Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Житие Александра Невского ― памятник древнерусской агиографии, созданный в северо-восточной Руси в последней трети XIII века, по-видимому, в 1280-х годах. Ряд выражений, посредством которых возвеличивается ратный дух Александра Невского и прославляется он сам, сходен с выражениями из южнорусской Галицко-Волынской летописи (XIII век), описывающими мужество князей. На основании этого текстуального сходства было высказано предположение, что составителем жития был книжник южнорусского происхождения, переселившийся в середине столетия в северо-восточную Русь вместе с киевским митрополитом Кириллом, прежде обитавшим при дворе князя Даниила Галицкого. Житие привлекало особенное внимание древнерусских книжников и читателей: сохранилось около 500 списков этого памятника. Число редакций жития, выделяемых исследователями, весьма велико: 9 или даже не менее 20, из них 15 относятся ко времени до конца XVII века и 4 ― к XVIII веку. Текст жития известен как в составе летописей (древнейший неполный список ― под 1265 годом в Лаврентьевской летописи, переписанной в 1377 году), так и вне их. В двух рукописях житию предшествует другой памятник ― «Слово о погибели Русской земли», в котором прославляется прекрасная Русь, былые величие и могущество которой противопоставлены катастрофе, вызванной Батыевым нашествием. Некоторые ученые полагают, что эти два произведения изначально составляли единое целое и что «Слово...» является вступлением к житию.
«Наложил печать на лице острым своим копьем»
Житие Александра Невского непохоже на большинство агиографических (житийных) текстов. Тем не менее в этом произведении присутствуют многие черты, свойственные житийной поэтике.
Оно открывается традиционным для житий вступлением, прославляющим князя как святого и содержащим характерную для агиографии «формулу самоуничижения»: книжник ― составитель текста признается в «маломыслии» и «грубости» разума, указывая на пропасть между предметом повествования ― святой жизнью князя ― и собою. На самом деле создатель жития ― образованный и изощренный в словесном мастерстве книжник, прекрасно знающий житийный канон. Текст жития весьма искусно построен и полон сопоставлений Александра с ветхозаветными праотцами (с Иосифом), воителями (с Самсоном) и царями (с Соломоном), а также с римским императором Веспасианом, о котором повествовала переведенная с греческого в Древней Руси «История Иудейской войны» Иосифа Флавия ― памятник I века нашей эры: «И прекрасен он был больше всех людей <...> лицо же его ― словно лицо Иосифа, которого поставил египетский царь вторым царем в Египте. Сила же была его ― часть от силы Самсоновой. И дал ему Бог премудрость Соломонову, храбрость же его ― словно у царя римского Веспасиана, что пленил всю землю Иудейскую». Составитель жития обильно цитирует Библию, особенно Псалтирь, вкладывая библейские речения в уста святого князя. Характеристика отца Александра, князя Ярослава, ― «общее место», топос житийного повествования. Ярослав исполнен христианских добродетелей: «милостилюбец и человеколюбец, более же всего ― кроткий».
Первый эпизод жития ― приход к святому Александру рыцаря Андреяша, желавшего видеть князя «в расцвете сил» ― соотнесен с библейским прообразом, сказанием о том, как царица Савская пришла узреть прославленного мудростью иудейско-израильского царя Соломона. Последний эпизод произведения ― описание погребения Александра (23 ноября 1263 года), во время которого произошло чудо: «Ведь когда положено было святое тело его в раку (в гроб. ― А. Р.), тогда Севастьян-эконом и Кирилл-митрополит хотели разжать ему руку, чтобы вложить ему грамоту духовную (грамоту с отпущением грехов, вкладываемую в руку покойнику. ― А. Р.). Он же сам, словно живой, простер руку свою и взял грамоту из руки митрополита. И объял их страх, едва отступили от раки его».
Это посмертное чудо, удостоверяющее святость почившего князя, восходит к переведенному с греческого Житию Алексея Человека Божия, в котором есть сходный эпизод. (Между прочим, Александр перед смертью постригся в монахи с именем Алексей, хотя автор Жития об этом не упоминает.)
Однако центральные эпизоды Жития Александра Невского необычны для агиографии: это не аскетические подвиги, чудеса, сотворенные святым, или описания страданий, которые он претерпел за Христа, а повествования о двух битвах, в которых возглавляемые Александром русские войска одержали победы над воинствами иноземцев. Первое сражение ― битва у впадения реки Ижоры в Неву (15 июля 1240 года), в которой Александр одержал победу над вторгшимися в новгородские пределы шведами. (За эту победу он и был прозван Невским.) Составитель жития описывает вторжение шведов посредством стилистических формул, характерных для летописных воинских повестей. Шведский король «собрал силу великую <...> двинулся с силой огромной, пыхая духом ратным». Князь Александр в поединке будто бы «самому королю наложил печать на лице острым своим копьем». Исторически эти известия недостоверны: шведский король был малолетним и не мог возглавлять войско. По мнению историков, шведское войско возглавлял или Биргер Магнуссон, или ― более вероятно ― ярл (герцог) Ульф Фаси. Кроме того, шведы не могли ставить себе такой грандиозной и несбыточной цели, как завоевание не только всей Руси, но даже и одной Новгородской земли (устье Невы в то время принадлежало Новгороду). Автор жития, описывая намерения врагов, прибегает к гиперболе, призванной подчеркнуть как могущество противников Александра, так и мужество князя. Десант шведов не был и крестовым походом католиков против православной Руси, как иногда считают. Их появление было скорее рекогносцировкой, чем попыткой взять под контроль все нижнее течение Невы. Приневские земли, населенные финскими племенами, были яблоком раздора между Новгородом и Швецией. Но шведы начали строить на берегу крепость, рассчитывая здесь закрепиться.
Подробно рассказывается в житии и о подвигах «6 мужей храбрых» из войска Александра: Гаврилы Олексича, Збыслава Якуновича, Иакова, Миши, Саввы, Ратмира. Один из них, боярин Гаврила Олексич, ― предок А. С. Пушкина.
«И невозможно было видеть льда, ибо покрылся он кровью»
Второй центральный эпизод жития ― битва русских, возглавляемых Александром, с немецкими рыцарями на льду Чудского озера (5 апреля 1242 года), также принесшая победу Александру и его ратникам. При описании этого сражения древнерусский книжник часто прибегает к стилистическим формулам, свойственным воинским повестям: «...мужи Александровы исполнились духа ратного <...> и сказали: „О княже наш славный! Ныне приспело время нам положить главы свои за тебя“»; «когда взошло солнце, сошлись противники. И была сеча жестока, и треск от копий ломаемых, и звон от ударов мечей <...> и невозможно было видеть льда, ибо покрылся он кровью».
Упоминает автор жития и о победах над литовцами, нападавшими на Александровы владения. Однажды князь нанес им такое поражение, что «начали с того времени бояться имени его».
Описания обоих сражений в житии подробны, детализированы, они содержат некоторые уникальные сведения, отсутствующие в летописных известиях о Невской битве и сечи на Чудском озере. Исполненные подробностей описания битв и особенное внимание к ратным подвигам, к мужеству князя-воителя необычны для агиографии.
Столь серьезные отличия жития от житийного канона некоторые исследователи были склонны объяснять влиянием, оказанным на этот памятник не дошедшей до нас «светской биографией» князя Александра. Согласно этой концепции, «воинские эпизоды» жития восходят к этому утраченному произведению, составитель лишь придал первоначальному тексту агиографический «колорит», причем сделал это довольно искусственно: «воинский» и «житийный» пласты в произведении не образуют смыслового и стилевого единства.
Однако эти соображения небесспорны. Древнерусская книжность до XVI века была практически исключительно религиозной, и поэтому весьма сомнительно, чтобы в Древней Руси могли существовать «светские биографии». То или иное лицо, в том числе князь, могло удостоиться жизнеописания, только если к нему относились как к святому. В то время, когда было написано житие, Александр еще не был прославлен Церковью в лике святых. Местное почитание Александру Невскому было установлено в 1381 году после открытия его мощей (он был погребен во Владимирском Рождественском монастыре, в 1724 году мощи были по повелению Петра I перенесены в петербургскую Александро-Невскую лавру), прославленных даром чудотворения. В 1547 году на поместном соборе Александр был канонизирован как общерусский святой. Но создатель жития еще за три с половиной века до канонизации видел в князе избранного Богом праведника. Возможно, составляя жизнеописание Александра, книжник рассчитывал на его церковное прославление или даже стремился ускорить это событие.
Не в силе Бог, но в правде
Вольно или невольно, но Александр Невский представляется нам в образе, который запечатлен на картине живописца Павла Корина. Мы видим на ней сурового немолодого воина: он закован в железные доспехи, крепко сжимает тяжелый булатный меч, а его пронзительный и непреклонный взор из-под кустистых бровей устремлен в сторону, откуда может ринуться на Русь лютый и коварный враг. (В действительности победы над шведами и немцами князь одержал в возрасте примерно двадцати лет.) Однако за одну только воинскую доблесть и за оборону рубежей Отечества к лику святых не причисляли. Святой ― это не высшее воинское звание и не почетный титул героя. Показательно, что вплоть до петровского времени Александра Невского на иконах изображали не в латах, но в монашеских ризах, хоть он и не почитался как преподобный, как святой-монах.
Князь Александр Невский в житии возвеличивается и прославляется отнюдь не просто как мужественный полководец ― защитник родной земли от иноземцев. Его деяния исполнены для древнерусского книжника религиозного, священного смысла, это мирское служение Господу. Священен сам княжеский сан; составитель жития вольно цитирует Книгу пророка Исаии (глава 13, стих 3): «Так говорит Господь: „Князя я ставлю, ибо они священны, и я веду их“». Александр ― защитник православной веры; он обороняет православную русскую землю от католического завоевания со стороны шведов и Немецкого ордена. (В действительности Ледовое побоище было одним из многих конфликтов с орденом, который не ставил себе целью покорение и обращение Руси в католичество: ливонские рыцари, поддержав притязания князя Ярослава Владимировича, взяли приграничный город-крепость Изборск и осадили Псков, сторонники в городе открыли им ворота.) Знаменательно, что шведы в житии именуются не по этническому, а по вероисповедному признаку ― как исповедующие «Римскую» (католическую) веру, как признающие верховенство римского папы. Об их короле говорится так: «король части (примерно можно перевести как „страны“. ― А. Р.) Римской из северной земли». Получив горделивое послание от шведского короля, идущего пленить Русскую землю, Александр идет в новгородский собор святой Софии, где истово и жарко молится: «пав на колени пред алтарем, начал молиться со слезами: „Боже, славный, праведный, Боже великий, крепкий, Боже превечный, сотворивший небо и землю и поставивший пределы народам, ты повелел жить, не преступая чужих границ“. (Цитируется ветхозаветное установление, ср.: Книга Второзаконие, глава 32, стих 8; Четвертая Книга Царств, глава 19, стихи 7–9, 15. ― А. Р.). Вспомнив псалом, сказал: „Вступи, Суди, Господи, обижающих меня и огради от борющихся со мною, приими оружие и щит, стань в помощь мне“» (цитируется Псалтирь, псалом 34, стихи 1-2). Смиренный русский князь противопоставлен горделивому шведскому королю. На битву со шведами Александр отправляется по благословению архиепископа Новгородского Спиридона. Выходя из храма, князь изрекает: «Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца (царя Давида, которому в Библии приписывается Псалтирь. ― А. Р.), который сказал: „Иные с оружием, а иные на конях, мы же во имя Господа Бога нашего призываем; они повержены были и пали, мы же выстояли и стоим прямо“» (цитируется псалом 19, стихи 8-9). Произнеся эти слова, святой князь «пошел на них с малой дружиной, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на святую Троицу».
Таким образом, поход против шведов истолковывается в житии как выступление против нечестивцев, вторжением в чужую землю нарушивших заповеданное в Библии, как борьба за освященную, установленную Богом правду.
Невская битва и сражение на Чудском озере сопровождаются в житии несколькими чудесами. Это видение старейшиной Ижорской земли Пелгусием святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, спешащих на помощь сроднику Александру против шведов, это иссечение ангелом Господним «многого множества» шведов и явление «полка Божия в воздухе, пришедшего на помощь Александру» во время битвы на Чудском озере. К упоминанию об иссеченных ангелом шведах составитель жития дает параллель из Ветхого Завета: помощь ангела Господня иудейскому царю Езекии против нечестивца и иноверца ― ассирийского царя Сеннахирима. В Ветхом Завете об этом чуде сказано так: «И случилось в ту ночь: пошел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые. И отправился, и пошел, и возвратился Сеннахирим, царь Ассирийский» (4-я Книга Царств, глава 19, стихи 35-36). Ратники же Александра, идущие на бой с немецкими рыцарями, уподобляются храбрым воинам израильского царя Давида.
Благодаря библейским параллелям усилено и акцентировано осмысление выигранных русским князем сражений как религиозных войн, как борьбы с нечестивцами-иноверцами. Бог на стороне правого — были убеждены и древние евреи, и люди Древней Руси.
«Яко уже зашло солнце земли Суздальской»
Не менее чем военные победы над католиками, пытавшимися пленить Русскую землю, важен эпизод, рассказывающий о том, как Александр отверг предложение папских послов перейти в католическую веру и посрамил их.
Жизнь Александра истолковывается не только как служение Господу и защита истинной веры, но и как готовность во исполнение речения Христа положить душу за други своя. Христос в Евангелии от Иоанна говорит ученикам: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (глава 15, стих 13). Иисус подразумевает свою жертву, готовность быть распятым на кресте для искупления Адамова греха, перешедшего на всех людей, потомков первочеловека. Князь же отправляется в Золотую Орду к хану Батыю, чтобы освободить русских людей от участия в войнах на стороне монголо-татар, чего требовала Орда: «Было же в те времена насилие великое от иноплеменников: и гнали они христиан, веля вместе с ними воевать. Князь же великий Александр пошел к царю, чтобы отмолить людей от беды той». Поход в Орду требовал большого мужества, ибо в случае недовольства хана мог завершиться гибелью князя. Читатели жития это хорошо знали.
Героическое в образе князя Александра неразрывно связано с религиозным и не существует вне веры. Мужество ― отнюдь не единственная добродетель князя. В житии показаны также смирение (противопоставленное самонадеянности и гордыне его врагов), мудрость (проявляющаяся в ответе римскому папе), милосердие (выказанное по отношению к пленным шведам), любовь к Церкви и ее служителям.
Александр неявно, прикровенно уподобляется и Иисусу Христу. Митрополит Кирилл, скорбя о его смерти, говорит: «Чада мои, разумейте, что уже зашло солнце земли Суздальской!» «Солнцем праведным» в богослужении именуется Иисус Христос; по евангельским сказаниям, крестная смерть Христа сопровождалась затмением.
Идеал христианского воителя, поборника истинной веры, побеждающего иноверцев, воплощенный в Александре Невском, восходит не только к ветхозаветным прообразам-образцам, но отчасти и к переведенному с греческого житию римского императора ― равноапостольного Константина Великого: Константин также побеждает своих противников благодаря Христу.
О поступках Александра, не соответствующих христианскому идеалу, автор жития умалчивает: книжник ни слова не написал о жестоком подавлении князем восстания новгородцев против монголо-татарской дани, поддержанного Александровым сыном. Некоторые историки склонны оправдывать эти действия государственной необходимостью, но так можно пытаться защищать правителя, святого же ― нельзя. Тем более древнерусский книжник не упомянул о возможном участии Александра в организации ордынского карательного похода против старшего брата Андрея, который выступил против монголо-татарской власти. (Впрочем, причастность Александра к решению о таком походе ― не более чем догадка некоторых ученых, никаких свидетельств и явных доказательств Александровой вины нет.)
Черты «воинского стиля» в Житии Александра Невского не свидетельствуют о нарушении единства и целостности текста. Древнерусская словесность не осознавала необходимости единства стиля, полистилистичность свойственна многим ее произведениям. Стилистически разнородны, мозаичны летописи. Отчасти таково «Сказание о Борисе и Глебе», в котором черты житийные совмещены с элементами, характерными для так называемых воинских повестей. В «Задонщине», памятнике, посвященном Куликовской битве, черты, присущие народной песенной поэзии, и вероятные заимствования из «Слова о полку Игореве» соседствуют с элементами делового стиля ― такими как подробные перечни павших русских князей и бояр. Выбор стилистических формул диктовался предметом изображения, поэтому при описании сражений составитель Жития естественно прибегал к воинскому стилю, вовсе не ощущая, что тем самым отступает от житийной поэтики.
Житие Александра Невского ― первое житие князя-воина. В XIV веке оно оказало влияние на другое произведение этого же вида ― Житие псковского князя Довмонта-Тимофея.