Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Эрика Монахан. Сибирские купцы: торговля в Евразии раннего Нового времени. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Перевод с английского А. Терещенко, научный редактор Н. Суворова. Содержание. Фрагмент
Взгляд историка и взгляд экономиста
Несмотря на стремление исторической науки разделить историю Евразии на отдельные периоды, каждый со своими политическими и культурными особенностями, экономическая наука идет в обратном направлении. Опираясь на методологию классиков мир-системного анализа Иммануила Валлерстайна и Фернана Броделя, Эрика Монахан в книге «Сибирские купцы. Торговля в Евразии раннего Нового времени» утверждает, что исторический процесс можно представить в виде расширения экономической взаимосвязанности регионов. В случае, если территории отдалены друг от друга, связи между ними могут носить эпизодический характер, но чем меньше между ними расстояние, тем интенсивнее будут рыночные обмены и тем плотнее — сеть торговых маршрутов.
В рамках этого подхода Монахан выступает как критик представлений о Московском царстве как об отсталой стране. Земли, находящиеся под властью Рюриковичей, представляются ей пограничной частью Европы, своеобразными воротами в Азию. Если политэкономическая реальность той или иной территории, продолжает она, не укладывается в описательные модели (например, Адама Смита, Карла Маркса или Йозефа Шумпетера, в основе которых лежит представление о значимой роли среднего класса, не сформировавшегося в Московии и Российской империи), это еще не указывает на ее несостоятельность. Особенности территории и политического окружения, устройство государственного управления и характер международных торговых связей в сумме дают полное представление не только о социальном пространстве на восточной границе европейского материка, но и о контексте, в котором оно формировалось и развивалось.
Монахан, сооружая концептуальные рамки своего экономико-исторического исследования Московии и Сибири в раннее Новое время, предлагает рассматривать царство последних Рюриковичей и первых Романовых как зарождающиеся бюрократическое государство и империю. Эти два процесса следовали параллельно: даже в годы Смуты, когда непрочные еще основы бюрократического порядка были повреждены, Московское царство продолжало экспансию к Волге и в Сибири, основывая в местах присутствия крепости и торговые города. Впрочем, напоминает Монахан, не стоит забывать, что только историки рассматривают явления прошлого как обезличенные процессы. В моменте изменения совершаются определенными группами или людьми — царями, священниками, ремесленниками и купцами, — исходящими из конфессиональных, родовых или коммерческих интересов.
Коммерческий пейзаж Московии
Работа Монахан состоит из нескольких разделов. Хотя авторский интерес сосредоточен на сибирских купцах Филатьевых, Шабабиных и Норицыных, перед исследованием их семейной и коммерческой жизни следует обрисовать социальный и экономический контекст, в котором эти купцы существовали. Первый блок касается того, как в целом вело свою экономическую деятельность Московское государство, какие институты и ограничения в торговле оно создавало для подданных и иностранцев.
Государства Нового времени, пишет Монахан, образовывались как фискальные образования для финансирования военных нужд зарождающейся бюрократии. Формы и способы налогообложения зависели от характера экономической жизни на той или иной территории: там, где развито мануфактурное производство, можно вводить налоги на пользование землей и строениями, там, где торговля, — внедрять пошлины. Московское царство, как и другие европейские страны, было протекционистским и меркантилистским государством.
В Московии действовало немало как русских, так и иностранных купцов. Некоторые крупные купцы объединялись государством в профессиональные группы для упрощения налогообложения. Было создано несколько неформальных объединений: гости — самые влиятельные купцы, подсудные лично царю и имевшие множество торговых льгот, а также иностранцы; гостиная сотня — купцы без возможности выезда за границу, назначаемые царем на те или иные государственные должности; и суконная сотня — более мелкие купцы, обслуживающие торговые дела гостей и тоже назначаемые на должности царем. Монахан отмечает, что государственная власть не брезговала пользоваться услугами частных лиц для пополнения бюрократического аппарата, предлагая в обмен на службу многочисленные торговые преференции. Если торговля на запад была государевым делом с официальными посольствами, то на восток — делом энтузиастов и авантюристов.
Монахан напоминает, что Московия была торговой страной между Европой, Центральной Азией и Китаем. Деньги на содержание военного и бюрократического сословия она получала с реэкспорта сырья и продукции, провозимой купцами по подконтрольной царю территории. Другим способом получения прибыли стали монополии. Цари то и дело выдавали английским или голландским торговцам право на ловлю рыбы и добычу древесины со льготами лучшими, чем для московских купцов.
По статистическим данным Москвы, Новгорода и Казани Монахан заключает, что основой финансовой модели Московского царства были торговые пошлины, взимаемые на таможнях. Между таможнями царская власть создавала почтовую (ямскую) службу, которая ускоряла передвижение по дорогам и сама охраняла эти пути. Пошлины (натуральные или монетарные в размере приблизительно 10%) составляли основную часть бюджета молодого бюрократического государства. Ради наживы и больших прибылей казаки, купцы, военные и служилые люди отправлялись за Волгу и Уральские горы в Сибирь.
Сердце и кровь Евразии
Сибирь в раннее Новое время — место встречи кочевников и торговых караванов со степью, лесами, болотами и реками. Первым из русских княжеств этот регион узнал Великий Новгород, начав там охоту за пушниной. Вероятно, именно прибыльная фактория северного конкурента побудила московских царей захватить его территорию.
Связи Москвы и Сибири, пишет Монахан во втором тематическом блоке, начались с путешествий. Желая расширить торговые пути с Азией, Ермак и Никитин отправились на восток и на юг. Хотя в течение полувека под контроль Московии попали огромные земли северной Евразии, управление ими был двойственным. С одной стороны, мотив движения на восток был экономическим — получить доступ к дорогой пушнине, и в этом смысле его можно назвать колониальным. С другой стороны, царская власть выделяла огромные деньги на обеспечение сибирского населения товарами первой необходимости, и в этом смысле новые земли были скорее административным продолжением Московии. Эта двоякость выразилась и в мерах торгового регулирования. В Сибири функционировали два основных налоговых режима: дань с коренного оседлого и кочевого населения и десятина с покупки или перепродажи товаров купцами. Последняя форма действовала не только для русских, но и для бухарских, индийских, армянских и европейских торговцев.
Тюмень, Тобольск, Тара и Верхотурье стали главными сибирскими форпостами Московии. Они были таможенными поселениями, через которые проходили все товары вглубь материка и обратно. Вероятно, не будь в Сибири множества рек, она бы не состоялась как перекресток товаров и продавцов. Монахан подчеркивает, что во время заложения сибирских городов Московия наиболее четко выражала свои предпочтения в политэкономической стратегии: в каждом поселении сооружались казармы, храмы и торговые ряды для купцов из определенного региона.
Базовое снабжение, стабильность и доход стали принципами управления Сибирью. В этой матрице купцы относились к различным политическим, этническим и религиозным группам. Они были обособлены друг от друга обрядами, нормами и рынками сбыта, но то и дело пересекались на дорогах и торговых дворах.
Практики сибирской жизни
Московская власть прокладывала и ремонтировала дороги, по которым путешествовали купцы со своим грузом. На этом пути они встречали заставы, где сверяли соответствие между документами и товарами. Таким способом царские чиновники стремились сделать торговлю более прозрачной, чтобы точно представлять, какую сумму или какое количество товара надо обложить налогом.
По прибытии в город купец регистрировался на таможне: там он декларировал свои товары, указывал их количество, после чего мог заняться торговлей. Городские торговые ряды возводили на средства из государственной казны, и, чтобы восполнить расходы, торговые места — лавки — сдавались купцам в аренду. В некоторых оживленных поселениях торговля выходила за пределы торговых рядов, и тогда лавки можно было снять у частных лиц. Воеводы, представители царской власти в Сибири, строго следили, чтобы торговля проходила в выделенных властью местах и пресекали ее в избах, банях и у храмов. За нарушение этого правила купца могли оштрафовать, а зачастую и побить.
Хотя дача взяток должностным лицам была запрещена, купцы для отстаивания своих коммерческих интересов перед таможенниками и воеводами прибегали к практикам одаривания и гостеприимства. Скрыть количество товара ради меньшего налога, получить возможность провозить грузы без досмотра на заставах или освоить новый рынок быстрее конкурентов — целый пул вопросов решался в воеводских домах, где личное и публичное соединялись воедино. Однако не только купцы были заинтересованы в близких отношениях с должностными лицами. Сами воеводы нередко прибегали к услугам торговцев, легальным или нет, чтобы обеспечить необходимыми товарами город или собственное хозяйство.
Купцы из корпорации гостей селились в Москве. В раннее Новое время, когда обезличенный бюрократический аппарат только формировался, близость к царю и боярству была одной из основ финансового благополучия. Хотя гости не имели фамильных гербов и формально не относились к элите, тем не менее они упоминались в законодательных актах наравне с монаршими персонами и наследными аристократами, а зачастую со ссылкой на их челобитные принимались таможенные нормы. Наиболее близкие к власти купцы принимали участие в царских церемониях вместе с боярами. Жить в Москве и зарабатывать в Сибири — таков был идеал практически всех представителей купечества.
Между мехом и шелком. Купцы Филатьевы
Стремительный подъем северной (родом из Архангельска или Новгорода) семьи Филатьевых благодаря сибирской торговле, рассуждает Монахан в третьем блоке, можно назвать результатом частью удачного стечения обстоятельств, частью — целенаправленной работы. Первый известный Филатьев, Василий, получил крупный заказ от царского двора на поставку соболей. Вероятно, предполагает Монахан, сами Филатьевы или их близкие родственники на момент появления в записях уже были состоятельными и влиятельными торговцами, так как уже сын Василия, Богдан, стал членом гостиной сотни в молодом возрасте, руководил Соболиной казной и поставлял меха королевскому двору Варшавы. Второй сын, Яков, торговал соболями со Швецией. Если Богдан и Яков создали основу состояния Филатьевых, то Остафий, племянник второго брата, многократно его преумножил.
Минуя гостиную сотню, он сразу стал членом корпорации гостей, что нарушало негласный порядок. В годы начала работы Остафия его торговая сеть занимала 25% рынка пушнины в Сибири. Главные конкуренты Филатьевых в торговле, купцы Босовы и Гусельниковы, пробовали при помощи челобитных царю остановить разрастание сети Остафия, однако последний умело лоббировал свои коммерческие интересы на местах и в столице.
Экономическая теория утверждает, что любая рыночная корпорация стремится стать монополией. Для хозяйственной деятельности купцов это утверждение будет правомерным. Однако для того, чтобы сделать свою торговлю монопольной (от 46% до 100% рынка в зависимости от локации и вида товара), Филатьевым не пришлось прибегать к коммерческим хитростям. Эпидемия чумы в 1654 году погубила многих купцов-гостей, освободив рыночные ниши, которые и занял Остафий.
Его торговая паутина поддерживалась многочисленными агентами, партнерами и приказчиками, которые вели дела Филатьевых на таможнях, заставах и в торговых рядах. Зачастую более мелкие купцы, не состоящие в объединениях, занимались перевозкой остафьевских грузов. Кооперация имела место не только с торговцами, стоявшими на более низких финансовых ступенях, но и с равными — купцами-гостями или купцами из гостиной сотни. Когда торговля мехами стала приносить меньшую прибыль, Остафий обратил внимание на солеварение. Он занял пермские земли, которые считали своей собственностью купцы Шустовы и Строгановы. Только после вмешательства царя, поделившего территории поровну, конфликт исчерпал себя, а его участники стали согласовывать свои коммерческие шаги друг с другом.
Двое сыновей Остафия, Василий и Алексей, разделили между собой два направления. Первый продолжил заниматься солеварением и время от времени получал публичные должности в столице (например, его назначали главой Большой таможни в Москве). Второй занимался торговлей, углубляя уже существующие связи с Китаем. Однако с началом преобразований Петра I хозяйство Филатьевых пошло на спад: они то и дело слали царю челобитные с просьбой уменьшить налог с их доходов. Хотя прежняя система торговых корпораций в 1728 году была отменена, внук Остафия, Петр, еще звался гостиным внуком и жил на наследство отца. Наследники Алексея и Василия уже не имели таких доходов, как их предки, однако владели одной из первых в России мануфактур по производству шелка. К концу XVIII века фамилия Филатьевых встречается в перечнях военных и бюрократов средней руки, а уже внук Алексея отказался ради службы от статуса купца.
История Филатьевых показывает, как на одном востребованном ресурсе (пушнина или соль) поднимаются торговые династии и как со сменой ресурсной необходимости их хозяйство быстро разрушается.
Иноверцы на службе царю. Купцы Шабабины
Через историю бухарской семьи Шабабиных, предполагает Монахан, можно проследить, какие отношения выстраивала царская власть с иноверцами. Хотя православная церковь периодически выступала против торговых и земельных льгот иноверцам, правители Московии понимали, что хорошие отношения с такими купцами являются источником налоговых поступлений от торговли с отдаленными регионами, будь то Центральная Азия, Индия или Китай.
В 1657 году царь пожаловал Шабе Сеитову земли в Тюмени. Здесь на протяжении следующих ста лет будут проживать его потомки, купцы Шабабины. Вероятно, щедрый дар от власти Шаба получил за свою диверсифицированную деятельность — международная торговля товарами (от тканей до лука), их доставка по сибирским поселениям и обработка земель. Хотя бухарские купцы не входили ни в одну коммерческую корпорацию и, в отличие от гостей, не упоминались в царских документах, по степени влияния на царский двор они не уступали русским торговцам. Шаба и его сын, Ашмен Шабабин, занимались торговлей по поручениям царского двора, а сам Амшен был представителем царя на тюменской таможне.
В Тюмени Ашмен был поручителем за бухарцев (а шире — мусульман) при судебных разбирательствах. Мир сибирских иноверцев был миром патрон-клиентских отношений, где обязательства и долги перемещались между членами религиозной группы. По тому, насколько разрослась торговая сеть сына Ашмена, Шабы, можно судить об объемах грузов, которые перевозили Шабабины. Их фамилия встречается в таможенных записях Тобольска, Лальска, Казани, Уфы и Иркутска. Ежегодно Шаба отправлялся на Ирбитскую ярмарку, где закупал товары мануфактурного производства и распределял их между партнерами и родственниками, которые отвозили товары вдаль. Брат Шабы, Казна, занимался скупкой земель, от уплаты налога на которую был освобожден царем. Третий брат, Шагуч, вероятно, был миссионером.
Сыну Шабы, Сеиту, досталось крепкое и разнонаправленное хозяйство: несколько кожевенных и красильных мануфактур, торговая сеть, неформальный пост главы бухарской общины в Тюмени и земли. Такое уверенное имущественное положение позволяло Шабе выступать равным собеседником с государством, которое в правление Петра I поддерживало мусульман в области политики идентичности. Шаба вступал в имущественные, образовательные и идейные споры с официальной церковью, и в таких конфликтах государство, как правило, выступало на его стороне.
Пример семьи Шабабиных показывает, как во время строительства имперского государства царская власть относилась в пограничному виду граждан — иностранным купцам. Хотя официальная риторика стремилась распространять концепт русского православного государства, данные с мест и из столицы показывают, что коммерческие, а не идейные интересы определяли взаимоотношения властей и купцов иной веры.
Грезы по среднему классу. Купцы Норицыны
Московская бюрократия включала самых крупных купцов в торговые корпорации, чтобы в конечном счете получать налоги с их работы, однако средние и маленькие купцы были независимы. И хотя таких торговцев привлекали для государевой службы (например, сопровождать караваны), чаще они самостоятельно перевозили свои грузы или нанимались к гостям или членам гостиной сотни.
Монахан вступает в дискуссию с тезисом об отсутствии среднего класса в России, предполагая, что в Московии его истоки следует искать не в вертикальной мобильности и сопутствующем росте материального благосостояния, а в горизонтальной, с развитием сетевых связей. История семьи Норицыных из Лальска укладывается в такую модель. Они владели торговыми лавками и мануфактурами в родном городе, платили крупные налоги для купцов, не состоящих в корпорациях, жаловали средства храмам и монастырям, были в деловых отношениях с Филатьевыми и другими купцами. Их предприятия были не настолько крупными, чтобы заводить приказчиков, но в записях то и дело встречаются их «люди». Первый известный Норицын, Петр, в 1624 году был приказчиком Строгановых, а его родственник Степан получал государственные контракты на перевозку хлеба. Часто бывало, что из-за неуплаты долгов члены семьи попадали на отработки к своим заказчикам (Бельским или Строгановым), однако это была не кабала, а возможность восстановить финансовое благополучие. В некоторых случаях Норицыны, попавшие в такую ситуацию, сбегали в Сибирь, где снова начинали торговое дело.
Монахан подчеркивает, что если крупные купцы из гостей или сотни поддерживали международные экономические связи, то средние связывали регионы внутри страны. Норицыны перевозили товары между городами русского севера (Архангельском, Великим Устюгом, Новгородом) и Сибирью. Хотя объемы прибылей, грузов и политического влияния Норицыных были значительно меньше, чем у Филатьевых или Строгановых, все они конкурировали за смежные рынки и должности. Когда царь назначал кого-то из гостей главой приказа или другой службы, к нему из гостиной сотни назначались помощники. Они, в свою очередь, нанимали средних и мелких купцов, среди которых были и Норицыны.
Более ста лет Норицыны из Лальска успешно вели торговые дела. Хотя временами отдельные члены клана скатывались до состояния слуг, семья в целом успешно адаптировалась к экономическим изменениям в стране. Когда государство стало отдавать приоритет промышленности, а не торговле, Норицыны основали несколько мануфактур. Они не сумели стать привилегированными членами гостиной сотни, но селились в Москве поблизости гостей, выполняли их поручения и имели свою торговую сеть.
Гравитационная сила края Европы
На протяжении всего исследования Эрика Монахан напоминает, что ее цель — развеять миф об отсталости России, нормализовать представления о ее жителях и экономике.
Положение Московии на перекрестке континентальных торговых путей по Волге, Каспию и Шелковому пути способствовало становлению фискального государства, а самих русских царей побуждало создавать выгодные условия торговли для иностранных и отечественных купцов. Хотя на территории бывшей Монгольской империи существовало много государств и каждое из них могло бы претендовать на контроль над торговыми маршрутами, только Московскому царству удалось занять эту нишу.
Вероятно, ключевым преимуществом, позволившим Москве подняться над своими соседями и поглотить их, стала близость к Северной Европе, которая на заре Нового времени вступила в фазу экономического роста. Желание царского дома получать прибыли от европейской торговли побудило его разведывать отдаленные сибирские земли. Такая торговая разведка была отдана купцам, более мобильным и коммуникабельным, чем служилые люди царя.
Несмотря на то что Сибирь была административно сплетена с Москвой, долгое время, вплоть до конца XIX века, настоящий интерес власти был сосредоточен на Кубани и в Поволжье, куда бежали крестьяне, ссылались мятежники и приглашались колонизаторы. Тем не менее нельзя сказать, подытоживает Монахан, что Сибирь была брошенной территорией. Она стала не только местом встречи для торговцев со всего материка, обустроенным царской властью, но и домом для тех, кому звон монеты служил целью и средством поддержания жизни.