Застывший в комически горделивой позе чиновник с орденом на засаленном халате а-ля римская тога и папильотками на голове, карикатурно напоминающими лавровый венок. Первая завершенная картина маслом Павла Федотова «Свежий кавалер» — хрестоматийный сюжет школьных сочинений-описаний и непременный экспонат обзорных экскурсий по Третьяковской галерее. Известное еще под двумя названиями — «Утро чиновника, получившего первый крестик» и «Последствия пирушки» — жанровое полотно, по словам самого художника, было его «первым птенчиком», которого он «нянчил разными поправками около девяти месяцев».
Как следует из авторского описания, «новый кавалер не вытерпел: чуть свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке, но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить». Описание венчается стихотворным пояснением — «Где завелась дурная связь, там и в великий праздник — грязь».
Красноречивое подтверждение этой народной мудрости — замусоренная комнатка со следами вчерашнего застолья. Жилище «свежего кавалера» явно не блещет свежестью. Неубранные объедки, осколки посуды, гитара с драными струнами и (то, что как раз большего всего интересно нам) небрежно брошенная под стул книга. Неприметный расхристанный томик способен многое поведать о своем владельце.
Книга лежит так, что текст перевернут, и зрителю надо наклонить голову, чтобы разглядеть автора и заглавие: роман Фаддея Булгарина «Иван Выжигин». Чем славен этот автор? В школе его не проходят, на ЕГЭ не сдают. А вот в эпоху создания картины Фаддей Венедиктович входил в число самых популярных литераторов, чьи тиражи в разы превышали тиражи произведений Пушкина. «Иван Выжигин» вызвал читательский бум, первый тираж был распродан всего за неделю. Книга стала первым русским бестселлером. А вот как о ней отзывался сам Пушкин.
Павел Федотов «Свежий кавалер», 1846 год
Для такого позера и фанфарона, как федотовский чиновник, роман Булгарина примерно то же самое, что висящий на стене кинжал или те же папильотки. Модный аксессуар, знак престижа. Новоявленный орденоносец тщится «приобщиться к культурке», но хамским обращением с книгой выдает свое духовное убожество. Брошенная книга автоматически становится бросовой вещью, символически обесценивается. Приравнивается к скомканной на столе газете «Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции» с лежащими на ней огрызками колбасы.
Судя по всему, кавалер книжку не осилил, а то и вовсе не начинал читать. Этим он напоминает сразу двух гоголевских персонажей: грезившего «орденком на шею» Барсукова и Манилова — с книгой, вечно заложенной на четырнадцатой странице. Неслучайно Федотова называли «Гоголем в красках».
Близость Булгарина к власти и одобрение «Ивана Выжигина» Бенкендорфом и Николаем I вносит в картину еще один тонкий смысловой нюанс. Угодливое чиновничество — целевая аудитория булгаринских сочинений. В пространстве картины валяющийся под стулом Булгарин иронически рифмуется со спящим под столом пьяным квартальным надзирателем. Этот колоритный образ художник искал долго и наконец создал портрет с натуры, предварительно приняв на грудь вместе со своей моделью.
Чинуша чванится не просто «первым в петличке орденком», а орденом святого Станислава третьей степени — низшим в иерархии государственных наград Российской империи, но дающим право потомственного дворянства. В 1845 году действие царского указа было приостановлено, но замысел картины возник у Федотова раньше — и чиновник, скорее всего, успел, подсуетился. Знать, не так и комично его ликование. И вымарать из полотна Станислава, как потребовал цензор, было так же невозможно, как убрать книгу Булгарина, — иначе разрушился бы весь замысел.
Однако история «Свежего кавалера» становится куда любопытнее в сопоставлении с его первоначальным замыслом. Исходной версией была зарисовка сепией, которую одобрил баснописец Иван Крылов. И окрыленный похвалой литературного мэтра, молодой живописец создает на основе рисунка свою первую работу в масляной технике.
Павел Федотов «Утро чиновника, получившего накануне первый крестик», 1844 год
Раскрытый томик изображен почти на том же месте, только это уже роман Поля де Кока «Мусташ» (1838). Содержание сценки и смысл присутствия в ней книги пусть не кардинально, но меняются.
Французский писатель Шарль Поль де Кок имел в России той поры не меньшую популярность, чем Булгарин. Его произведения служили образчиками фривольных сочинений. «Мусташ» наиболее лаконично охарактеризовал Белинский: «Роман Поль де Кока: больше о нем сказать нечего».
Авторское описание рисунка в виде сатирической мини-поэмы заканчивается басенной моралью: «Победу празднует порок, Нахально носит свой венок. И если встретит вдруг презренье, Уж не раскаянье, а мщенье В душе порочной закипит: К злодейству шаг, коль совесть спит».
Критический пафос исходной версии картины виден сильнее и отчетливее, чем на финальной. Федотов изображает здесь героя, укорененного в разврате и готового на низость ради карьеры. Тогда как на масляной картине чиновник просто ребячески честолюбив. И книга тут не просто характерологическая деталь, но подчеркнуто сатирическая, исполненная авторского сарказма.
Поведение чиновника на сепии выглядит постыдным, а на итоговом полотне просто забавным. В масляном исполнении акцентирована житейская пошлость, на зарисовке — циничное похабство. Так комедия разврата эволюционирует в комедию тщеславия. Дрянь-человечишко трансформируется в горе-героя.
Наконец, обратим внимание на ускользающий, но любопытный элемент композиции. В обеих версиях книга изображена с самого края — будто готовая выпасть из картины. Даже фривольному опусу и конъюнктурному роману словно бы все неприятно и чуждо в комнатенке чиновника.