Карась как ресурс

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Провоцирующие ландшафты. Городские периферии Урала и Зауралья. М.: Новое литературное обозрение, 2025. Под редакцией Фёдора Корандея. Содержание

Болото по-татарски «сас», отсюда топоним Сас Ях — Заболотье.

Были и такие годы, что самолет вообще не летал, после девяносто первого года. Я учился, был студентом, бегал в город пешком. Через болота. Ну и первые годы работы тоже приходилось. В отпуск уйдешь пешком, с супругой... Ну и все, вместе в школе работаем, в отпуск вышли, вместе собрались, ушли, потом обратно пешком пришли. Такие времена были. Но люди и по сей день ходят. На самолет не попадешь, а надо [интервью, Лайтамак, 10.02.2020].

Только мы тронулись, как поверхность мха закачалась под ногами, словно водяной матрас. Абдулла назвал этот матрас «янкльмэ сас». Первое слово мансийское, означает «земля как волна», «волнистая поверхность». Промысловый словарь и некоторые хозяйственные практики болотные татары позаимствовали у вогулов и остяков, своих северных соседей — аборигенов Прииртышья.

Рям, облесенный верховой сосной, — так, емко и кратко, зовется на языке ландшафтоведов поросший карликовой сосной глубокий ковер из сапропеля, торфа и мха, набрякшая влагой недоземля, которой мы пробирались весь день 15 сентября, мечтая добраться до чего-нибудь менее гибридного. Промысловики Тобольского Севера называют этот ландшафт пошвором. Над рямом, сасом или пошвором иногда возвышаются минеральные холмы, гривы, заросшие урманом — высокоствольным таежным лесом. Типичный ландшафт Заболотья — возвышающиеся над болотом лесные острова «нормальной» земли, маяки для путников, прокладывающих дорогу от урмана к урману. Это не всегда самый прямой путь, однако «сухой ногой» идти быстрее и приятнее. Зимники, соединяющие Заболотье зимой, напротив, прокладывают кратчайшим путем, поверх замерзших болот, минуя залесенные участки. Поэтому летом зимние трассы превращаются в непроходимую кашу. Добавим к этому еще просеки, прорубленные геологоразведчиками, связистами или нефтяниками под свои нужды. Таковы дорожные аффордансы этой местности, c которыми приходится знакомиться всякому передвигающемуся субъекту. Традиционная тропа комбинируется из разных типов участков, каждый из которых соответствует тому или иному историческому этапу освоения этого пространства, типу мобильности, сезону. Для нашего путешествия Абдулла выбрал из имевшегося в распоряжении местных набора путевых комбинаций пешую летнюю тропу, оптимальную в данных условиях.

Наш путь начался в Карташовскому бору, на берегах Овсянниковского озера. Мы сошли в болото со старой гати, проложенной вдоль нефтепровода, и через час пути вышли к озеру Субаево, у берега которого, к нашему удивлению, покачивалась «общественная» лодка. Аффорданс? Безусловно. С помощью этой неожиданной возможности мы сократили время пешего пути, переплыв от одной путевой избы к другой напрямик, по озеру. Над озером кричали лебеди. Только на другом берегу мы поняли, как нам повезло что лодка оказалась там, а не здесь. Затем наш путь лежал через урман и рям к озеру Маленькому, на северном берегу которого обнаружилась небольшая избушка. С нее начинались окрестности Большого Карасьего озера, славного рыбой и клюквой. Многие лайтамакцы имеют здесь промысловые избы. Абдулла держал в голове сразу несколько мест, подходящих для нашей ночевки на озере. Все зависело от того, как скоро и в каком состоянии мы доберемся до озера.

Обстоятельства складывались не лучшим образом: шли мы медленно и только в сумерках, порядком уставшие, добрели до Карасьего озера. Накрапывал дождь, поднимался ветер. Опасаясь дальнейшего ухудшения погоды, Абдулла решил немедленно переплыть озеро на моторной лодке. Если бы к утру поднялась волна, пришлось бы обходить озеро пешком — еще день пути. Напрямик через озеро всего пять или шесть километров, но противоположного берега в сумерках не видно. Как только вышли на моторе за ближайший мыс, волнение усилилось, а дневной свет окончательно померк. Вдали тускло сияло небо над Тобольском, на берегах иногда были видны вспышки, напоминавшие отдаленную грозу, хотя был уже сентябрь. Потеряв последние ориентиры, мы плыли на запад, моля бога, чтобы мотор не заглох и нас не развернуло поперек волны. Под западным берегом ветер стих, однако в поисках нужного залива, во тьме, мы накрутили еще несколько лишних километров, а на подъезде к рыбацкому становищу срезали винтом две рыболовные сети. Два рыбака из Лайтамака, Султан и Хайдер, с некоторым удивлением встретили ночных гостей и известие о поврежденных снастях.

Утром мы обнаружили, что изба стоит близ устья небольшого рукотворного канала, который соединяет крохотное безымянное озерко с Карасьим озером. Озерко питается грунтовыми водами с болота и может быть привлекательным для рыбы. Последняя, впрочем, еще должна туда попасть. Для этого в этих местах и делают такие каналы. Торфяной грунт весьма податлив. Резку около 130 метров длиной прорезали бензопилой и лопатой. Проход из озера в озерцо оснащен плетеной ловушкой, которая называется сумит (производное от «сомут» — плетеный лаз) и регулирует направление движения рыбы. Выйти назад в Карасье рыба не может. Озеро, по сути, стало садком. Избу поставили на берегу, чтобы следить за каналом и ловушкой. Когда встанут зимники, рыбу можно будет выловить и отвезти в Тобольск на продажу. Подобным образом соединены и зарегулированы все озера-спутники Карасьего озера: Большой и Малый Савинкуль, Сарынкуль, Щучье. Организуя подобного рода рыбные «сады», рыбаки серьезно сокращают усилия и расходы, связанные с хранением и транспортировкой рыбы в город. Карась — главный местный ресурс.

Избушка, в которой мы тогда ночевали, — одна из дюжины промысловых изб лайтамакцев, расположенных в системе Карасьего озера. Это не только промысловые избы на богатом ресурсом озере, но и «станции» летнего пешего пути в Тобольск, часть которого, как мы убедились на собственном примере, пролегает прямо по озеру и сильно зависит от метеоусловий. Автомобильный зимник из Лайтамака в Тобольск тоже прокладывают рядом, вдоль северного берега.

Изоляция была и остается обстоятельством, определяющим ритм жизни Заболотья, характерное для него беспокойство по поводу невозможности быстро попасть в город в случае необходимости, ограниченность предложения товаров и услуг, но также и особую гордость — чувство исключительности местного опыта. Мотив слабой проницаемости Заболотья фиксируется по крайней мере с начала заселения русскими Сибири. Дорога от Тобольска до Лайтамака, которой мы прошли, изображена в «Хорографической книге» С. У. Ремезова (1697–1711) как часть пути на Конду [Хорографическая книга: л. 77]. В атласе 1785 года [Карта Тобольского уезда 1785] этого пути нет, зато впервые обозначена «канава» — система каналов и шлюзов, соединяющая озера смежных бассейнов. Каналы, спрямляющие речные меандры, именуются в этом источнике копанками, а каналы между озерами — резками. Из татарской деревни Ренья (Рынья) на реке Алымке когда-то можно было доплыть до мансийской деревни Ландина на реке Конде. В 1914 году этот путь, до сих пор видимый на спутниковых снимках, был заново открыт географом И. К. Вислоухом (1872–1926), который связал его происхождение с деятельностью воевод Ермака [Канал Ермака 2003].

Именно вопрос проницаемости болот и внутренней связанности Тобольского Севера интересовал первые известные нам экспедиции в Заболотье. В начале 1860-х годов годов Сибирский комитет ввиду накопившихся за заболотными инородцами податных недоимок возложил на власти Тобольской губернии задачу переселения четырнадцати татарских юрт в далекий от Заболотья Тарский округ, более удобный для фискального надзора. Все это формулировалось как мероприятия по «улучшению быта» местных инородцев. Первое известное нам свидетельство активного интереса тобольских чиновников к этой проблеме относится к 1860 году. В марте 1865 года в Заболотье отправился землемер Панов, который предоставил губернатору инвентарно-статистическое описание быта юрт и пояснительную записку о материальном благосостоянии инородцев.

Что же касается до оскудения рыбного и звериного промыслов, составляющих действительно один из главных источников инородцев к приобретению жизненных средств, то на основании тех сведений, которые собраны по этим предметам, чрезвычайно трудно судить о настоящем состоянии этих промыслов, так как сведения эти были собираемы зимою, когда самые промыслы останавливаются, да и лица, собиравшие сведения, основывали свои заключения на словах самих же инородцев, достаточно хитрых для того, чтобы при расспросах их дать более выгодные для себя объяснения и разъяснить положение промыслов так, как им заблагорассудится.

Из материалов, связанных с экспедицией Панова, явствует, что заболоченность не только регулировала физический доступ на территорию, но и порождала характерную для местных самоописаний риторику изолированности, приносившую местным жителям пользу в их противостоянии с невыгодным для них административным проектом.

Заболотные татары явно не хотели переезжать. Обсуждение возможности переселения растянулось на годы. В 1871 году чиновник особых поручений Тобольского общего губернского управления Покровский подводил итоги:

Важнейшим препятствием к благоустройству заболотных инородцев и к правильному полицейскому надзору за ними в летнее время служат окружающие их болота, по неустройству путей сообщения считающиеся неприступными (зачеркнуто) непроходимыми. По собранным же г. Покровским сведениям оказывается, что все Заболотские юрты, имея в летнее время между собою сообщение, не лишены такового и с прилегающими к ним жилыми местностями Тобольского, Тюменского и Туринского Округов. Хотя, конечно, сообщения эти, производящиеся частью на лодках, частью же верхом и пешком и лишь в редких случаях — на двухколесных тележках, нельзя считать за удобные, тем не менее существовавшее доселе убеждение в недоступности в летнее время Заболотья представляется ошибочным и основанным на преувеличении действительных затруднений в сообщении.

Судя по всему, Покровский, как и Панов, посетивший Заболотье зимой, не видел местных резок, поскольку описывал систему заболотских коммуникаций без особого удивления.

Юрты Маклинские, находящиеся от юрт Табкинских в 15 и Янгутумских 40 верстах, сообщаются с первыми юртами пешком, а с последними — на лодках.

Тем дело и кончилось.

Статистик С. К. Патканов, работавший в Тобольском округе в 1887-1888 годах, писал, что,

несмотря на близость этой волости к городу, уже 30 лет как по ней не имеется никаких сведений, которые показывали бы хотя бы приблизительно, каково настоящее экономическое положение местности.

Патканов обратил внимание на гидротехнические практики заболотных татар, вероятно имея в виду рыболовные каналы: «устраивают искусственные копи, которые в скором времени приобретают вид ключей».

Первым этнографом, резки определенно видевшим и описавшим собственный опыт путешествия по ним, была сотрудница ленинградского Института этнографии РАН В. В. Храмова. Летом 1948 года она два с половиной месяца путешествовала по Заболотью, из которых двадцать дней провела в лодке. Она выяснила, что резки на маршруте Тобольск — Лайтамак, которым мы прошли в сентябре 2020 года, были прорублены в советскую эпоху.

Колхозник Набой Кучумов (возможно, родственник нашего лайтамакского проводника. — И. А., Ф. К.) рассказал, как они прорубили первые резки. Это было в 1920 г., работало 12 человек из Лайтамака. Резки копали несколько лет, готовы они были уже при колхозах. Сначала копали узкую канавку, затем ее расширяли. Местами в день копали 60 шагов. Года три было еще трудно ездить — резки были узкие и мелкие, но потом с каждым годом расширялись особыми горбушами... От Тобольска до Лайтамака ездят по резкам 3 дня с ночевкой в лесных избушках.

Старый путь по Носке и Иртышу занимал семь дней.

Нам довелось работать с фотоархивом этой экспедиции, отложившимся в фондах тюменского Музейного комплекса им. И. Я. Словцова. За последние десятилетия Заболотье посетили с экспедициями целый ряд ученых, мы имеем ценные сведения о путях сообщения в Заболотье, принадлежащие перу М. Н. Тихомировой и В. Н. Адаева, однако развернутые работы о вернакулярной гидрографии Заболотья на сегодняшний момент неизвестны. Ниже мы пытаемся в первом приближении восполнить этот пробел.

***

Утром 16 сентября мы стартовали на лодке Абдуллы от избы на западном берегу Большого Карасьего озера, проделали путь по системе каналов, соединяющих озерную систему с рекой Лаймой, и менее чем за один световой день достигли Лайтамака. По сообщениям информантов М. Н. Тихомировой, резки между Большим Карасьим озером и Лайтамаком копались восемнадцать лет и были готовы к 1937 году. Прокопанная много десятилетий назад резка кратчайшим путем соединила водоемы, принадлежащие разным бассейнам. Кривое озеро стало проточным — его присоединили к бассейну р. Лаймы. Большое Карасье, естественный сток которого на восток, получило второй сток — на запад. С помощью шлюзов, руины которых мы неоднократно видели в процессе езды по резкам, оба стока какое-то время поддерживались в судоходном состоянии, однако со временем впадающая в Иртыш речка заилилась и заросла. Бассейн Карасьего озера почти полностью отошел к Лайме. Сквозной транзит с Лаймы на Иртыш посредством резок сегодня невозможен. Далее следуют выдержки из путевых дневников двух участников экспедиции за 16 сентября 2020 года, отражающие опыт путешествия по резкам.

Интервью с редакторами серии Studia Urbanica, в которой вышла книга «Провоцирующие ландшафты», читайте здесь.