1. Еще немного книжных итогов года — под его занавес. Свои списки лучшего (проза, книги по искусству, книги о кино, детские книги) составили «Подписные издания» — в прозаическом разделе находим, среди прочего, Уильяма Гэддиса, Кадзуо Исигуро, Оксану Васякину и Энн Пэтчетт.
Поэтические итоги года на «Годе литературе» подводит Ольга Балла: она называет здесь большой сборник Игоря Вишневецкого, две книги Владимира Гандельсмана, сборники Ирины Котовой, собрание «каверов» на «Некрасивую девочку» Заболоцкого, переводы современных белорусских поэтов, научные переиздания Хлебникова и Губанова, большой том о «Цветах зла» Бодлера, работу Юрия Левинга о Мандельштаме и эссе Филиппа Дзядко об Айзенберге. Из авторов, чьи книги мы в этом году рецензировали на «Горьком», упомянуты Михаил Ерёмин, Лариса Йоонас, Мария Мартысевич. Отдельно критик выделяет работу Евгении Вежлян, в том числе ее ютьюб-канал с выпусками о новых поэтических сборниках; под конец Балла вспоминает ушедших из жизни в этом году Василия Бородина и Людмилу Вязмитинову.
Lithub составил «список списков», из которого мы узнаем, что англоязычные критики в 2021-м выше всего ставят книгу Патрика Раддена Кифа «Империя боли» — журналистское расследование о бизнес-династии Саклеров, чью репутацию великих филантропов погубил опиоидный кризис в Америке: именно фирма Саклеров выпускает препарат оксиконтин — вызывающее зависимость обезболивающее. Первое место с Кифом делит книга Патрисии Локвуд «Никто об этом не говорит» — история жизни в соцсетях; в следующем году перевод, кстати, выйдет в «Эксмо». Кроме того, на том же Lithub и в The Millions — традиционные гигантоманские опросы писателей «Кто что читал»; если вдруг вам не на что потратить пару свободных дней, можно на это.
2. К несчастью — новые потери и некрологи. Умер Дмитрий Зимин, без которого не случилось бы многих достижений российской науки — и уж точно не было бы научно-популярных книг, к которым мы привыкли за 15 лет. «Вы подарили нам всем невероятную возможность стать лучше, образованнее, гуманнее», — говорит вслед Зимину издательство Corpus; об огромных его заслугах рассказывают главред «Альпины нон-фикшн» Павел Подкосов, Александр Архангельский, много лет курирующий работу премии «Просветитель» Александр Гаврилов, Сергей Гуриев, Елена Наймарк и Александр Марков: «Дмитрий Борисович оставил нам в наследство не только колоссальный интеллектуальный багаж из опубликованных книг, видеолекций, сайтов, школ, конференций, но и опыт очень эффективной гуманистической и интеллектуальной деятельности. Он также оставил нам прекрасный пример, как можно менять мир к лучшему. Только очень страшно, если окажется, что это было под силу лишь такому гиганту, как Зимин».
Умерла Джоан Дидион — ее голос в американской литературе и журналистике последних 50 лет был одним из важнейших. Среди пишущих о ней — Эмма Клайн, Аннабель Гуттерман (подчеркивающая вклад Дидион в особую литературно-психологическую дисциплину — письмо о горе), Митико Какутани: «Уникальный стиль Дидион, который отличается фрагментарностью, хирургической точностью, отрывистыми, но в то же время колдовскими ритмами, был еще и средством, чтобы удерживать тот мучительный материал, с которым она работала — будь то ее собственные боль и утрата, репортажи об убийствах и войнах, мелодраматические ситуации, в которые так часто попадали героини ее романов. Она умела увидеть деталь, ясно намекающую на будущее, подметить красноречивый жест, подслушать чью-то фразу, которая все объясняет. <…> Одна из постоянных тем всех книг Дидион… — американская страсть к переизобретению себя, вера американцев в то, что можно начать все заново, перейти ко второму акту. Эта вера, с одной стороны, помогла основать нашу страну, подпитывала американскую мечту — с другой стороны, привела к забвению корней, краху традиций, отказу от личной и публичной истории. Дидион предполагала, что нарратив может обеспечить порядок, но этот порядок и сам по себе иллюзия, а когда за дело берутся политические дельцы, мы получаем ложные связи: нам навязывают ложных богов и поддельные ценности».
На этой неделе пришло немыслимое известие о смерти поэтессы и переводчицы Софии Камилл, ей было всего 18 лет. Она работала с опытом двуязычия, писала русско-шведские стихи, много переводила со шведского. В последние годы она жила в Петербурге; друзья говорят о ней как о невероятно ярком человеке, менявшем вокруг себя всю структуру жизни, всю атмосферу. В журнале Lasmag о Софии Камилл пишет ее друг, поэт Рамиль Ниязов: «Что она безумно талантлива, я знал всегда. Я это знал всегда, я всегда смотрел на нее как на нежнейшее инфернальное пламя и явственную благовестницу рая поэтов. Это не метафоры, это буквально то, что люди говорили на поминках. И я бы, конечно, хотел передать свое восхищение ей».
Смерть смехом
А Новый год стоит всем своим весом
Неловким смехом
Он не встает под
люд, и люб мне этот лоб
И ладно ладаном несет из коридора
Под смехом встанет смертью
подвеска, булочка, булавка
мне нужен этот лаский люд
ласкающий, висящий
Мелкий, смертный
звеньчит
Там грудь навесом
Весом прижимает к новогоднему столу
где скатерть, как визитка принимает
телефоны
и принимает мой удар
И перегар
Мой Новый год
Мой гонорар за этот год
Мой голод добрый
3. В «Просодии» Максим Алпатов пишет о книге Виталия Пуханова «Приключения мамы», получившей Премию Андрея Белого: по мнению критика, Пуханов — самый «народный» (цитируемый, доступный) поэт из лауреатов последних лет. «Поэзия Пуханова легко опровергает тезисы об элитарной природе чтения стихов. Она заведомо обращена не к меньшинству, а к большинству, играет с узнаваемыми культурными кодами, перерабатывает вторичный словесный материал, не становясь при этом примитивным развлечением» — при этом Пуханов, считает Алпатов, глубже работает с дискомфортным, травматическим материалом, чем «актуальное травмоговорение» (вероятно, имеется в виду современная феминистская поэзия).
4. Предновогодний номер «КоммерсантЪ Weekend» посвящен guilty pleasures. Мария Степанова написала для него о детективах Татьяны Устиновой: «Это ее странное умение из трех сюжетных скрепок сложить что-то, не вполне способное к собственному движению, зато меблированное самыми настоящими скрепами — лучезарными патриархатными картинками, где усталый коммерсант возвращается в холодный, брошенный вздорной женой дом, а там и бутерброды нарезаны каким-то заграничным способом, и нажарена полная сковорода картошки, и мальчик с ручками-спичками взахлеб читает про Финдуса — что оно мне, собственно, и как оно совмещается с моими собственными картинками, которые совсем другого образца?»
Игорь Гулин представляет культурологическое эссе о группе «Любэ»: «В книге „Воображаемые сообщества”, классической работе о формировании нововременных наций, историк Бенедикт Андерсон пишет, что ключевая составляющая любого национального мифа — память о братоубийственной резне, сплавляющей разрозненные этнические и социальные группы в единство. Окрашивая территорию собственной кровью, нация превращает ее в родину. В поздней песне „Любэ“ под названием „Русские”, странном эксперименте в жанре дарк-фолка, эта мысль звучит с редкой прямотой: „Мир далеко-далеко виден в окошках узких. Русские рубят русских”».
Ксения Букша рассказывает о своей страсти к анекдотам: «Признаюсь: с годами я все же стала несколько более разборчивой. Например, я больше не рассказываю анекдот „симпатичная блондинка, 18 лет, Водолей, 175, 90–60–90, купит вагон кровельного железа”». Кроме того, в номере: Юрий Сапрыкин о любви ко всему космическому, Дмитрий Быков*Признан властями РФ иноагентом. о чтении самого себя, Полина Аронсон об Ирине Аллегровой и многое другое.
5. «Кольта» публикует и комментирует рассказ племянника Даниила Хармса Кирилла Грицына о хармсовском радиоприемнике «Телефункен», который стоял в квартире на улице Маяковского, а затем, после ареста Хармса, был сохранен — и до сих пор в рабочем состоянии. Один этот радиоприемник мог навлечь на Хармса беду: тот его не зарегистрировал, как требовалось по закону, а когда началась война, не сдал согласно постановлению Совнаркома. «В августе 1941 года ленинградские чекисты настолько спешили, что даже не обратили внимания на немецкий коротковолновый радиоприемник. В мирное время они проводили многочасовые обыски с переворачиванием всей квартиры вверх дном. Когда враг был у ворот, они быстро пошарили по полкам и закончили обыск. Возможно, протокол обыска они писали на радиоприемнике, прикрытом скатеркой, приняв его за обыкновенный столик».
6. На «Грезе» — текст Влада Гагина «не-поэзия», произведение на стыке эссеистики и художественного рассказа, обоснование теоретических методов поэтической группы, которая специально не определяется во времени и не обозначается именами. «Если подумать о сказанном выше в духе хакерской онтологии, о которой писала Маккензи Уорк, то не-поэзия может быть понята как особый способ актуализации виртуального в пространстве психического, но проблема в том, что актуализированное виртуальное не принадлежит тем, кто пишет и читает друг другу эти странные сказки на ночь. До эмансипаторного вектора внутри поэтической практики почти невозможно добраться, поскольку все доступные способы подключения расположены внутри традиционной географии. Классическая поэзия, с которой столкнулись психоделические животные, учась в школе, была какой угодно (удушающей, скучной, непонятной, вычурной), но не освободительной». А значит, нужна не-поэзия, находимая только с помощью собственного, не-институционального изучения, позволяющего, в том числе, с обидой осознать, «как много открытий чудных были отобраны, как много из сказанного было, в конце концов, использовано против нас».
7. Среди публикаций в 18-м номере «Артикуляции» — блок поэзии формальных ограничений и минималистических текстов (Алексей Макаров-Кротков: «и мне бы / хотелось / сделать / сообщение // но пока / не могу / совладать / с собой»), стихи Сергея Ивкина, Киры Фрегер, Альбины Борбат, Максима Глазуна, переводы из Сильвии Плат, Адама Загаевского, Доры Каскали — а еще переведенные Борисом Ильиным англоязычные стихи Алексея П. Цветкова. В прозаическом разделе — «проза в столбик» Евгения Никитина, отрывки из новой книги Александра Скидана (где собраны избранные фб-записи), отрывок нового романа Сергея Соловьева — и фрагмент «Становления американцев» Гертруды Стайн в переводе Ольги Брагиной (прекрасно, если этот роман появится на русском полностью). В разделе критики — несколько статей о женском письме (от внутренней мизогинии у Марии Арбатовой до борьбы с «обнулением» женского литературного опыта: «Безусловно, в последнее время для женского присутствия в литературном пространстве делается больше, чем когда бы то ни было, и мы действительно можем наблюдать постепенное перемещение гендерных исследований, феминистской критики и женской литературы из положения маргинального явления в статус актуального, из периферии в центр. Этот процесс, похоже, уже не остановить, он прошел свою точку бифуркации, перевалил через tipping point, и женская литература, женская критика уже заявили о себе настолько, что вернуться к прошлому состоянию исключительно патриархального доминирования кажется невозможным, если только не произойдет общий откат типа того, что мы наблюдаем в Афганистане», — пишет Марина Хоббель).
8. В 172-м номере «Нового литературного обозрения» — блоки статей о Валерии Подороге, Юрии Лотмане (в 2022-м будет отмечаться его столетие), Туре Ульвене (сюда вошли его стихи и эссе в переводе Нины Ставрогиной, статья Ольги Баллы о романе «Расщепление», очерк Сигурда Теннингена о жизни Ульвена и его «поэтике безличности»). Отдельный блок посвящен новым исследованиям о Пушкине: Сергей Зенкин, к примеру, пишет о визуальных структурах в «Медном всаднике». Поэты и литературоведы обмениваются соображениями о книге статей Виталия Лехциера «Поэзия и ее иное»: речь здесь идет о термине Лехциера «поэтический разум», повороте к документальному и «постметафизическому» письму, постулирование которого некоторые рецензенты оспаривают или пытаются скорректировать. Среди рецензий — отзывы на книги Александры Цибули, Анатолия Рясова, Галины Рымбу.
9. Лиза Биргер в «Афише» пытается подвести черту под надоевшим долгоиграющим скандалом с Джоан Роулинг. Посыл Биргер в том, что о Роулинг беспокоиться не надо и вообще это беспокойство — чисто русская черта: сочувствие сильному, а не слабому. С этим посылом есть несколько проблем (начиная с попытки управления чужим сочувствием) — и если фактологию скандала Биргер излагает верно, то к «Гарри Поттеру» подходит тенденциозно (Хогвартс — закрытый мужской мир, а Гермиона — «стереотип девочки-зануды, не полноценная героиня, а ходячая Сири, функция в женском теле», что по отношению к Гермионе, самой сострадательной, верной и, да, умной героине поттерианы, уж совсем несправедливо). Можно, впрочем, согласиться с тем, что «мы» занимаемся чужими проблемами, не подступаясь к горам собственных, и в этом есть некоторое ощущение карго-культа. «Наверное, дело не в самой Роулинг, а в том, что всем нам в жизни нужно немного волшебства, и мы боимся, что его отменят».
10. Под конец — интервью с американской писательницей Июнь Ли, которая в 2020-м поставила эксперимент по коллективному чтению «Войны и мира», а теперь выпускает книгу-путеводитель по толстовскому роману. Автор интервью Джон Махер честно пытался участвовать в толстовском марафоне — но в конце концов сдался (и написал об этом длинное эссе) — а вот другие участники одолели все четыре тома.
Июнь Ли, оказывается, перечитывает «Войну и мир» каждый год и тратит на это несколько месяцев — так что пандемийный эксперимент для нее оказался экспресс-курсом. «Почему не, например, „Моби Дик”?» — «А „Моби Дика” я тоже читаю раз в год. <…> Я думаю, „Моби Дик” — воплощение метафорики, а „Война и мир” находится на другом конце спектра, это своего рода воплощение реалистического эпоса. Так что каждый год мою жизнь структурируют две великие книги». Здесь много о специфике перечитывания, диалога с давно знакомыми героями и мыслями — а еще больше об уникальности большого коллективного опыта (в эксперименте Ли приняли участие несколько тысяч человек). Кто-то нашел в романе упоминание о своем предке, о своей родной деревне, кто-то подсчитывал доходы и расходы Ростовых, а кто-то даже подошел к толстовской эпопее с точки зрения квантовой физики.