Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
— Абрам Ильич, как бы вы могли представить вашу книгу читателям?
— Булгарин как редактор газеты и журнала вел очень активную переписку с авторами, подписчиками, цензорами, различными учреждениями, сотрудниками по редакции и т. д. Она сохранилась, к сожалению, далеко не полностью, но и в таком виде дает очень многое для понимания ситуации, в которой находился журналист в Николаевскую эпоху, как складывались его отношения с различными правительственными инстанциями, с коллегами и конкурентами, каковы были вкусы и интересы читателей, не говоря уже о том, что она позволяет представить, каковы были цели Булгарина, его политические и эстетические взгляды, его контакты с другими литераторами и историками. Я и моя коллега в подготовке этой книги Наталья Николаевна Акимова не стали печатать письма просто в хронологии их написания или в алфавите адресатов, так как при этом теряются многие смысловые связи и сюжетные переклички, поэтому книга разбита на восемь разделов: письма историкам (не нужно забывать, что начинал Булгарин как историк, автор ряда исторических статей и публикаций, редактор первого русского исторического журнала «Северный архив»), литераторам, сотрудникам газеты Булгарина и Н. И. Греча «Северная пчела», цензорам, чиновникам, книгопродавцам и издателям, друзьям, знакомым, а внутри каждого раздела соблюдена условная хронология. В сборник не включены письма Булгарина в Третье отделение Собственного Его Императорского Величества канцелярии, поскольку их было очень много, и они были изданы мной специально еще в 1998 году отдельным томом под названием «Видок Фиглярин».
Знакомясь с этой перепиской, читатели почувствуют, как мне кажется, атмосферу того времени, те обычно не осознаваемые социальные и бытовые условия обыденной жизни, которые во многом обуславливают ее течение. Кроме того, они, надеюсь, поймут, с какими трудностями сталкивались издатели и редакторы того времени, как сложно было им выстраивать отношения с цензурой (точнее, с цензурами, так как их было много: обычная, духовная, военная, придворная, медицинская, ведомственная и т. д.), Третьим отделением, императором, которые постоянно вмешивались в деятельность журналистов. Некоторые очень осмотрительные редакторы не касались спорных сюжетов и редко подвергались наказаниям, но Булгарин не принадлежал к числу таковых, у него были свои мнения по различным вопросам, и он настойчиво отстаивал их, вступая в споры с теми, кто придерживался других взглядов. За это он нередко подвергался выговорам, а однажды даже был посажен по приказу императора на гауптвахту. Особенно содержательны для характеристики Булгарина большие комплексы переписки с одним лицом, в частности с сотрудниками редакции Р. М. Зотовым и П. С. Усовым, другом его А. Я. Стороженко и польским историком И. Лелевелем.
— Как вы думаете, почему до сих пор эпистолярий Булгарина, имевшего огромную читательскую аудиторию в России, оказывался вне профессионального филологического интереса?
— Это не совсем так. До революции было опубликовано немало писем Булгарина (они вошли в книгу, которую мы обсуждаем), но печатались они с большими временными промежутками и были разбросаны по самым различным журналам (историческим и литературным), поэтому целостного впечатления у историков и литераторов не возникало. А в советское время заниматься такой запятнанной фигурой было мало охотников, к тому же и власти не приветствовали подобную работу. Известный писатель Вениамин Каверин, который начинал как литературовед, хотел в конце 1920-х годов писать диссертацию о Булгарине, но научный руководитель отказал ему в этом, в результате они сошлись на Сенковском (впоследствии Каверин на основе диссертации написал о Сенковском книгу, которая не раз переиздавалась). Играло роль и то, что часть писем Булгарина была написана по-польски, а мало кто из историков литературы знал польский язык, к тому же после революции эти письма оказались в польских и литовских архивах.
Фаддей Булгарин
— 17 лет своей жизни Фаддей Булгарин отдал военной службе. Однако свое истинное призвание он нашел в литературной и журналистской деятельности. Почему он так кардинально сменил вектор своих профессиональных интересов? Что послужило причиной?
— Булгарин с молодых лет интересовался литературой и во время обучения в кадетском корпусе много читал и писал стихи. Окончив кадетский корпус, он служил в столичном уланском полку, но написал сатирические стихи на возглавлявшего полк наследника престола, великого князя Константина Павловича, за что был отправлен на несколько месяцев в Кронштадтскую крепость, а затем переведен в находившийся в провинции кавалерийский полк. Хорошо начинавшаяся карьера была сломана. Это с одной стороны. С другой стороны, Булгарин, происходивший из земель, которые еще недавно входили в Великое княжество Литовское, в унии (то есть союзе) с Польшей составлявшее государство Речь Посполитую, болезненно переживал исчезновение этой страны в результате раздела ее между Россией, Пруссией и Австрией и отозвался на призыв Наполеона к полякам вступать в его армию, подкрепленный обещанием восстановить уничтоженное государство. Он отправился во Францию и вступил во французскую армию. В результате, когда войска Наполеона стали терпеть поражение, Булгарин в 1814 году был взят в плен. Пошла прахом и его французская карьера. Когда вышел манифест о прощении российских поданных, воевавших в армии Наполеона, Булгарин обосновался в Вильне, но вскоре богатый родственник отправил его в Петербург для участия в сложном судебном процессе о наследстве. Оказавшись в столице, Булгарин решил использовать свои литературные способности и выдвинуться на этой стезе — и не прогадал.
— Несмотря на то что профессиональная деятельность Булгарина (оставившего, безусловно, значительный след в русской литературе и журналистике) получила среди его современников внушительный резонанс, его реноме в конечном итоге свелось к тому, что это был двуличный человек, безыдейный доносчик и бесталанный литератор. Если обратиться к «Энциклопедическому словарю» Брокгауза и Ефрона, мы прочитаем, что Булгарин «писал более 30 лет критические статьи и фельетон, посвященный полемике, рекламам и обличениям литературных противников... в неблагонамеренности. Эти предметы составляли главнейший мотив всей литературной деятельности Б. и придали ей своеобразный характер, обративший его имя в нарицательное». Что явилось причиной такой репутации? Не нуждается ли она по прошествии времени в некоторой реабилитации?
— Я занимаюсь исторической социологией, а не литературной критикой. Социолог не оценивает людей, а стремится понять мотивы их деятельности, объективный ее характер и, соответственно, результаты. В случае Булгарина моя задача — описать его общественно-политические и эстетические взгляды, его отношения с властями, с цензурой, с другими литераторами и журналистами и понять на основе этого, что реально он делал, а что ему необоснованно приписывали, какую роль в культуре Николаевской эпохи, в журналистике и литературе того времени сыграли его статьи и книги. Традиционно писатели и историки литературы (даже такие незаурядные, как Натан Эйдельман) представляли Булгарина малоталантливым литератором и заурядным журналистом, поэтому приходится напоминать, что он редактировал завоевавшие популярность журнал и газету, ввел в русскую литературу жанры фельетона, военного рассказа и научной фантастики, первым в России опубликовал при жизни воспоминания о себе, которые хвалил даже его литературный враг Белинский.
— Одной из причин сформировавшегося негативного образа Булгарина стали его личные взаимоотношения с Пушкиным и расхождение во взглядах с пушкинским кругом. Почему отношения не сложились?
— В 1823–1827 годах Булгарин и Пушкин находились в хороших отношениях; в 1824-м Пушкин писал Булгарину: «Вы принадлежите к малому числу тех литераторов, коих порицания или похвалы могут быть и должны быть уважаемы». Но они представляли разные страты в литературе и обществе: Пушкин — дворянскую социальную и культурную элиту, а Булгарин — средние социальные и культурные слои. В конце 1820-х и в 1830-х годах численность читателей во второй группе быстро росла. В результате популярность Пушкина падала, а популярность Булгарина увеличивалась. Переломным был 1829 год, когда вышли «Полтава» Пушкина и булгаринский роман «Иван Выжигин». Если «Полтава» не имела успеха, то «Иван Выжигин» пользовался бешеной популярностью: за два года вышло три издания — небывалый случай для того времени! Это, естественно, было неприятно Пушкину и его окружению; поэтика булгаринского романа воспринималась как архаичная и потакающая вкусам малокультурной публики. С их стороны начались нападки на Булгарина, он не оставался в долгу.
— Наиболее показателен в контексте испорченной репутации Булгарина его спор с Пушкиным на тему того, какой именно должна быть литература и каковы должны быть ее читатели. Кто, на ваш взгляд, этот спор выиграл?
— Вопрос поставлен так, будто возможен какой-то один вариант литературы. Однако с развитием общества и, соответственно, его культуры литература расслаивается; у каждого слоя возникает своя литература. Так, в России конца XIX — начала XX века существовало несколько литератур: толстых журналов, где печатались произведения, которые позднее были введены критиками и историками литературы в корпус классики; тонких иллюстрированных журналов, где печатались проза и стихи, отвечающие вкусам менее искушенной читательской публики; литература низовых городских газет («Петербургский листок», «Петербургская газета», «Московский листок» и др.), у которой был свой читатель, менее образованный; и, наконец, лубочная литература, которая распространялась в крестьянской среде. В Николаевскую эпоху подобная дифференциация только зарождалась. Спор, о котором мы говорим, никто не выиграл — выиграли читатели, поскольку шедшая в литературе и журналистике дифференциация позволила удовлетворять различные вкусы. Когда в советское время власть добивалась единообразия и верхний (элитный) и нижний (низовой) слои читателей были отрезаны от своей литературы (она не издавалась), читатели проиграли.
— Почему в таком случае сегодня некогда самый популярный и продаваемый писатель и издатель мало известен читателям и практически не востребован исследователями?
— Когда шел спор, о котором мы говорили, стало известно о сотрудничестве Булгарина с Третьим отделением, которое являлось органом политического надзора и контроля. Не буду здесь рассказывать о характере деятельности этого учреждения, могу только заметить две вещи. Во-первых, тогда никто из тех, кто издавал газету с политическим отделом, не мог избежать сотрудничества с ним. Это прекрасно понимал Пушкин. В 1832 г. он задумал издавать газету с политическим отделом и подал главе Третьего отделения А. Х. Бенкендорфу ходатайство об этом, где писал: «...направление политических статей зависит и должно зависеть от правительства, и в сем случае я полагаю священной обязанностью ему повиноваться <...>».
Во-вторых, большинство записок, написанных Булгариным для Третьего отделения, носят консультативный характер, в них обсуждаются общие вопросы, причем Булгарин предлагает в них меры по ослаблению цензурного контроля, смягчению отношения властей к полякам, облегчению положения крестьян и т. д. Записок, в которых идет речь о конкретных людях, немного, причем значительная часть их содержат положительные отзывы, в частности о Пушкине, Грибоедове, Мицкевиче.
Однако пушкинская группа литераторов, а затем и либеральные историки создали образ малоталантливого литератора, заинтересованного только в деньгах, а также доносчика, это было подхвачено советским литературоведением, и все попытки изучать деятельность Булгарина как журналиста и литератора блокировались. Показательный пример. Когда В. П. Мещеряков по поводу рассказа Д. Биленкина о школьниках будущего, оживляющих Булгарина и допрашивающих его, почему он сотрудничал с Третьим отделением и травил Пушкина, напечатал заметку «Осторожно с историей», в которой попытался показать, что Булгарин был более сложной фигурой, имеющей заслуги перед русской литературой, ему в 1979 г. ответил журнал ЦК КПСС «Коммунист», в котором, стремясь «раз и навсегда расставить необходимые акценты», предлагалось «в полном согласии с исторической правдой, в полном соответствии с нашей классовой и гражданской этикой» считать его только «литературным пасквилянтом и клеветником, вором, платным агентом охранки и предателем».
Однако в постперестроечный период исследователи довольно интенсивно занимались Булгариным, были защищены одна докторская и несколько кандидатских диссертаций, вышли десятки статей и несколько монографий, посвященных его деятельности и его творчеству.
— А как и когда у вас возник интерес к жизни и творчеству Булгарина?
— В университете я писал диплом о соотношении эстетики и критики в Пушкинскую эпоху — соответственно, читал и журнальные статьи Булгарина. Поскольку меня всегда интересовали те, кого принято было считать в литературоведении маргиналами, графоманами, противниками «прогресса» и т. п., я не мог не заинтересоваться Булгариным. Но это был интерес «платонический», я не обращался в архивы и не читал булгаринскую «Северную пчелу». В конце 1980-х шла работа над первым томом словаря «Русские писатели, 1800–1917», для которого я писал статьи о лубочных литераторах, «поэтах из народа» и т. п. низовых авторах. Редактор Людмила Макаровна Щемелева, в ведении которой находилась первая половина XIX века, предложила мне посмотреть статью о Булгарине «с социологической точки зрения» и дополнить ее, если нужно, в этом отношении. Я статью прочел, встретил в ней много фактических неточностей, существенно переработал, и она была опубликована с двумя подписями. В ходе работы над ней я стал читать архивные материалы и быстро осознал, что нарисованный историками и литературоведами портрет — это злая карикатура на оригинал. В ней совершенно не учитывались исторический контекст деятельности Булгарина, то есть существовавший тогда политический режим, степень развития журналистики и литературы, объем и социальный состав читательской аудитории, социальный статус литератора и т. д. Я понял, что в результате существенно искажается и общая картина отечественной литературы того времени, и увлекся изучением булгаринской деятельности. Это предполагало как введение в научный оборот различных связанных с ним документов (записок, подготовленных для Третьего отделения; переписки; воспоминаний о Булгарине), так и осмысление в специальных работах разных сторон его взглядов: политической позиции, эстетических вкусов, журналистской программы, отношений с коллегами по редакции и читателями и т. д. Надеюсь, мне удалось кое-что сделать, чтобы исследователи и читатели, интересующиеся историей отечественной литературы, отошли от стереотипных представлений о нем. Кроме того, в постсоветские годы другими исследователями издано несколько монографий о Булгарине, переизданы многие его художественные произведения, его воспоминания и т. д. Конечно, сделано еще не все. Не републикован любопытный роман «Памятные записки титулярного советника Чухина, или Простая история обыкновенной жизни» (в котором выведен друг Булгарина А. С. Грибоедов), не собраны в одном томе лучшие его литературно-критические статьи, нет сборника воспоминаний о нем. Я уж не говорю о том, что нет специальных исследований о целом ряде важных аспектов деятельности Булгарина. Так что у немногочисленных булгариноведов работы еще много...