сильно заметно, что она написана не самой Роулинг. Вы это как-то специфически подчеркиваете в русском переводе?
Я постаралась переводить пьесу как пьесу: много проще, легче, разговорнее в сравнении с романом. Надеюсь, что получилось, вот, собственно, и все, что можно сказать. Надеюсь (если судить по реакции доброжелательных ко мне знакомых читателей), присутствие Роулинг стало в моем русском тексте чуть заметнее. Судить, впрочем, вам, читателям, — как о переводе, так и, самое главное, о продолжении великого произведения Роулинг.