Константин Циолковский. Философия Вселенной. Эксмо. Читает Павел Константиновский
Про то, что Константин Циолковский, человек и самый молодой город в Российской Федерации, был отцом космонавтики, знает каждый; про то, что он был великим космистом, известно немногим; но многие ли читали его труды? Я, к стыду своему, прикоснулся к текстам великого тезки впервые и остался в полном восторге. Во Вселенной есть миллиарды солнц и солнечных систем, и у каждого солнца есть свой президент; в мире миллиарды мудрых цивилизаций, и то, что мы, глупые земляне, ничего про них не знаем, лишь подтверждает нашу глупость; впрочем, мудрые цивилизации нам не показываются потому, что мудро не хотят нас, глупых, напугать; бога в традиционном понимании нет, но есть ровно такое же божество, только научно обоснованное; смерти бояться не стоит, наукой доказано, что ты возродишься через миллион лет. И если Земли уже не будет, то это даже хорошо: другие планеты будут получше нашей. Самый интересный вопрос — как из предтечи программы на «РенТВ» рождается космонавтика. Хотя, на самом деле, вполне понятно: у истоков любой великой идеи должно стоять безумное визионерство.
Лидия Чарская. Записки институтки. Аудиокнига. Читает Наталья Рычкова
Чарская была, наверное, самой популярной писательницей царской России, а «Записки институтки» — ее первая книга. Люда, дочь погибшего в битвах с турками героического генерала, едет из родной Полтавы в Петербург учиться в Институт благородных девиц. Преподавательницы скорее добрые, но не все; девочки скучают по своим маменькам, папенькам и братикам; в Институте царят интриги и дедовщина — младшие девочки должны оказывать всяческие знаки уважения к старшим. Люда начинает дружить с грузинской княжной Ниной; Нина хочет дружить с Людой, но еще больше она хочет дружить с белокурой шведкой Ирочкой Трахтенберг; Маня Иванова непрерывно жрет; Люда ревнует грузинку к шведке; образуется платонический треугольник; Люда и Нина ссорятся; Люда и Нина мирятся; Маня Иванова продолжает жрать; «Нина не терпела лизанья, и я сдерживалась» — речь идет, конечно, же просто о невинных поцелуях. А вы о чем подумали? А о чем думали тогдашние читатели Чарской? Грустный конец институтской идиллии предсказуем, в дореволюционной прозе при дореволюционной медицине всегда кто-то непременно преждевременно умирает. Но все равно Чарская Россия мила и прелестна. После прослушивания «Записок институтки» понятно, почему писательницу так ненавидели все революционеры и люди прогрессивных взглядов: у Чарской нет ни намека на несправедливость государственного устройства, здесь все миленькое, все любят маменьку, братика, Ирочку, Ниночку, а еще больше государя императора и государыню императрицу.
Вим Дегравэ. Отели и их секреты. Управляющие, горничные и бармены о настоящей жизни в отелях. Эксмо. Читает Павел Михеев. Перевод Натальи Поповой, Елены Теслиновой
Как ни странно, полуистлевшие трупы находят в отелях чаще, чем кажется. Еще владельцы отелей — очень неприятные люди, могут из злости снять по подложным документам номер в конкурирующей гостинице, включить воду и убежать. После нас хоть потоп, особенно если речь идет про врагов. В принципе, это довольно любопытная книга об отельном бизнесе, тут и немного про историю отелей, и про то, как проверить, хорошо ли убран номер (посмотрите под раковиной и за дверью ванной комнаты, там в плохом отеле чаще всего забывают помыть), и прочие байки, рассказанные владельцами отелей, горничными и портье. С другой стороны — книга бельгийская и в ней в основном про Бельгию и специфические бельгийские проблемы, которые никак не касаются ни российских читателей книги, ни российских отельных жильцов. Наверное, российский журналист или выходец из бизнеса гостеприимства написал бы поинтереснее и поактуальнее. Хотя в том, что книга бельгийская, есть свои плюсы. В одной из глав речь идет про национальные особенности постояльцев. Отельные страдальцы долго ругают русских туристов: и жрут они много, и бабы ихние полуголые ходят, и вообще русские — очень неприятные люди. Но, так как книга бельгийская, все рассказчики сходятся в одном: самые худшие в мире туристы — это, конечно же, голландцы.
Эли Винтен. На передовой закона. Читает Ольга Благодатских. Перевод О. Ляшенко
Английская девушка поступает на работу в лондонскую полицию, не в Скотленд-Ярд, а в обычный участок к югу от Темзы. Она хочет быть хорошим копом, она не хочет причинять кому-то боль и страдание, она хочет спасать и защищать, но жизнь вообще и работа лондонского полицейского в частности устроены так, что боль и страдание неизбежно появляются сами. Вот наркоманка, которую нужно доставить в участок и там обыскать, она не хочет, а значит, ее придется раздевать против воли; задержанная отбивается, ее приходится класть на холодный грязный пол, с нее приходится снимать лифчик; наркоманка кричит, героиня чувствует себя последней сволочью и жалеет, что у нее такая песья работа; а меж тем в лифчике спрятана острая бритва, то есть все унижения, которые героиня устраивала наркоманке, и все муки, которыми она себя терзала, были на самом деле не зря. Еще героиня боится, что ее подстрелят и ее дети останутся без матери. Меж тем порой приходится задерживать и потенциальных террористов, и просто опасных мужиков, у которых, возможно, есть пушки, а лондонский полицейский, как мы знаем, обычно имеет при себе лишь несмертельные виды оружия.
Ричард Руссо. Непосредственный человек. Читает Кирилл Радциг. Перевод Л. Сумм
Главный герой — потомственный филолог, неудавшийся писатель, не самый плохой отец, средней вшивости муж, ужасный коллега и хороший человек — руководит кафедрой в довольно паршивом университете. Никому не нужную филологию вот-вот должны сократить, возможно на 20%, а может, и больше, и, значит, кого-то должны выкинуть из университета. Уходить никто не хочет. Все, наоборот, хотят увеличенного финансирования. Вокруг главного героя возникают и самоуничтожаются сложные интриги. И вот он, будучи человеком непосредственным, отправляется в университетский парк, хватает своего знакомого гуся за шею и под камеры местного телевидения провозглашает: или вы дадите нашей кафедре финансирование, или я буду каждый день торжественно убивать здесь одну птицу. Впрочем, если вы думаете, что герой безумен, то вовсе нет, он в этом университетском гадюшнике самый нормальный человек. Вокруг него набор комических карьеристов и бездарностей, даже его родители — люди крайне своеобразные: папа, основатель современного американского литературоведения, бросил маму ради целой плеяды студенток и аспиранток; мать «идентифицировала всех женщин, с которыми был связан мой отец, по их узкой специальности. Юная особа, ради которой он покинул мать, занималась в его семинаре по Лоуренсу, за ней последовали Бронте и Джозеф Конрад, и, наконец, явилась смерть с косой, то бишь с Вирджинией Вулф». И всех этих комичных персонажей Руссо высмеивает по-доброму, и совершенно непонятно, как после книги Руссо вообще можно читать или слушать кого-то другого.