Константин Соколов. Пламя над Волгой. Крестьянские восстания и выступления в Тверской губернии в конце 1917–1922 гг. М.: Центрополиграф, 2017.
Виталий Пенской. «Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в.
М.: Центрополиграф, 2017.
В «Центрополиграфе» пошли по проторенному нынешним российским книгоизданием пути: взяли на знакомый манок читателя с опытом, который, собственно, и видится издательству в качестве целевой аудитории. Манок же в том, что оформление серии «Новейшие исследования по истории России» один в один повторяет оформление серии книг издательства «Наука», выходивших в свет с 1930-х годов. Одной из самых интересных подсерий «Науки» (всего подсерий было двадцать две) были книги в мягкой обложке «История нашей Родины», которые выходили с 1975-го по 1984 годы.
Строго говоря, в таком ходе издательства нет ничего, что могло бы задеть современного жителя России, да и с юридической точки зрения тоже все шито-крыто. Какие авторские права? Вы о чем? Серия оформлена художником Е.Ю. Шурлаповой. Если что — вопросы к ней. Осадок, впрочем, остается, неприятный осадок, причем силен он в первую очередь потому, что обе книги по своему содержанию очень хорошие.
Во-первых, обе добротно, увлекательно написаны. Во-вторых, обе через описание конкретных участников исторических событий, их судеб и жизненных обстоятельств дают представление о происходившем, а не наоборот. Такой подход является и самым сложным, и наилучшим для читателя. Раньше такой подход был сравнительно редок. Все стремились к объективности, а там, где личности, тем более личности неординарные, — объективности не найти. Хотя — и, возможно, эту крамольную мысль высказывали уже не раз — именно через описание субъективных обстоятельств и увиденных глазами отдельных личностей исторических событий выстраивается правда прошедшего. Не истина, где есть даты и четкие привязки к местоположению определенных объектов, а правда, многогранная и подлинная. То есть то, что более всего любопытно читателю.
Книга первая, обозначенная как «Выпуск 1», Константина Соколова посвящена (на примере Тверской губернии) тому, как зарождалось, развивалось, ширилось, а потом и подавлялось большевистской властью крестьянское повстанческое движение, «зеленые». Две, как подчеркивает кандидат исторических наук Константин Соколов, «великие революции 1917 года земли крестьянам не дали, поскольку соответствующий декрет оказался пустой декларацией: зачем крестьянину земля, если его лишают результатов своего труда на ней?»
В конфликте деревни с советской властью причины были не в изъятии хлеба продотрядами или призыве в Красную армии. Восставшие отстаивали веками выстраданное представление о справедливом общественном устройстве, которое большевики дать и не могли, и не хотели. Крестьяне восставали под вскоре ставшим популярным не только в Тверской губернии лозунгом «За советы без коммунистов». Другой же их лозунг, «Бей коммунистов!», призывал, как утверждает автор, не к физическому уничтожению проводников ленинской диктатуры, а к тому, чтобы они «подчинились воле мира, были заодно с земляками».
Трагические в массе своей судьбы стихийных руководителей «зеленых», описанные в книге Соколова, приобретают особенную трогательность, если учесть, что у повстанцев при столкновении с беспощадной, крепнущей день ото дня большевистской машиной подавления не было никаких шансов. Попытавшись продемонстрировать власти свою силу, повстанцы вскоре поняли, что кроме пассивного сопротивления им противопоставить нечего. Дезертиры вернулись в армию, ушедшие в леса пришли с повинной. В те годы репрессии были не особенно жестоки, точнее — большевики еще не рисковали, до Тамбовского восстания, обрушивать широкомасштабные репрессии на крестьянство. Даже многие вынесенные смертные приговоры заменялись на принудительные работы и денежные штрафы. Хотя, с другой стороны, после некоторых восстаний большевики карали своих противников с предельной жестокостью. Например, после подавления Вышневолоцкого восстания летом 1919 года было расстреляно почти сто человек. Как пишет автор, «расстрелы проводились после краткого следствия, и вина казненных красными отрядами крестьян и дезертиров явно была не выше, чем у приговоренных позже ревтрибуналом к отправке на фронт. Главной целью расстрелов было не наказание виновных в организации восстания, а запугивание населения».
Всем — и бывшим «зеленым», и прочему равнодушному населению, относившемуся, впрочем, к «зеленым» не с самой большой симпатией, — оставалось дожить до 1937 года. Вот тогда старые дела подняли из пыли архивов, и карательная машина заработала с новой силой. Тут уже речь пошла не о запугивании и так уже запуганного населения. Звучит несколько литературно, но, скорее всего, через почти двадцать лет после восстаний «зеленых» тех, кто каким-либо образом ушел от «ответственности» в 1919 году и чуть позже, во время сталинских «перегибов» убивали просто из любви к убийству.
Книга вторая, «Выпуск 2», доктора исторических наук, профессора Виталия Пенского читается как увлекательный роман. Настолько, что временами у читателя может появиться идея (осуществимая, к сожалению, лишь при солидном финансовом обеспечении) предложить поставить как минимум по одной из описанных в книге биографий служилых людей XVI века исторический фильм, которому несомненно будет обеспечена прекрасная прокатная судьба. В качестве самой захватывающей следует отметить описанный в четвертом очерке (всего в книге Пенского историй пять) жизненный путь стрелецкого головы, монаха-расстриги и дворянина его королевской, Сигизмунда II и Стефана Батория, милости Тимофея Иванова сына Пухова Тетерина. Это был удивительный человек, служака, авантюрист, солдат, воин, преданный царю Ивану Грозному военачальник «средней руки», командир стрелецкого отряда, попавший в немилость к царю из-за своей близости к князю Курбскому, которая Грозному казалась более значимой, чем она была на самом деле; спасший свою жизнь тем, что перешел на сторону короля польского и великого князя литовского Сигизмунда, причем Грозный, по устоявшейся и получивший развитие в дальнейшем, вплоть до наших дней, традиции, отомстил Тетерину, казнив практически всех его родственников. Большой вопрос — был или не был замешан Тетерин в «земском заговоре», но главное в том, что сохранилось немалое количество документов, архивных свидетельств, по которым автор последовательно и интересно реконструирует жизнь этого выдающегося «центуриона» времен Ивана Грозного.
Автор сам в прологе объясняет, почему назвал книгу «Центурионы Ивана Грозного», признает, что «заголовок... звучит, несомненно, несколько претенциозно, и, можно даже сказать, вызывающе…». Он сначала отшучивается: мол, Москва — Третий Рим, как Риму стоять без легионов, а легионам без центурионов? Потом становится серьезным, давая понять читателю, что если о полководцах высшего ранга написано немало, то о командирах среднего звена, тех, кого автор называет «центурионами», работ практически нет. А ведь эти центурионы Третьего Рима, «подолгу командуя тактическими подразделениями стрельцов, казаков или детей боярских, регулярно вступали в боевое соприкосновение с неприятелем… накапливали огромный практический опыт ведения боевых действий разнообразного характера». Причем автор аргументированно показывает, что роль «центурионов» была настолько велика, что от них в первую очередь зависели успехи полководцев — например, Воротынского или Бельского, которые ставились во главе всего войска: при всем их уме и талантах в первую очередь потому, что были родовиты и преданы царю. Также, отмечая особенности военной тактики царской армии того времени, автор подчеркивает, что роль «центурионов» Грозного была временами значимее роли его «генералов».
Помимо «перебежчика» Тетерина, Виталий Пенской не менее подробно описывает жизнь, битвы и поражения таких «центурионов», как Степана Григорьева сына Сидорова, умершего в своей постели от ран и принявшего перед смертью схиму (сыновья казнены, внук был Грозным приближен); Матвея Иванова сына Дьяка Ржевского, попавшего в плен к полякам и, скорее всего, в плену умершего; Ивана Семенова сына Черемисинова, не только воина, но также дипломата и опричника, пользовавшегося большим доверием царя, и Григория Иванова сына Кафтырева, казненного вместе с сыновьями по обвинению в заговоре.
Еще одним достоинством книги Виталия Пенского является то, что своей книгой он восстанавливает справедливость. Он обращает внимание читателя на тех героев, которые прежде крайне редко становились объектом внимания историков. Представляется, что профессиональный труд Пенского может быть с большим вниманием прочитан и теми, кто всего лишь интересуется историей. Повторимся — эта книга не «история истории», а отдельных, особенных людей, из историй которых и складывается «большая» история.