«История советской литературы — это в значительной степени история графомании», — пишет Евгений Добренко в книге «Формовка советского писателя». В 1920-е годы литературное творчество в Советском Союзе стало по-настоящему массовым явлением: по всей стране открывались кружки и студии для начинающих писателей, и большинство из них были выходцами из рабочей и крестьянской среды. Прежде угнетенным классам предстояло создать новую литературу. В 1931 году на страницах «Правды» даже был объявлен «призыв ударников в литературу». О масштабах кампании можно судить по цифрам, которые приводит Добренко: в одной только Москве за год рекрутировали более 2000 новых писателей.
Но была одна проблема: новоиспеченных писателей требовалось научить писать. Кружки и студии с этой задачей не справлялись, слишком велик был поток желающих. В середине 1920-х годов одно за другим стали выходить специальные пособия, рассказывающие об азах литературного творчества, — небольшие брошюры, объем которых редко превышал 100 страниц. Их сочинением занимались многие крупные писатели, критики и литературоведы того времени: одни надеялись таким образом внести вклад в развитие пролетарской литературы, другие же просто искали способ заработать.
1. Виктор Шкловский. Техника писательского ремесла. М.: Молодая гвардия, 1927
Виктор Шкловский одним из первых попробовал себя в жанре пособия для начинающих авторов. Вероятно, написание пособия стало для него одной из тех «халтур», которыми он в то время зарабатывал себе на жизнь, но стоит учитывать и другой момент. Подход формальной школы, рассматривавшей литературу как «ремесло» и набор технических приемов, пришелся ко двору во второй половине 1920-х годов, — овладение литературным мастерством тогда часто сравнивали с обучением работе на станке. «Техника писательского ремесла» выдержала несколько переизданий, в 1931 году вышло еще одно пособие Шкловского — «Как писать сценарии», а теперь послушаем самого Виктора Борисовича:
Чем литературное произведение отличается от велосипеда
Велосипеды делают сериями, одинаковыми. Литературные произведения размножают печатанием, но каждое отдельное литературное произведение должно быть изобретением — новым велосипедом, велосипедом другого типа. Изобретая этот велосипед, мы должны представить, для чего на нем колеса, для чего на нем руль. Отчетливое представление работы другого писателя позволяет вам не списывать его, что в литературе запрещено и называется плагиатом, а использовать его метод для обработки нового материала.
На какие темы писать не стоит
Бессмысленно писать сейчас о графах и о баронах, прежде всего потому, что с ними редко встречаешься, а также потому, что о них ничего хорошего и не напишешь. Не нужно темы брать из напечатанных уже вещей, не нужно думать, что вот, например, все пишут об убийстве селькора, и я напишу об убийстве селькора.
О продуктивности
Нужно уметь досиживать. Гоголь говорил, что если ничего не выходит, то сиди и пиши о том, что ничего не выходит, но не уходи от стола. Горький сидит за столом по часам. Он рассказывает, что для написания первого рассказа «Макар Чудра» его запер на ключ приятель А. М. Калюжный.
О большой литературе
Большая литература — это не та литература, которая печатается в толстых журналах, а это та литература, которая правильно использует свое время, которая пользуется материалом своего времени.
О газетах
Главное — не старайтесь писать так, как пишут в газетах, потому что в газетах пишут плохо и путанно.
О деталях
Всеволод Иванов по совету Горького записал больше пяти тысяч сибирских слов, а у самого Алексея Максимовича были записаны не только слова. У него также записано, какая птица в каком часу кричит и поет.
***
Вот какой разговор произошел между Львом Николаевичем Толстым и Алексеем Максимовичем Пешковым (Горьким), когда Горький впервые приехал к Толстому. Толстой начал так:
— У вас в «Двадцать шесть и одна» (рассказ) в скольких шагах стоит стол от печки?
Горький сказал в скольких.
— Ну а жерло печки какой у вас ширины?
Горький показал руками; тогда Толстой начал сердиться:
— Как же вы пишете, что у вас печь освещает сидящих, ведь по ширине не хватит!
О самом главном
Нужно не стесняться писать.
2. Михаил Беккер. Писатель за работой. М.: Всероссийское общество крестьянских писателей, 1928
Критик Михаил Беккер много писал о пролетарской литературе, так что проблема литературной учебы была ему очень близка. В этом пособии он часто приводит произведения современных авторов в качестве примеров того, как не следует писать, и советует молодежи поучиться у Александра Серафимовича, Александра Фадеева, Максима Горького и, конечно, русских и зарубежных классиков. Беккер несколько раз ссылается на пособие Шкловского. Признавая его «относительную ценность», он отмечает: «Книга написана поверхностно, на скорую руку».
О фабуле
Фабульный материал надо выбирать умело. Предположим такую вещь: я проголодался и пошел в ближайший ресторан пообедать. Деньги за обед уплачены; подходит официант и вежливо предлагает меню. Я останавливаюсь на определенном блюде, которое через несколько минут подается и т. д. и т. п. Такое событие непригодно для художественного произведения.
О выборе темы
Не пиши о том, чего не знаешь.
О драматическом напряжении
Парень любит девушку, девушка отвечает ему тем же чувством. Через некоторое время они сходятся. Ничего особенного в этом нет. «История с обычным началом и обычным концом». Но эту же «историю» можно усложнить рядом обстоятельств и «динамических мотивов». Герой — комсомолец; родители героини — кулаки — ненавидят коммунистов. Они противостоят стремлению дочери выйти замуж за комсомольца. Вот тут и начинается драма.
О многословии
Водичку надо изгнать. Бахметьев, крупный писатель, недавно выпустил роман «Преступление Мартына». Произведение это, несмотря на хороший язык и местами прекрасную отделку, грешит иногда повторением. Возьмем, например, такое место: «А женщины заглядывались. Но женщины для Мартына не существовали. Он избегал их. Их внимание не трогало Мартына».
О работе над языком
Есть такой поэт — Клюев, поэт мистический, с кулацким уклоном. Его поэма «Ленин» написана тяжелым, славянским языком. Ленина он называет «красным государем коммуны»! В другом месте он говорит: «Будь трикраты же здоров, трикраты же вечен, как сомовья икра, как песцовый выжлец». Когда читаешь его, кажется, что перед тобою не художественное произведение, а псалтырь.
***
«Вернее клади ступень ноги», советует один поэт, не замечая некоторого несходства между ступней ноги и ступенью лестницы.
О простоте
Бабель пишет «ликуя и содрогаясь». Он любуется словами, как самоцветными камнями. То же мы чувствуем, читая Андрея Белого, о котором кто-то сказал, что в его работах видны следы локтей. А писать надо так, чтобы читатель легко и свободно погружался в словесную стихию, не чувствуя ее.
3. Лидия Сейфуллина. Критика моей практики. М.: Профиздат, 1934
Сейчас имя Лидии Сейфуллиной практически забыто, но в 1930-е годы она была одной из самых известных советских писательниц. «Критика моей практики» вышла в серии брошюр «Мой творческий опыт — рабочему автору», издававшейся в 1933–1935 годах. Евгений Добренко сообщает: «Книжки от 60 до 120 страниц, ценой от 15 до 40 копеек, тиражом до 20 тысяч экземпляров быстро заменили собой многочисленные „пособия” и „мудрствования мастеров”». Добавлю, что такие брошюры представляли собой стенограммы выступлений уже состоявшихся писателей перед начинающими авторами, а в конце их обычно помещались ответы на вопросы из зала.
О прокрастинации
Есть тип писателей чисто русский, которые очень долго курят, потом пьют крепкий чай, потом посмотрят на часы, потом вздохнут, потом еще что-нибудь, а когда утомятся и курением, и чаем, и бесполезным времяпрепровождением, садятся писать и чувствуют, что день пропал, надо отложить до следующего дня. К этому типу писателей принадлежу и я. Эта славянская неорганизованность — чистое мучение!
О преимуществах краткости
Бабель пишет мало. <...> Он однажды пришел к нам и говорит: «Я сдал рукопись в набор и расписал труп: синий, багровый, ужасный, жуткий и т. д. Потом открыл книгу Франса и читаю: „Благочестивые и жирные прелаты”. Я пришел в ужас от того, что так расписал труп, и исправил: „На столе лежит длинный труп”. Стало сразу выразительно и жутко».
О пользе классики
Если у меня не выходит человек, я открываю «Анну Каренину». Почему какой-то паршивый адвокат по бракоразводным делам живет у Л. Толстого, удаются ему, а мне не удаются люди? Я начинаю читать про адвоката и вижу, что у меня очень много лишних объяснений, что я за большого дурака считаю читателя, что он все поймет и без таких объяснений.
О рабочем процессе
Настоящий писатель должен писать так, как человек работает у станка, за кабинетным столом, ученый за своим микроскопом: ежедневно, совершенно точно, со свежей головой, он должен отрабатывать положенные часы. Не выйдет — неважно, останется материал для следующего рабочего дня, надо добиться положения, когда нервы, мозг будут приведены в соответствующее состояние, и поддерживать это состояние до конца работы. Всякие перерывы страшно нарушают действие нашей человеческой машины.
О стремлении к оригинальности
В произведениях начинающих иногда тоже чувствуется боязнь простоты. Герой не ходит прямо, а все «пружинит ноги». Если он смотрит, то автор не пишет «поднял глаза», а обязательно «глотнул глазами пространство» или что-нибудь в этом роде. Читатель чувствует усталость от таких писательских стараний.
О самолюбии
Мы не любим, когда наши произведения ругают, а тем более когда ругают после того, как похвалили. Молодые авторы, которых пять раз похвалят, а шестой раз поругают, зачастую в седьмой раз совсем не приходят.
Почему не стоит слушать друзей
Друзья — это самые большие враги: они всегда оправдывают и хвалят. Все очень хвалили [мое произведение], говорили, что действующие лица изображены как живые. Я сдала в печать, а когда я прочитала ответственные печатные буквы (вещь обычно совершенно иначе выглядит в печати, чем в рукописи, в полусырье), то сразу увидела, что написанное мною не годится.
4. Константин Паустовский. Как я работаю над своими книгами. М.: Профиздат, 1934
Брошюра «Как я работаю над своими книгами» тоже вышла в серии «Мой творческий опыт — рабочему автору»: в ней Паустовский рассказывает о работе над повестью «Кара-Бугаз» (1931), написанной им по итогам поездки в Среднюю Азию. Повесть пользовалась большим успехом, а в 1935 году по ней сняли фильм, который не понравился Сталину и потому не вышел на экраны.
О литературных приемах
Я не думаю о приемах. Я считаю, что Флобер был прав, когда говорил, что лучше писать книги, не думая ни о каких приемах.
***
Я против искусственных, вымученных приемов, которые называются трюкачеством. Этим особенно злоупотребляют формалисты. Я глубоко убежден, что полноценный материал не требует трюков.
О рабочей обстановке
Я предпочитаю писать в глуши.
***
Если бы мне пришлось писать книгу о севере, то я предпочел бы писать ее на юге.
О подготовительной работе
Я считаю, что самым худшим типом писателя-профессионала является тип писателя, который выведен Чеховым в «Чайке». Он записывает каждое словечко, каждую мелочь и притом отгораживается своей профессией от окружающих. Все это чепуха!
О писателе и народе
Во время поездок я никогда не говорю, что я писатель. Если в глуши сказать об этом, то обычно тебя начинают почтительно сторониться.
О поэзии
С чего я начинал писать? Со стихов. Это обычная участь прозаиков. Стихи писал скверные.
О работе над собой
В течение 12 лет, примерно с 1914 г. по 1926 г., я писал, но сознательно не печатался, считая, что еще рано. Все написанное за эти 12 лет я отложил в сторону, забыл и начал писать заново.
***
У Данте сказано: «Солнца луч умолк». Лесков говорит: «Меркнет молодость». Когда натыкаешься на такие эпитеты, то они заставляют беспощадно относиться к собственному языку.
О критике
Мне критика помогла мало.
О современной литературе
Наша эпоха необычайна. Я бы назвал ее стратосферической, настолько она выше всех эпох в истории человечества. Литература нашего времени также должна быть стратосферической.
О халтуре
Очень серьезная газета обратилась ко мне с просьбой — не могу ли я через два часа вылететь в Бобрики на один день и потом написать о Бобриках «развернутый очерк». Согласись я на это предложение — была бы самая отъявленная халтура. К сожалению, газеты находят людей, которые могут написать о Бобриках, пробыв в них два часа. От таких людей надо освобождаться.