Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
«Слово о Меркурии Смоленском» принадлежит к мученическим житиям, но по своей структуре может быть также отнесено и к сказаниям о чудесах, произошедших от иконы Богородицы. В некоторых из ранних списков «Слово» озаглавлено как сказание о чуде Смоленской Божьей Матери. Сохранился этот памятник в нескольких версиях-редакциях, но о том, какая из них древнейшая, среди ученых согласия нет. Обычно считают, что это так называемая Народная, или Жулевская, редакция, по-видимому, восходящая к смоленским преданиям и испытавшая сильное воздействие фольклора. Ее текст и будет здесь рассматриваться.
Святой Меркурий, о котором повествуется в этом произведении, — не мученик за веру в собственном смысле слова. Он принимает смерть не за исповедание христианской веры, но во исполнение речения Христа, призывавшего верующих жертвовать своею душою (жизнью) во имя ближних: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Евангелие от Иоанна, глава 15, стих 13). Меркурий принимает смерть, отводя угрозу гибели от жителей города Смоленска.
«И пришел во град свой обезглавленным»
Сюжет «Слова» — чудесная жертва святого во спасение города и его обитателей. Был «некий человек, молодой возрастом, по имени Меркурий во граде Смоленске», сиявший благочестием и усердно, истово и слезно молившийся за смолян — жителей «Петровского ста» (одного из городских «концов», районов). Однажды войска «злочестиваго царя» подошли почти к самому Смоленску. В то время Богородица явилась в храме (согласно Минейной редакции, это Успенский собор в Смоленском кремле, по известию Жулевской редакции, — церковь смоленского Печерского монастыря) некоему пономарю (церковнослужителю) и повелела отыскать Меркурия и передать ему: «Зовет тебя Божья матерь!». Как было давно установлено, призыв на исполнение служения Богу посредством извещения святого пономарем восходит к переведенному с греческого Житию Алексея Человека Божия, которое было одним из наиболее известных переводных житий на Руси. (Согласно Минейной редакции, пономарь слышит глас от иконы Богородицы, в Жулевской редакции говорится о явлении церковнослужителю самой Пресвятой Марии.) Пришедшему в эту церковь Меркурию является Богоматерь и призывает его идти против Батыя, обещая победу. Но после одоления Батыевых полчищ Меркурий должен обречь себя на смерть. Его встретит «человек, прекрасный лицом», которому Меркурий отдаст свой меч, «и отсечет он тебе главу». Богородица возвещает святому и о посмертном чуде, которое с ним совершится: Меркурий возьмет отсеченную главу в руку и так придет в город, где будет погребен. (Обо всем этом Богоматерь говорит Меркурию в Жулевской редакции «Слова», предупреждая о будущих чудесах; в Минейной редакции эти чудеса также описаны, но Меркурий заранее не знает о них.)
Меркурий, приняв благословение от Богородицы и получив от нее оружие, «вышел из церкви». Он чудесно «обрел тут стоящего прехраброго коня, и воссел на него, и вышел из града». Святой воин одолевает татар, «злочестивый же царь, узнав такую победу над людьми своими, великим страхом и ужасом одержим был и скоро бежал от града того без успеха с малой дружиной».
Меркурию же явился прекрасный воин, под меч которого святой преклонил голову, «и убит был. И блаженный взял главу свою в руку свою, а в другую руку коня своего, и пришел во град свой обезглавленным. Люди же, видя это, удивлялись Божьему замыслу».
В тексте Жулевской редакции повествуется о том, как святой был встречен некоей девицей, шедшей по воду, и та, «видя святого, без главы идущего, начала святого нелепо бранить». Как заметила исследовательница «Слова о Меркурии Смоленском» М. Б. Плюханова, «здесь имеется в виду стандартная для фольклора форма изображения эротической ситуации: девица вышла по воду, молодец пришел коня поить. Но, вопреки обыкновению, молодец Меркурий является перед девицей с отрубленной головой в руке, чем вызывает ее гнев». Голова в архаической символике может обозначать фаллос, и, соответственно, «здесь активизируется существующий в коллективных представлениях параллелизм — „отсечение головы/кастрация“, и мотив получает эротическое значение».
История о девице, бранившей святого, несшего в руке свою отрубленную голову, содержится и в устной легенде о Меркурии, бытовавшей в Смоленской губернии в XIX веке. Очевидно, этот эпизод Жулевской редакции «Слова» восходит к народным легендам о святом.
Войдя в город, Меркурий умирает, «конь же тот невидимым стал». Архиепископ и смоляне пытаются торжественно погрести святого, но не могут перенести его тело. После усердных молитв архиепископа Божий глас возвестил: «О слуга Господень, о сем не скорби: кто послал на победу, тот и погребет его». На третий день смоленский святитель увидел сквозь оконце «ясно, — в ярком сиянии, словно в солнечной заре, выходящую из церкви пречистую Богородицу с архистратигами (военачальниками ангельских сил. — А. Р.) Господними Михаилом и Гавриилом. И дойдя до места того, где лежало тело святого, взяла пречистая Богородица в полу свою честное тело святого, и принесла [его] в свою соборную церковь, и положила на месте своем во гробе, где же оно есть и ныне <...> благоухая как кипарис».
«Когда победишь, не забудь Господа Бога твоего»
Очень часто исследователи возводят чудесные, легендарные мотивы в древнерусской книжности к фольклору. Распространено мнение, что и повествование о Меркурии восходит к устным народным сказаниям, объясняющим, почему в 1239—1240 годах Смоленск избежал участи большинства русских городов и не был разорен войсками Батыя. Действительно, о чудесах повествуют многие народные легенды и предания. Однако описания чудесного не менее широко распространены в переводной и оригинальной древнерусской словесности, и было бы неоправданным полагать, что, как правило, источник сверхъестественных мотивов в древнерусской книжности — это устная словесность. Фольклор сам испытывал влияние со стороны письменности, и чудесные мотивы часто проникали в него из древнерусской агиографии.
Фольклорное происхождение несомненно лишь у эпизода, повествующего о девице, вышедшей по воду и ставшей грубо бранить святого, который нес в руке собственную отсеченную голову. Сюжет «Слова» неоригинален, но он восходит не к фольклору, а к переводному Житию великомученика Меркурия Кесарийского (его память празднуется церковью 24 ноября по старому стилю, к этому же дню была приурочена и память Меркурия Смоленского). Святой великомученик Меркурий, живший, согласно житию, в III веке, скиф по происхождению, служил воином в римской армии. Император-язычник Декий выступил в поход с большим войском против варваров. В одном из сражений святому Меркурию явился ангел Господень и подал ему меч со словами: «Не бойся, смело иди на врагов. Когда победишь, не забудь Господа Бога твоего». С этим мечом святой воин прошел сквозь варварские полчища, уничтожил множество врагов и убил самого царя варваров, обеспечив победу римлянам. Благодарный император щедро наградил святого Меркурия за храбрость и сделал его военачальником.
Вскоре Меркурию вновь явился ангел, призывая святого к служению Господу. Меркурий отказался участвовать в жертвоприношении языческим богам и был призван к императору. Он бросил к ногам императора воинский пояс и мантию и отказался от всех почестей. В темнице Меркурию снова явился ангел, укреплял его и призвал мужественно претерпеть все страдания за Христа.
Мученика растянули над огнем, резали ножами, били плетьми так, что кровь из его ран гасила пламя. Но каждый раз он, умирающий, в темнице получал от Бога исцеление.
Перед смертью Меркурий сподобился видения самого Господа, обещавшего ему скорое избавление от мучений. Святой был обезглавлен в Кесарии Каппадокийской (Малая Азия). Его тело благоухало миром и фимиамом, подавая исцеление многим болящим.
Уже после смерти святой воин Христов Меркурий, как рассказывает Житие Василия Великого, сослужил воинскую службу на благо церкви. По молитвам святителя Василия Великого, архиепископа Кесарийского, перед иконой Богородицы об избавлении христиан от их гонителя, императора-язычника Юлиана Отступника (правил в 361–363 годах), Пресвятая Дева послала воина Меркурия в помощь церкви. Образ великомученика, запечатленный на иконе рядом с образом Богородицы, стал невидим, а затем вновь показался с окровавленным копьем. В это самое время Юлиан Отступник был пронзен в походе против персов копьем неизвестного воина, который тотчас стал невидим.
Соотнесенность с переводными текстами, повествующими о Меркурии Кесарийском, особенно очевидна в тексте Минейной редакции «Слова»: здесь Меркурию Смоленскому приписано римское происхождение. Меркурий Кесарийский был, по-видимому, небесным покровителем первого смоленского князя Вячеслава (XI век), сына Ярослава Мудрого. Потому, как предполагают, в Смоленске могло существовать особое почитание Меркурия Кесарийского. Приурочение чуда русского святого Меркурия к Смоленску, возможно, как-то связано с особым почитанием в этом городе Меркурия Кесарийского.
«Мертвых на помощь поднимала и против нас посылала»
Время создания «Слова» неизвестно. Безусловно, оно не современно эпохе завоевания Руси монголо-татарами. В Жулевской редакции упоминается о гибели Батыя в Венгрии — это исторически недостоверное известие восходит к венгерским преданиям. О гибели Батыя в Венгрии рассказывает так называемое «Слово об убиении злочестивого царя Батыя». Оно было составлено, вероятно, книжником сербского происхождения Пахомием Логофетом, или Пахомием Сербом, в начале 1470-х годов. Соответственно, если не само «Слово о Меркурии Смоленском», то Жулевская редакция или ее основа (протограф) едва ли могли быть написаны до этого времени.
Исследования показали, что топографические реалии Смоленска, упоминаемые в «Слове», относятся к достаточно позднему времени: эти упоминания свидетельствуют, что «Слово» не могло быть создано ранее XVI века. Была высказана мысль, что в повествовании о Меркурии Смоленском выразились идеологемы, отличительные для историософского сознания Московской державы, а сам памятник создан после присоединения Смоленска к Москве в 1514 году, скорее всего в княжение Василия III или в царствование Ивана Грозного. Сейчас идея о составлении «Слова» в XVI веке стала господствующей.
Избавление Смоленска от полчищ Батыя представлено в «Слове» как череда чудес, как вхождение трансцендентного, потустороннего мира в земное пространство, раскрытие сверхреального в материальном, тварном. Избавитель, святой Меркурий, действует как орудие в руках божественных сил. Он пассивен, лишен собственной воли, всецело отдавая себя исполнению провиденциального замысла Бога. Бог и Богоматерь вооружают его, они же заботятся и о его погребении (людям похоронить святого не дано). Платой за спасение города оказывается жизнь святого мученика, причем Меркурий принимает смерть не от руки врагов-иноверцев, что обычно для мученических житий, а от руки некоего прекрасного воина, очевидно ангела. Святого не дано убить нечестивым завоевателям, он может пасть только от оружия небесного воина. Это довольно необычно. Убиение святого после его воинской победы над врагом встречается в агиографии. Так, в Житии Димитрия Солунского изображается гибель исполина Лия от руки Нестора, ученика святого Димитрия. Но Нестора после этого казнит нечестивый царь-мучитель, а не предает смерти ангел. Не случайно во всех других редакциях Слова о Меркурии Смоленском святой гибнет от руки татарского воина.
Доминантные мотивы «Слова» — жертва во имя спасения города, одоление иноверцев и забота, проявляемая Богородицей о городе, покровительство Пресвятой Девы Смоленску. Забота о городе, его защита — один из главных сюжетов книжности Московской Руси. О спасении Москвы от войск Темир-Аксака (хана Тимура) благодаря иконе Владимирской Богоматери рассказывает так называемая летописная повесть о Темир-Аксаке (Тимуре); этот мотив особенно усилен в поздних версиях повести, относящихся к XVI веку (в Никоновской летописи, в Степенной книге). Именно в Московской Руси приобретает особенное историософское значение воспоминание о покровительстве Богоматери Константинополю, отразившееся в церковном празднике Покрова Богородицы.
В Минейной редакции «Слова» есть значимое сходство с повестью о Темир-Аксаке из Никоновской летописи. Темир-Аксак видит во сне святителей, воспрещающих ему разорить Москву; вслед за ними ему является сама Богородица. Они описаны так: «имели жезлы златые в руках и воспрещали ему сильно; и вот внезапно увидел [Темир-Аксак] над святителями в воздухе жену в багряных ризах с множеством воинства, воспрещающую ему сурово».
В Минейной же редакции «Слова о Меркурии Смоленском» бегущие вспять от Смоленска воины Батыя восклицают: «Тяжко бороться, ибо зрим молниеносных мужей сражающихся, что немилостиво нас секут. Больше того: видели здесь стоящую жену прекрасную, великую, солнцеообразную, которая и мертвых на помощь поднимала и против нас посылала».
Упоминание о мертвых, посылаемых Богородицей на спасение города, навеяно Житием Василия Великого, в котором Богоматерь отправляет на спасение Кесарии именно умершего Меркурия Кесарийского.
«Кто я есть, если вижу, что чад моих живых дикие звери поглощают»
В Минейной редакции приводится пространный плач земли о бедствиях, принесенных полчищами Батыя: «Тогда ведь земля заплакала, словно некая чадолюбивая мать, зрящая беду, бывшую во всех христианских землях <...> и младенцев отторгали от груди материнской, и о землю разбивали <...> осквернили же честное девство <...> чада мои, чада мои, прогневавшие Господа своего и моего Творца Христа Бога. Вижу вас, от груди моей отторгаемых и в поганые (языческие. — А. Р.) руки немилостиво попавших».
Параллели к этому плачу многочисленны в памятниках московской книжности, посвященных борьбе Руси с монголо-татарами. В так называемой Пространной летописной повести о Куликовской битве горюет Москва об убиенных в сражении: «...и была в граде Москве печаль велика, и по всем его пределам, и плач горек, и глас рыдания. И слышно было рыдание сильное, — словно Рахиль, плакавшая о чадах своих с великим рыданием и воздыханием, не могла утешиться».
О плаче Русской земли читаем и в другом произведении, посвященном Куликовской битве, — в «Задонщине»: «И с тех пор Русская земля невесела; а от Калатской рати (битвы на реке Калке. — А. Р.) до Мамаева побоища тоскою и печалию покрылась, плача, чад своих поминаючи». О плаче Русской и Татарской земли говорится в третьем памятнике, посвященном Куликовской битве, — в «Сказании о Мамаевом побоище».
Эти фрагменты в «Слове» и в памятниках Куликовского цикла восходят к ветхозаветным прообразам-образцам. Они напоминают плач из Книги пророка Иеремии и книги Плач Иеремии. К плачу земли из «Слова» ближе всего стихи из Книги пророка Исаии: «Луки их сразят юношей и не пощадят плода чрева: глас их не сжалится над детьми» (глава 13, стих 18); ср.: Книга Иеремии, глава 31, стих 15: «Так говорит Господь: голос слышен в Раме, вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет»; Плач Иеремии, глава 1, стихи 1-2: «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! он стал как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником. Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Нет у него утешителя из всех, любивших его; все друзья его изменили ему, сделались врагами ему».
Плач земли в этой редакции «Слова» переходит в усердное и слезное моление: «Слышали ли, как ту беду видевши, земля и не стерпела, и возопила громогласно к Творцу, молясь, сколь же больше стократное и милостивое за нас явилось удивительное заступление Царицы госпожи Богородицы».
В так называемой Смоленской редакции «Слова» плач земли и моление Богородицы превращены в плач-моление персонифицированной Церкви: «В то ведь время и земля вся взволновалась, не имея сил терпеть христианской крови пролития, так что все видящая и слышащая Церковь Божия, мать наша <...> от боли сердца возопила, плача и рыдая, сказала: „Кто я есть, если вижу, что чад моих живых дикие звери поглощают“».
Эволюция плача в «Слове» тонко и точно определена М. Б. Плюхановой: «Так житие Меркурия Смоленского в своих изменениях приходит к общему и столь важному результату для словесности Московского царства — к слиянию в единый образ Богородицы, Церкви и Русской земли». По ее же замечанию, «традиции духовной словесности не допускали образов однозначной победы или однозначной гибели. <...> В словесности московского периода на первый план выходят образы святых князей, воинов-мучеников, в условиях страдания Руси и Церкви свершающих за нее подвиг и тем одерживающих победу в смерти, торжествующих в страдании». Таковы князь Михаил Черниговский и боярин Феодор в изображении «Слова похвального» Льва Аникиты Филолога, превращенные из мучеников за Христа в доблестных борцов за христианскую веру. Таковы в «Сказании о Мамаевом побоище» иноки Пересвет и Ослябя, принимающие смерть на Куликовом поле, и князь Дмитрий Донской, проливший в битве кровь за христианскую веру и за Русскую землю. Таков и Меркурий Смоленский.
«И слезы текли из очей его, подобные речным струям»
Парадокс гибели-победы воплощен в Слове о Меркурии Смоленском в символическом мотиве хождения святого с собственной отрубленной головой. Ученые указывали на параллели в греческих и древнерусских житиях — этот мотив восходит, по-видимому, прежде всего к переводным житиям Дионисия Ареопагита. Дионисию была отсечена голова за исповедание христианской веры. Он «cвою главу, словно некую почесть в руки <...> принял, до места подобающего пришел, нося главу, словно некую победу, в руке сам, божественною носимый благодатию».
В состав Великих Миней Четьих — свода церковной книжности, составленного в середине XVI столетия, — было включено оригинальное русское житие мученика Ивана Казанского, которому за отказ принять ислам казанские татары отсекли голову; Иван умер, но по прошествии некоего времени восстал с земли, взял в руку отрубленную голову, пришел к русским, находившимся в Казани, принял причастие и молился до рассвета. Утром он скончался.
Символика головы имеет глубокий смысл, восходящий к архаическим мифологическим представлениям. «Многие народы считают голову особо священной частью тела. Святость эта иногда связана с верой в то, что в голове обитает душа», — так писал об этом известный этнолог Дж. Дж. Фрэзер.
Одним из важных образцов для составления «Слова», по-видимому, явилось «Слово об убиении злочестивого царя Батыя», принадлежащее Пахомию Сербу. В этом памятнике повествуется о пленении Батыем Угорской (Венгерской земли). Венгерский король Владислав слезно и горько молил Бога об избавлении Венгерской земли от Батыевой рати, «и слезы текли из очей его, подобные речным струям. И где они падали на мрамор, то проходили насквозь, так что и до сего дня знак тот виден на мраморе». Бог склоняется к Владиславу, некий голос обещает королю победу над «варварами». Король находит оседланного коня и секиру. Он побеждает врагов и убивает самого Батыя.
В «Слове о Меркурии Смоленском» одоление Батыевой рати Меркурием — предвестие и преддверие конечной гибели «злочестиваго царя» от руки венгерского короля Владислава. Так мученичество Меркурия вписывается в череду событий мировой истории.
«Слово о Меркурии Смоленском» как памятник книжности сложилось под влиянием прежде всего литературных произведений, а не фольклора. По поводу параллелей между «Словом» и народной поэзией, былинами исследователь этого сочинения Л. Т. Белецкий заметил: «Былевые мотивы, если они и есть, являются результатом лишь наслоений в эпоху существования повести в устной традиции».