Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Мишель Пастуро. Волк: культурная история. М.: АСТ: Лед, 2024. Перевод с французского Станислава Мухамеджанова, научная редактура и вступительная статья Михаила Майзульса. Содержание. Фрагмент
Согласно распространенной в Европе легенде, в стародавние времена любопытная Луна одной из долгих зимних ночей решила спуститься на землю и проведать чьи-нибудь секреты, но запуталась в ветвях дерева и не смогла вернуться обратно. Выбраться на свободу ей помог волк. Небесное светило и хищник быстро прониклись друг к другу симпатией и провели вместе ночь, однако наутро Луна должна была возвращаться к себе домой на небосклон. На память о бывшем любовнике она прихватила с собой его тень, и с тех пор волк и воет на Луну, тщетно уговаривая вернуть ему ее обратно.
Перед вами лишь одно из десятков поверий, легенд и историй, объясняющих (иногда самым неожиданным образом) поведение известных человечеству хищников, которые историк и искусствовед Мишель Пастуро собрал под одной обложкой. Русскоязычному читателю Пастуро в наибольшей степени известен своими культурологическими трудами, посвященными восприятию отдельных цветов в западноевропейских обществах. Помимо «хроматической» серии, однако, у Пастуро существует и «бестиальная», в рамках которой тот исследует культурную историю разных животных. Открывшая эту серию монографий книга о волке добралась до наших широт спустя шесть лет после публикации в оригинале. Практически одновременно с ней вышла и монография о культурной истории быка, а книги «Кит» и «Ворон» находятся в очереди на издание. Предисловие ко всем четырем томам серии написал известный популяризатор медиевистики, участник проекта «Страдающее Средневековье» Михаил Майзульс.
Вышеупомянутые животные, разумеется, интересуют автора не сами по себе (ведь Пастуро все-таки не является зоологом), а как проекция определенных человеческих качеств, которыми их наделяет европейская культура: какими мы видим волков, когда сравниваем с ними себя; что этот образ говорит о нас и почему он периодически меняется. Как пишет Пастуро, «любое общество создает вокруг животных воображаемый мир и помещает в его центр несколько видов, которые этому обществу кажутся наиболее важными и с которыми оно завязывает интересные отношения — отношения тесные, неоднозначные и фантазматические. Эти животные образуют опорный бестиарий (это прекрасное выражение я позаимствовал у Франсуа Поплена), на основе которого образуется целая сеть легенд, образов, мифов и символов». Волк, как нетрудно догадаться, занимает в европейском опорном бестиарии особое место, расположенное близко к центру.
Интеллектуальное путешествие, в которое предлагает нам отправиться Пастуро, начинается с волчьих изображений на керамических сосудах этрусков и мифа о пожирающем Одина Фенрире — а заканчивается волком, променявшим умение всерьез навевать страх на главную роль в многочисленных мультфильмах и комиксах. По главе книги отведено волчице, вскормившей Ромула и Рема, и неуловимому Жеводанскому зверю; охоте и организованному истреблению волчьих стай, которым в Европе занимаются власти со времен Карла Великого; волку басен и сказок и волку геральдики — а также, разумеется, всевозможным народным поверьям, связанным с волком, и оборотничеству.
Будучи медиевистом, Пастуро ожидаемо уделяет центральную часть книги похождениям волка на протяжении Средневековья и раннего Нового времени. По оценке Пастуро, «между IV и X веком возникает образ большого, просто громадного волка — существа злобного, прожорливого, хищного, устрашающего и опасного». У подобной демонизации серого хищника есть несколько причин, вероятно, самая очевидная из которых сводится к тому, что с распадом Римской империи волчьи стаи становятся для сельских жителей значительно более серьезной угрозой. Из библейской метафоры волк превращается во вполне реальную «пасть с огромными клыками, которая ассоциируется с адской бездной» и рыскает поблизости от твоего жилища.
Существенную роль в кодификации образа волка как четвероного разбойника сыграли средневековые бестиарии: «любопытные „книги о зверях“, которые рассказывают о разновидностях животных не столько для того, чтобы изучить их как таковые, сколько для того, чтобы наделить их значением в целях морального и религиозного наставления». Впрочем, благодаря таким книжицам до наших дней уцелели не только суждения о нравственных качествах волка (или их отсутствии), но и ценные сведения о его поведении и физиологии. Например, о том, что дыхание волка отравлено вследствие его привычки пожирать ядовитых жаб, или о смертоносной силе его взгляда, способного заставить человека лишиться дара и оцепенеть, после чего он неминуемо будет растерзан. К счастью, Создатель в неописуемой благости своей наделил волка и рядом ахиллесовых пят, зная о которых не так-то сложно разделаться с этим чудовищем. Так, из-за своей короткой негнущейся шеи волк абсолютно неспособен поворачивать голову, а его мозг, как удалось установить доминиканцу-энциклопедисту XIII века Фоме из Кантемпре, увеличивается и уменьшается в соответствии с размером Луны: достигнув максимума своей хитрости при лунном свете, зверь превращается в беспомощного дурачка днем, когда его и следует призывать к ответу за все совершенные злодеяния.
Жадность, злоба и глупость, связываемые людьми с волком, персонифицируются в образе Изенгрима: антагониста «Романа о Лисе», памятника средневековой литературы, которому Пастуро также уделяет существенное внимание. И как будто одних этих качеств было мало, образу волка придаются отчетливые коннотации дьяволопоклонничества. Как, без сомнения, известно читателю, именно раннее Новое время (а вовсе не Средневековье) стало периодом массовых гонений на ведьм и всеохватывающего страха перед колдовством. Тогда же и волк превращается в одно из «сатанинских» созданий, описываясь как излюбленное ездовое животное ведьм, оседлав которое либо же ухватившись руками за его хвост и сидя на метле, они направляются на шабаш. В XVI-XVII веках «по всей Европе велись процессы над мужчинами и женщинами, которых признавали колдунами или оборотнями. <...> Жан Боден — эрудит, философ, юрист и известный демонолог — утверждает, что перестал верить в существование настоящих волков: все они „колдуны“, злые существа, маги или девианты, которые на время принимают животное обличье, чтобы совершать самые ужасные „злодеяния, преступления и святотатства“», — пишет Пастуро.
Понятный антипод волка в таком случае — это агнец, который, как подобает символу Христа, находится на противоположном от нашего героя краю шкалы образов божественного/дьявольского.
С приходом Модерна образ волка переосмысляется писателями вроде Редьярда Киплинга и Джека Лондона: теперь это уже не злобное и кровожадное, а прекрасное и сильное животное, наделенное неукротимой тягой к свободе. Волк с одной стороны романтизируется; с другой — доместифицируется, превращаясь в милого прототипа плюшевых игрушек и слегка неуклюжего героя мультипликационных историй. Неудивительно, что если раньше люди были озабочены тем, как уберечь себя и ближних от волка, то в наше время появляется все больше желающих спасать волков от людей.
Начало этому процессу доместификации, впрочем, было положено еще в Средневековье: так, Пастуро делится с читателями увлекательными историями из агиографической литературы о том, как тот или иной святой призвал волка к порядку, заставив вернуть украденное, или приручил, принудив служить тем самым людям, которым он раньше угрожал. Например, святой Генс заставил волка пахать в плуге поле вместо вола, которого тот сожрал; святой Гервей убедил волка стать его поводырем, заменив убитую тем собаку; а Франциск Ассизский и вовсе помог жителям итальянской коммуны Губбио заключить мирный договор с огромным волчарой, терроризировавшим из-за своего ненасытного брюха всю округу. «Св. Франциск Ассизский (1181–1226) пришел к зверю и стал говорить с ним по-христиански. Он назвал его „братом волком“, упрекнул за поведение, но вместе с тем признал, что не сам он, а голод был повинен в преступлениях. Затем св. Франциск попросил его исправиться и жить в мире с обитателями Губбио, которые в обмен на это готовы были кормить волка. <...> Заключенный договор уважали обе стороны: жители Губбио регулярно кормили волка, который, в свою очередь, полюбовно жил бок о бок с ними и стал в известном смысле защитником города. Когда он умер от старости, его смерть оплакивали все жители», — так пересказывает Пастуро эту трогательную историю.
Как знать, возможно, когда-нибудь процесс доместификации волка дойдет до того, что он действительно возляжет вместе с ягненком, причем произойдет это не из-за божественного вмешательства, а, например, в результате чаемого философом Дэвидом Пирсом проекта по генетической трансформации хищников с целью сделать тех веганами. Правда, останется ли такое животное в полной мере волком — вот большой вопрос, ответ на который явным образом находится за пределами текста Пастуро. Цель же, которую тот перед собой поставил, заключалась в другом: показать, как определенный культурный конструкт (в данном случае образ волка) претерпевает изменения под влиянием социальных трансформаций, — и с этой задачей Пастуро справляется, как всегда, блестяще.
Читателю едва ли стоит ждать от «Волка» всеохватывающего объема материала или каких-то культурологических откровений — в конце концов, речь идет о томике объемом меньше 200 страниц, и большинство входящих в него сюжетов и без того известны образованному человеку. Однако эта небольшая и изящная книга вполне подойдет для того, чтобы освежить в своей памяти вышеупомянутые сюжеты, а благодаря увлекательной манере изложения и множеству замечательных иллюстраций может послужить хорошей кандидатурой на роль подарка увлеченному волками младшему родственнику.