Александр Стесин. Нью-йоркский обход. М.: Новое литературное обозрение, 2019
В январе 2020 года автобиографическая, почти мемуарная книга нью-йоркского врача-онколога и русского поэта Александра Стесина удостоилась одной из крупнейших отечественных литературных премий: как любят писать журналисты, «Стесин остался с НОСом». Однако большинство рецензий на «Нью-йоркский обход» написаны задолго до того, как высокое жюри назвало имя победителя.
В целом пресса благоволит писателю. Как и всякий раз, когда речь заходит об автобиографии, критики увлеченно обсуждают степень документализма и место авторского «я» в книге; дружно отмечают искренний интерес Стесина к судьбам пациентов; ищут — и, разумеется, находят — черты сходства с сочинениями других русских писателей-врачей, от Михаила Булгакова до Алексея Моторова. Отдельным предметом полемики стал вопрос, нуждаются ли в сносках и примечаниях термины, которые обильно рассыпаны по тексту. Но больше всего разночтений вызвали духовные поиски героя-повествователя и их, мягко говоря, неоднозначный результат. Впрочем, судя по рецензиям, автор предвидел большую часть этих вопросов и даже дал на них развернутые ответы на страницах своей книги — нужно только прочитать «Нью-йоркский обход» внимательно.
Андрей Васянин в материале «Первоклассная проза врача-эмигранта в книге Александра Стесина „Нью-йоркский обход”» («Год литературы») рассказывает, как профессия Александра Стесина влияет на его стиль и где тот находит своих пестрых героев:
«Александр Стесин — русский поэт, прозаик и врач-онколог. В 11 лет уехав из России, он учился литературному мастерству в Баффало и в Париже. Однако, не представляя себе литературный труд как профессию, посвятил себя медицине, которой интересовался с юности. <...>
А как врач-профессионал — Стесин лечит богатых и нищих, черных, белых и пуэрториканцев в госпиталях Африки, Америки и Индии. И пишет об этом. <...> Главные герои только что вышедшего „Нью-йоркского обхода” — обитатели больничных палат, коридоров и врачебных кабинетов в больницах американского мегаполиса. Здесь же и герой, от лица которого ведется повествование, наделенный всеми первичными чеховско-булгаковскими признаками — не теряя рассудительности переживающий за чужую боль; спокойно, без аффектации, помогающий, когда нужно помочь; улыбающийся тому, что вызывает улыбку. Раздумывающий над происходящим вокруг.
И всё это — неотпускающая вчитавшегося в нее русская проза (а иногда и поэзия: глава „Бруклин”, например, — это небольшой стихотворный цикл), одновременно теплая и легкая, неторопливая. Внимательная к человеку, у которого что-то болит — душа ли или желудок — от неизлечимой болезни. Ведь Александр Стесин сегодня — специалист по лучевой терапии в онкологическом центре при Университете штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук».
Галина Юзефович в рецензии «„Нью-йоркский обход” — печальный эмигрантский роман-мемуар о больницах и их пациентах» («Медуза»*СМИ, признанное в России иностранным агентом и нежелательной организацией) отмечает, что фигура автора в этой книге, конечно, ключевая — но далеко не самая заметная, четче всего проявленная:
«Самого Александра Стесина в книге не так много, порой он и вовсе теряется на фоне своих харизматичных, трагических и колоритных персонажей, умирающих от мелкоклеточного рака, выпрашивающих лишнюю дозу бесполезного уже облучения для умирающего ребенка, пытающихся накормить автора филиппинской едой, научить корейскому алфавиту хангыль или наставить в премудростях индийской философии. И тем не менее, повторюсь, фигура автора в „Нью-йоркском обходе” ключевая, и конструируется она весьма необычным способом, а именно — через несколько уровней отчужденности.
Умеренно набожный иудей-космополит, Стесин равно чужд и непонятен всем своим героям — суеверным язычникам, набожным католикам, индийским мистикам и прочим людям, надежно укорененным в одной культурной или религиозной традиции. Эмигрант в первом поколении, он сохраняет зазор между самим собой и американской жизнью как таковой. Здоровый, он внеположен миру умирающих и больных. В сущности, его функция сродни функции идеального наблюдателя-невидимки, принципиально непознаваемого для объекта наблюдения и никак на него не воздействующего. Герои Стесина так легко и полно открываются ему в первую очередь потому, что сам он для них полностью закрыт. Его неуловимая пассивность подсвечивает их активность.
Пространство, где в нормальном автофикшне комфортно расположилась бы фигура автора, в „Нью-йоркском обходе” остается почти не заполненным — так, разрозненные фрагменты, случайные факты и немного самоиронии. <...> Однако эта нарочитая недосказанность, этот подчеркнутый отказ от фиксации на себе, постоянная готовность уйти в тень, предоставив авансцену другим, удивительным образом не затеняет авторский образ, а, напротив, прочерчивает его с особой глубиной и четкостью — только, если так можно выразиться, не в живописной, а графической манере. И эта скуповатая сдержанность, маскирующая поистине бездонную эмоциональную глубину и внутреннее напряжение, равно характерна как для англоязычной прозы, так и для самых высоких образцов русской классики».
Владислав Толстов в обзоре «Обойдемся без Пелевина: 12 новых классных русских книг» («БайкалИНФОРМ») традиционно делится субъективными читательскими впечатлениями и искренне радуется за автора, сумевшего сохранить к своим пациентам симпатию и живой человеческий интерес:
«Стесина я читал в толстых журналах, запомнилось, это были воспоминания о работе автора врачом в Африке, в каких-то медицинских миссиях вдали от цивилизации. Книг его я прежде не видел, „Нью-йоркский обход” — это тоже „записки врача”, короткие истории о пациентах и коллегах, увиденных автором в госпиталях Нью-Йорка. В не самых лучших медицинских учреждениях (Бронкс, Брайтон-Бич, Квинс), где большинство пациентов — латиносы, а большинство тех, кто их лечит — недавние эмигранты из Азии, Африки, Индии, Восточной Европы, вынужденные объясняться с пациентами на пальцах. Гаитянцы, филиппинцы, вьетнамцы, корейцы, люди из самых разных уголков земного шара, которых лечит доктор Стесин. И не только лечит. Он бестрепетно угощается их едой, внимательно выслушивает их рассказы о доамериканской жизни, вникает в их семейные проблемы. Но главное — относится к ним с неподдельной симпатией, интересом, сочувствием, хотя порой попадает в затруднительные ситуации. <...> „Нью-йоркский обход” — книга очень эмпатичная, экзотичная, этнографичная, с множеством пестрых историй, людей, сюжетов, разговоров. Радует, что в нашей литературе появился еще один хороший автор с медицинским бэкграундом: Чехов, Вересаев, Максим Осипов, Алексей Моторов и вот теперь Александр Стесин».
Сравнивать Стесина с другими русскими врачами-писателями продолжает Михаил Визель в обзоре «Выбор шеф-редактора. Книги на лето. Часть I» («Год литературы») — но отмечает и принципиальное отличие жизненного опыта автора «Нью-йоркского обхода» от опыта его коллег:
«Сравнение всякого русского врача, берущегося за перо, с Чеховым и Булгаковым неизбежно и не обязательно обидно. Врачу приходится видеть жизнь в разных ее проявлениях — и сюжеты и характеры его не иссякнут. Чехов и Булгаков пользовали пациентов в глухих уездах, а Булгаков к тому же был по узкой специализации венерологом. Александр Стесин по узкой специальности тоже имеет дело с грустными вещами: он онколог, а вот его „далекий уезд” — город Нью-Йорк, в котором чудаков и оригиналов хватает с избытком. Потому что они съезжаются сюда со всего света, каждый со своим „культурным бэкграундом”, а проще сказать — привычками и предрассудками. Но Стесину и этого мало: заканчивается его наполненная реалистическими черточками и пропитанная грустной иронией книга в ашраме Нью-Дели».
Вера Котенко в рецензии «Путь к свету» («Прочтение») пытается разобраться, как меняется, в каком направлении эволюционирует герой-повествователь «Нью-йоркского обхода»:
«Если поначалу у героя нет ни уверенности, ни внушительного опыта, ни, кажется, веры как таковой, продираясь через больничные тернии, его „Нью-йоркский обход” продолжается и влечет его выше. Он умнеет, взрослеет, обзаводится супругой, обрастает артериями коллег и венами полезных контактов, становится тем, чей телефон выпрашивают пациенты, и тем, кому они звонят ночью. В некоторых случаях герой отстраняется, пересказывая очередную историю пациента, чьи родные убеждены, что рак можно вылечить, убрав из рациона сахар, — „вылечите мне моего сына, у него скоро экзамены”; неэмоциональная история чужой глупости, приводящая к совершенно реальной — тоже чужой — смерти. Здесь уже нет никакой патетики, плаща супергероя (хотя все же, кажется, в какой-то момент этот врач попытается его надеть) — в некоторых случаях это бесполезно. Есть реальная болезнь, алгоритм действий, но это все совершенно не работает против чужого подорожника, сока алоэ и уверений женщины с дипломом потомственной колдуньи. <...>
Герой у Стесина вновь, как и в предыдущих сборниках, путешественник, познающий чужую культуру, старательно пытающийся выучить другой язык, с любопытством едва ли не ребенка изучающий чужие традиции и приметы. Бронкс — испанский язык, привычки, опыт, Квинс — „корейский анклав”, начиная национальной кухней и заканчивая оперой (эти истории в какой-то момент напомнят то ли „Скорую помощь”, то ли „Доктора Хауса”), Дели — целый новый мир, другая планета. В какой-то момент вся эта спираль путешествий напомнит не просто очередную карьерную лестницу или даже типичный „роман взросления” — но путь из тьмы, восхождение по метафорической лестнице туда, где есть свет и высшее знание. <...>
Во что верить, каждый день имея дело с физиологической границей между жизнью и смертью, о чем размышляет повзрослевший в этих реальностях врач, о чем нельзя не подумать — и что делать с этим знанием. Ответ для Стесина очевидный и единственно верный — и потому еще „Обход” выглядит куда более личным откровением, чем предыдущие сборники, бортжурналом капитана, увидевшего впереди ту самую сушу, к которой плыл сорок лет.
В каком-то смысле, хороший поэт, как и писатель, занимается врачеванием — не тела, но, пожалуй, души. Про Александра Стесина в этом плане можно ничего и не говорить — только надеяться на то, что его писательский обход не закончен, а только начинается».
Александр Стесин
Ольга Богуславская в рецензии «Вне зоны комфорта» («Дружба народов») отзывается об этих духовных поисках с некоторым скепсисом:
«Изложенные здесь взгляды оказываются слишком гибкими для того, чтобы быть убедительными. В итоге весь рассказ об Индии, индуизме, практиках медитации и йоги не сильно приближает нас к разрешению тех главных противоречий, которым собственно и посвящена книга. Скорее он интересен отдельными эпизодами и персонажами. Наиболее впечатляющий фрагмент описывает отношения гуру и его взрослого ученика, доктора по имени Шарма. Из него следует, что стороннему наблюдателю индуистская духовная практика видится как путь не к просветлению, а к вечной разлуке, пугающе похожей на смерть. <...>
Если же говорить об универсальной картине мира, то книга Александра Стесина все же намечает одно перспективное направление для ее создания. Персонажи разных историй внутри книги часто вступают друг с другом в диалог. В финале звучит вопрос: „Вот ты занимаешься педиатрической онкологией и при этом говоришь, что веришь в Бога. Так объясни мне, зачем Он создал опухоль, от которой умирают двухлетние дети?” Отвечает другой герой, совсем не тот, кому вопрос был адресован: „Вера — это умение прощать Аллаху”. Простить того, кто может помочь, но не хочет этого сделать, сложно. Простить можно того, кто помочь и спасти хочет, но почему-то не может. Проблема теодицеи становится разрешимой, если допустить, что бог не всесилен. Может быть, он слишком занят, может быть, устал, может, у него далеко не все получается так, как ему бы хотелось. Вдруг и у него бывают моменты, когда все валится из рук, все ломается, а он не успевает чинить. Тогда вряд ли он создал опухоль специально, для устрашения и наказания. Возможно, она непредвиденно возникла как какой-нибудь нежелательный побочный эффект и бог еще и сам пока не придумал средства от нее. А как придумает — даст нам знать...»
Наконец, Алексей Поляринов в рецензии «Записки любопытного врача» («Bookmate Journal») сравнивает «Нью-йоркский обход» с другими образцами мемуарной прозы и доходчиво объясняет, почему автор и редактор не спешат снабдить сноской каждый диагноз, звучащий на страницах книги:
«Если пытаться описать „Нью-йоркский обход” в двух словах, я бы сказал, что это книга о любопытстве. Формально текст состоит из рассказов в жанре „мемуары врача”, но штука в том, что Стесин почти сразу нарушает все правила: он умудряется обойти ловушки, в которые обычно загоняют себя авторы мемуарной, врачебной и эмигрантской прозы. Его рассказы не о нем — даром что написаны от первого лица; в них почти нет „я”; когда он пишет, он как бы отходит в сторону и дает читателю возможность своими глазами увидеть коридоры нью-йоркских больниц и работающих там людей. И в случае Стесина это не прием, не кокетство и не ложная скромность — это его настоящий голос: „Если что и хотелось бы удержать в памяти, это лица и голоса людей. Для всего остального есть «Википедия»”. <...>
В этом, наверное, главная сложность работы медика — тебе приходится постоянно калибровать и перепроверять свои собственные человеческие качества, чтобы не превратиться в робота, который в каждом пациенте видит только тело, набитое диагнозами, и ничего больше.
Немногим писателям такое по силам. Тут сразу вспоминается врач Максим Осипов: один из рассказов в его книге „101-й километр” заканчивается фразой „Я счастлив здесь работать”. И точно так же у Стесина: его рассказы <...> не оставляют ощущения удушья и тоски. Наоборот, его книга заканчивается очень важными и как бы связывающими весь текст словами: „Вы не одни”».