Дети Мэрилина Мэнсона

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Название дебютного романа Алекса Каземи можно перевести так: «Мальчики нового тысячелетия». Нет, лучше так: «Парни нового тысячелетия». Или: «Парни нового миллениума». Все три варианта хороши, но ни один из них не передает содержания книги. Предлагаю отказаться от перевода вовсе — если книга будет переведена на русский, на обложке должны присутствовать три английских слова. New. Millennium. Boyz.

Дело здесь не в принципиальной непереводимости заглавия, а в методологии самого Каземи. New Millennium Boyz — это пример гиперстилизованного текста, в котором каждая фраза, каждое описание, каждая поп-культурная отсылка служит одной цели: воссозданию определенного исторического периода.

Какого периода? Название книги дает подсказку. Старшеклассник Брэд Села живет в эпоху MTV, бума поп-панка, пика популярности Мэрилина Мэнсона — одним словом, в канун нового тысячелетия. В наше время фиксация на поп-культуре, жизни знаменитостей, теориях заговора давно стала нормой. Но двадцать шесть лет назад подростки лишь учились уходить из реальности в мир глобализированной культуры — интернет только зарождался, а большие телеканалы робко начинали интересоваться «альтернативными» тинейджерами.

Обычные американские мальчики и девочки стали подопытными крысами в экспансии музыкальных лейблов, киностудий и кабельных телеканалов. Подростков пичкали искусственно созданными «протестными» панк-группами, сатанинскими выкрутасами Мэнсона, сескуализированными клипами Lil’ Kim. У детей просто не было выбора — «искусство» стало единственным смыслом их жизни.

Первый абзац романа рисует дистопический портрет эпохи. В нем всего сто слов. И шесть поп-культурных отсылок: Каземи упоминает телеканал The WB, группы Deftones и Lit, портативный проигрыватель Discman, футболку со слоганом DESTROY ALL SKA BANDS и журнал Kerrang! Завязка книги ясно дает понять: читатель открывает энциклопедию поздних 1990-х, а не типичный роман о трудной жизни избалованных подростков. Потому Каземи подстраивает название книги под нейминг звезд MTV. New Millennium Boyz ближе к тем же Deftones, чем к «Гламораме» Бретта Истона Эллиса.

При переводе New Millennium Boyz легко впасть в экстрим, пытаясь объяснить все отсылки Каземи с помощью сносок. С точки зрения дружелюбности к читателю — идея разумная. Человеку, незнакомому с тинейдж-культурой конца прошлого века, невозможно разобраться в барраже названий музыкальных групп и референсов к односезонным шоу на MTV. Но, если подойти к этой задаче со всей серьезностью, New Millennium Boyz превратятся в запутанный антропологический трактат, каждая страница которого будет национализирована пространными пояснениями. Уже первый абзац книги потребует шести сносок, а первая страница — двенадцати. Стоит ли игра свеч?

Не стоит. Тексту Каземи претит логичность. Тысячи отсылок к повседневной культуре рубежа второго тысячелетия не несут в себе никакого смысла. Они нужны для воссоздания атмосферы, а не для раскрытия глубины героев. Из этого наблюдения и рождается феномен гиперстилизации. Каземи перенасыщает роман анекдотами и подробностями, стремясь убедительно воссоздать собственные подростковые годы — пусть и ценой читательского вовлечения.

Главный герой книги, школьник Брэд Села, живет в мире иллюзий — вместе с парой друзей он проводит все свободное время тусуясь на полупустых улицах родного города, отпуская гомофобные шуточки и обсуждая грядущую премию MTV VMAs. Цикличные обсуждения популярной культуры утомляют читателя, живущего в совсем другом времени. Они утомляют и самого Брэда.

Дабы выйти из порочного круга, Брэд дистанцируется от друзей своего детства. И начинает общаться с Лусифом (сокращенно от Люцифера) и Шейном — типичными подростками-провокаторами, заигрывающими с наркотиками и сатанизмом. Но размусоливание поп-культуры не идет на спад. Новые товарищи Брэда так же зависимы от MTV, как и более «нормальные» школьники. Но Брэда это устраивает: он наконец начинает чувствовать, что живет по-настоящему.

Отсутствие прогресса в жизни запутавшегося старшеклассника видит только читатель. И разумеется, сам Каземи. Хождение по кругу адской субурбии подчеркивает и структура романа. В New Millennium Boyz девяносто семь глав, и практически каждая из них работает по одному шаблону: первые абзацы намечают место действия (торговый центр, школа, подвал дома Лусифа, лес, музыкальный магазин), гардероб действующих лиц (футболка с постером фильма «Шоссе в никуда», футболка с лого группы Baphomet) и музыкальное сопровождение сцены (All I Want for Christmas Is You Мэрайи Кэри, Torn Натали Имбрульи). За шитой белыми нитками экспозицией следует диалог, порой тянущийся до самого конца главы:

«Мэтью в кепке WWF: Брэд, я слышал, что вчера ты бился головой о свой шкафчик. Это правда, что MTV собирается снимать тебя для выпуска „Настоящая жизнь: Старшеклассник-героинщик“?

Филипп в футболке WebTV: Я слышал, что Брэд увлекается черной магией. Он вступил в Церковь Сатаны, йоу, а Лусиф — его парень. Они похищают маленьких мальчиков и пытают их на розовом диване.

Брукс в футболке с собакой из „Тако Белл“: Любой, кто тусуется с Лусифом, отчаянно нуждается во внимании. Это он рисует дьявольские головы искусственной кровью в мужском туалете».

Этот кусок текста — не выдернутый из контекста набор реплик, а последовательность предложений. Каземи настырно отказывается следовать правилам литературной игры, уделяя больше внимания внешнему виду своих персонажей, нежели стройности нарратива. Собственно, герои New Millennium Boyz ведут себя точно так же.

Уследить за логикой диалога не получается даже при внимательном чтении: Каземи прописывает реплики незначительных персонажей, но основная троица говорит без привязки к собственной идентичности. Брэд, Лусиф и Шейн становятся единым целым, а их диалоги напоминают поток сознания. Судя по реакции критиков, подобный подход к нарративу смутил даже самых преданных апологетов экспериментальной литературы — Каземи разругали за бессюжетность и «неймдроппинг».

Вообще, New Millennium Boyz — книга контркультурная. Гиперстилизованный подход Каземи проступает на страницах не только неостановимым каскадом названий групп и брендов одежды, но и предельно честным лексиконом подростков, живущих в эпоху до засилья политкорректности. Брэд и его друзья — гомофобы, сексисты, матершинники, живодеры, сатанисты, расисты и убийцы. В одной из самых «живописных» сцен книги Брэд и Лусиф решают принести живую крысу в жертву Сатане. Они нарекают грызуна Беном Аффлеком и пытают «актера» на видеокамеру:

«Я прижимаю Бена к дивану. Лу рисует смайлик на его щеке. Шерсть Бена падает на диван, когда он извивается. Металлический запах крови заполняет мои носовые пазухи — Бен дергается и пытается укусить меня за пальцы. Лу хватает Бена за голову, заставляет открыть рот и втыкает лезвие ему в горло.

Блин, ты это слышал? Звук был как будто виноград лопнул. Это была такая жесть. Боже мой!

Он перестал кричать. О Боже! Боже мой!»

Ничего не скажешь: шок-контент. Но бытовой садизм необходим New Millennium Boyz. Как еще показать влияние неограниченного доступа медиаконтента на неокрепшие подростковые умы? Каземи не заявлял об автобиографичности романа, но в образе Брэда несомненно угадывается фигура автора. Пытал ли Каземи крыс? Неизвестно. Но его решение показать извращенность персонажа без какой-либо моральной оценки — смелый поступок для современного литератора.

Подобная честность к собственному прошлому и своим героям отталкивает нынешнего читателя, привыкшего к политкорректности и сглаживании острых углов. Вот почему публикация книги не вызвала резонанса среди мейнстримных медиа: она оказалась слишком резкой, чересчур опасной для неподготовленных глаз. Помешает ли это публикации романа на русском? Сто процентов. «Альтернативные» издательства придерживаются определенного кодекса, формирующего представления о том, что можно, а что нельзя публиковать. К несчастью для отечественных читателей, роман не пройдет проверку на соответствие «моральным ценностям» по целому ряду причин.

Буду рад ошибиться, но дебют Алекса Каземи, вероятно, застрянет в лимбе «культовой» провокационной литературы. И это нормально. Популярная культура двигается семимильными шагами, так что десять лет спустя гиперстилизация Каземи станет еще загадочнее. Ну кто сейчас всерьез говорит о Мэрилине Мэнсоне? А ведь Люсиф живет только ради него:

«Как определить позера?

Ты просто чувствуешь это в своих костях, когда кто-то — позерская сука. Ты просто знаешь, что они даже не знают ни одного трека из Smells Like Children. Такие люди просто выставляют нас, настоящих фанатов, в дурном свете. Мы называем их рандомами — тупыми, блин, однопесенниками, грязью, сладенькими мечтателями. В мире нет никого, кто бы понимал его так, как я. Большинство людей, живущих здесь, слишком глупы, чтобы понять его».

Можно заменить имя Мэнсона на Каземи. Но я не стану.