Романам Лианы Мориарти экранизация, на мой взгляд, невероятно помогла. Нельзя сказать, конечно, что они до этого себя плохо чувствовали. Нет, у них было все — истекающие жиром продажи, врастание в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», тиражи, роялти, пиастры, пиастры. Но при всей своей невероятной, ощутимой, очень денежной на вкус популярности романы Мориарти никак не могли выйти за пределы загончика с «чик-литом», чему, конечно, очень способствовали обязательная маджента на обложке и упоминание в издательских аннотациях, что это «женский роман» — так, будто это что-то плохое.
Но сериал — да еще выкроенный из книжки руками Жана-Марка Валле («Далласский клуб покупателей») и Дэвида Э. Келли («Юристы Бостона»), — в котором пошлую мадженту сменила полароидная нездешность калифорнийских пейзажей, внезапно вытащил этот роман из обложки и аннотаций, обнаружив, наконец, то, что за ними скрывалось. А именно: романам Лианы Мориарти — самое место в секции «Ужасы», а отнюдь не рядом с санаторного качества романами о любви, в которых героиню приводят в чувства при помощи секса.
Возможно, все дело в том, что Уизерспун, Кидман и даже Вудли (чья репутация, в отличие от, скажем, Дженнифер Лоуренс, была ощутимо подпорчена главной ролью в подростковой дистопии «Дивергент», где сюжет, как и все персонажи, периодически кидался от стыда под поезд) сыграли трех героинь «Большой маленькой лжи» как, знаете, реальных людей. Конечно, это люди с лицами Уизерспун и Кидман и, тем более, Лоры Дерн, но невероятное попадание сериала в тон с книгами заключается как раз в том, что это все-таки люди.
Смотрите, вокруг чего, собственно, строится сюжет «Большой маленькой лжи». В школе устраивают большой благотворительный бал-маскарад («если ты не лох, сдай денег на школу»). Туда собирается огромное количество разряженных Элвисами и Одри родителей — тупо выпить, потому что это в целом аналог такого родительского корпоратива. На корпоративе происходит убийство — мы не знаем, кого убили, не знаем почему, и вся книга — это раскручивание истории от конца к началу: что же такого случилось до корпоратива, что дело закончилось шикарной кровавой бытовухой. А это именно что бытовуха. В развлекательной литературе оно ведь как: едва появляется труп — невольно ждешь, что ему отрежут сосок, а на ягодице вырежут каббалистический знак, который приведет уже сюжет к Граалю. Ну или ждешь, что маньяк придет в ожерелье из чужих ушей и трудного детства. Или не маньяк, а муж, который в 2017 году до сих пор планирует убить жену по шаблону, срисованному из детективов Кристи.
Но Мориарти — это, по сути, раскраска из детективов Марининой. Убери солнце, убери сладкие белые переплеты и оборки чик-лита, добавь Риз Уизерспун в роли Шурочки из «Служебного романа» — и выйдет «многократное умерщвление трупа произошло после продолжительной ссоры». Женщины водят детей в школу и попутно меряются всем, что можно выпятить. У кого-то сиськи крепче, у кого-то дети умнее, у кого-то карьера потверже, у кого-то муж для секса попригоднее. Но когда один ребенок то ли обидел, то ли не обидел другого, вся школа делится на два лагеря — и мать идет на мать. Грубо говоря, это как если бы ожил родительский чатик детсадовской группы в вотсапе, ожил и закровоточил. Oh, wait.
Он и так состоит из живых людей. С живыми проблемами вроде «давайте купим Лидии Петровне мазерати» (ну и что, что у вас нет денег, у какой-нибудь матери они точно есть, потому что она гендиректор, а не как вы), «а мы с Дунечкой ходим и на балет, и на китайский, и на кулинарные классы для детей» (а вы ходите только на хрен, я сама видела) и «кто-то сегодня толкнул моего ребенка, вот вам черная метка».
Именно вокруг таких обид, проблем и недопониманий и строятся почти все романы Мориарти. И сериал как-то укрупнил осознание того, что эти проблемы не тривиальные, не банальные, а напротив, куда реальнее тех, что обычно обсуждаются в больших и важных книгах — ну там, про тленную макабричность окружающего мира, антропологию внутреннего небытия и минимализм философских познаний. Потому что до антропологии внутреннего небытия ли, когда тебя, например, бьет ногами муж, а ты боишься об этом сказать, потому что тщательно выстроила себе идеальную жизнь в фейсбуке, и все тебе теперь с той стороны экрана с ненавистью завидуют.
Я начала с того, что рамки «женского романа» Мориарти скорее мешают, но плохо здесь отнюдь не то, что ее романы упаковываются и продаются как женские, а то, что это заведомо воспринимается как минус. Есть какое-то общее (пред)убеждение, что в этих романах тебе ничего нужного и важного не скажут, что женский роман — это почти синоним романа развлекательного (что, как мы знаем, плохо, потому что книги должны быть полезными и вызывать внутренний рост, хотя лично я считаю, что книги нельзя принимать вместо рыбьего жира). Однако вот, например, пулитцеровская лауреатка Джейн Смайли в своей чрезвычайно, простите, полезной книге 13 Ways of Looking at the Novel говорит о том, что по сути все становление романа строилось вокруг поисков ответа на один социально-этический вопрос — может ли женщина быть счастливой и при этом сохранить свою честь? Об этом, например, раздумывают участники «Гептамерона» Маргариты Наваррской (XVI век):
«…— А что же было делать этому несчастному, если против него были две женщины? — спросила Номерфида.
— Убить старуху, — сказал Иркан. — И если бы молодая увидела, что помощи ей ждать больше неоткуда, она в конце концов была бы вынуждена ему отдаться» —
и примерно об этом же в 2017 году идет речь в романе «Большая маленькая ложь».
Все три героини романа пытаются быть счастливыми, но честь и достоинство мешают. В роли чести и достоинства выступают старательно выстроенные социальные фасады, которыми героини, как щитами, старательно прикрываются от других таких же мамаш, потому что стоит кому-то уронить фейсбук себе на ногу, обнажить в себе реальную жизнь, как общество только поплотнее сдвинет симпатичные инстаграмы своих щитов и раздавит между ними тебя. Вся интрига «Большой маленькой лжи» строится опять же на самом простом, базовом романном допущении, фундаменте, вокруг которого организуется почти всякая книга. А именно: все не то, чем кажется.
У каждой из героинь за внешне нормальной жизнью скрывается личное чудище обло и огромно, которое они изо всех сил пытаются засунуть в мешок и подавить. Кстати, именно в этом плане сериал отличается от книги в лучшую сторону, что вообще редко бывает в случае даже с самыми прекрасными экранизациями. В романе Мориарти только двум героиням приходится закрывать — в том числе и от самих себя — неприглядные вещи в душевном чулане, а вот в сериале постыдную тайну сценаристы дорисовали и третьей. Поэтому история о том, как можно одними зубами удерживать иллюзию нормальности, постепенно сходя с ума, в сериальном исполнении кажется не просто более наглядной — тот редкий случай, когда Кидман переигрывает Уизерспун одними глазами, — но и более достоверной. Изнанка прекрасной полароидной жизни есть у каждой женщины. Вопрос в том, что это за изнанка и что с ней делать.
И в этом отношении, в отношении поисков ответа на самые разные варианты вопроса «что делать?..» — от «где в двенадцать часов ночи взять клей и картон для домашнего задания?» до «что делать, если тебя бьет муж?» — женские романы Мориарти отнюдь, конечно, не развлекательные. Во-первых, потому что это тот цирк, в котором уже не смеются. Во-вторых, книги Мориарти и им подобные действительно дают не метафизические и философские, а очень практические ответы на вопросы такого рода. Нет картона — звони подружке. Бьет муж — беги. И не просто «беги», а с пошаговой инструкцией. Нет, там нет совета срочно звонить в полицию, а вот советы о том, как снять квартиру, что перевезти туда на первое время, как фиксировать побои и что говорить в суде, расписаны очень точно и понятно. И создатели сериала, опять же, очень хорошо подхватывают идею, что важные вещи нужно проговаривать а) наглядно и б) правдиво, — и вводят в сериал нормального психотерапевта, поведение которой одобряют настоящие психотерапевты. И отсюда женский роман и женский сериал перестают быть симпатичными кассовыми сказками о том, как жили-были три бабы и выжили, а скорее — пособиями на тему того, как бы так все-таки жить, а не выживать.
В XIX веке была такая писательница — Мэри Элизабет Брэддон. Женщина бурной судьбы, бывшая актриса, чья судьба в чем-то, правда со знаком плюс, напоминала судьбу Джейн Эйр. Брэддон жила с издателем Джоном Максвеллом, у которого была сумасшедшая жена, воспитывала его пятерых детей от сумасшедшей жены и заодно своих шестерых. Разумеется, им нужны были деньги, и Брэддон стала писательницей. Писала она дешевые, но страшно популярные сенсационные романы, в которых кто-нибудь то и дело умирал в страшных мучениях на фоне грозы, предварительно упав, например, в колодец. Критики, разумеется, за это ее ругали. Например, в 1865 году Уильям Фрэзер Рэй неодобрительно написал в North British Review о том, что такие писательницы, как миссис Брэддон, делают «кухонную литературу достоянием гостиных». (Это верно: на середину XIX века приходится расцвет грамотности у кухарок и горничных; женщины, особенно прислуга в богатых домах, начинают повсеместно читать, потому что они а) могут себе это позволить и б) в огромных количествах появляется доступный им материал для чтения — не только дешевые страшилки о последних минутах повешенного, но и романы таких писательниц, как миссис Брэддон). Но в гостиные эти романы переползают не только потому, что там все время кто-то восхитительно умирает, лопаясь персями от избытка чувств. Такого в литературе и раньше было навалом — от романов миссис Рэдклифф до, скажем, какого-нибудь Джеймса Хогга. Нет, в романах миссис Брэддон — как и за десять лет до этого, в куда более приличных, но все равно отчетливо женских и массовых романах миссис Гаскелл — стали появляться настоящие женщины с настоящими проблемами. У миссис Гаскелл это были проститутки и падшие женщины. У миссис Брэддон — бигамистки (точнее, женщины, оставшиеся в подвешенном социальном положении после того, как их мужья растворились в голубой дали) и женщины со здоровым сексуальным аппетитом. У Дины Марии Мьюлок Крейк — женщины-инвалиды, или, как сейчас правильнее говорить, люди с ограниченными возможностями. И когда все эти женщины — не ангелы в доме, не милые создания, которыми кишела тогдашняя мейнстримная литература, — вдруг стали искать для себя лазейку, выход в свет, то вышли они именно через массовый женский роман, который за неимением чего-то другого стал для обычных женщин, кухарок и разведенок не просто отличным развлечением, но и пособием по самоидентификации и выживанию. Поэтому сейчас, когда какие-то важные вещи вдруг начинают проникать в мир все тем же путем, это, с одной стороны, грустно (шел 2017 год), а с другой — приподнимает массовый роман до какого-то более высокого, жизненно насущного уровня. В конце концов, о смысловом континууме полифонического мира мы размышляем куда реже, чем о том, где достать картон в двенадцать часов ночи.