Зачем Сатана высунул язык

Как заключает автор, яркая ассоциативная связь между вскинутой рукой и гитлеровским режимом привела к тому, что после Второй мировой войны это приветствие вышло из обихода. Сегодня жест почти не изображается в произведениях современного искусства — разве только в сатирическом или непристойном контексте.

Оскорбление — высунутый язык

Конечно, язык тела может использоваться не только для приветствий — для нанесения оскорблений он тоже более чем подходит. И, как сказали бы сюрреалисты, чтобы кого-то оскорбить на языке тела, нет ничего лучше, чем язык, находящийся во рту. Поэтому еще одним жестом, который анализирует Десмонд, становится высунутый язык. Рассуждая о происхождении этого жеста, он отмечает, что бессознательное высовывание языка свойственно уже младенцам, которые отказываются есть, отталкивая с его помощью пищу: «Ребенок слишком мал, чтобы сказать „хватит!”, так что ему приходится с силой выталкивать еду кончиком языка. Таким образом, с раннего возраста человек соотносит высовывание языка с отторжением — эта связь интуитивно понятна каждому».

Нечистая сила традиционно является воплощением всего плохого в человеческой жизни, поэтому нет ничего удивительного, что она может перенять человеческие жесты, которые ассоциируются с чем-то негативным, отрицательным или оскорбительным. Именно поэтому высунутый язык часто называли «языком Сатаны», а самого дьявола в европейской традиции нередко изображали со свисающим изо рта мерзким заостренным языком. Десмонд приводит пример одной из фресок в деревенской церкви датского городка Тингстед на острове Фальстер, где черный рогатый дьявол показывает длинный красный язык невинной женщине, взбивающей масло: «Это изображение XV века позже благочестиво замазали известкой, скрыв от людских глаз до 1877 года, когда фреска была обнаружена и отреставрирована».

Крайне любопытным в этом отношении является также изображение рогатого демона Крампуса — одного из персонажей центральноевропейского фольклора, во многом похожего на Сатану и не имеющего аналогов в славянской мифологии: «Согласно поверью, он появляется в ночь накануне Дня Святителя Николая; и если святой Николай, который приходит к послушным детям, дарит им подарки, то Крампус, наоборот, наказывает непослушных. Демон приветствует их, высунув красный язык необычайной длины, и пугает, демонстрируя арсенал инструментов для наказаний».

Однако Моррис в своем обзоре не ограничивается преданиями старины, рассматривая в том числе и современность. Он вспоминает, наверное, одну из самых знаменитых фотографий Альберта Эйнштейна, на которой тот изображен с высунутым языком. Эйнштейна в таком положении удалось запечатлеть фотографу Артуру Сассу, который попросил знаменитого физика улыбнуться, но получил несколько иную реакцию. Как отмечает Моррис, это фото стало символом самой двойственности, поскольку заложенное в нем противоречие очевидно — умнейший ученый мира корчил глупейшую рожу. Снимок обрел такую популярность, что сейчас вряд ли найдется человек, не способный мгновенно воскресить эту фотографию у себя в памяти.

Расслабление — сон

Наши сновидения образуют отдельную реальность, завесу тайны над которой в XX веке попытался приоткрыть психоанализ, а затем — страстно увлекавшиеся им сюрреалисты. Естественно, что и не чуждый сюрреализму Моррис не смог обойти вниманием эту тему.

Что может рассказать тело, погруженное в сон? Для начала, автор разделяет позы сна на две группы — преднамеренные (человек выбрал позу сам) и непреднамеренные (человек заснул в случайной позе, которую занимал до этого), — а затем анализирует некоторые из них в соответствии с представлением современной психологии о том, что поза сна зависит от общего психологического состояния человека. Например, широко известна «поза эмбриона», положение тела в которой напоминает о позе, характерной для ребенка в материнской утробе. Некоторые психологи считают, что попытки подсознательно вернуться в состояние эмбриона говорят об острой потребности человека в безопасности и защите. И это только один из примеров, которым Моррис далеко не ограничивается: он приводит настолько обширный и причудливый перечень, что ему позавидовали бы Хорхе Луис Борхес и Умберто Эко. Вот его часть:

«...существуют и другие позы сна, включая „королевскую” позу (на спине, с вытянутыми вдоль тела руками), „позу фламинго” (на боку, одна нога согнута, другая вытянута); „руки за головой” (на спине, с руками, соединенными за головой); „позу циклопа” (на спине, с рукой, перекинутой над головой и закрывающей один глаз); „голландку” (на животе или на боку, обнимая подушку); и „облокачивания” (на боку, положив голову на руку). <...> На самом деле, поза сна может естественным образом измениться от сорока до семидесяти раз за ночь».

Конечно, все это не могло не найти отражения в искусстве, которое, как известно, является зеркалом человеческой души, а в данном случае — еще и тела. Одним из самых впечатляющих художественных отображений сна, по мнению Моррис, являются стометровые статуи спящего Будды, которые встречаются в Южной Азии (самая большая из них расположена в Бирме недалеко от города Моламьяйн). Автор рассказывает, что «эти колоссальные фигуры изображают Будду в последние секунды его земной жизни. Зная, что он вот-вот умрет, Будда повернулся лицом на запад и лег на правый бок, подложив под голову правую руку. В буддизме эта поза известна как „махапаринирванасана”, а такие статуи называют „Буддами в нирване”».

Моррис также отмечает, что, когда человек засыпает непреднамеренно, начинается слепая игра случая: его тело может принять самые разнообразные позы в зависимости от того, в каком положении он задремал — сидя, на корточках или прислонившись к чему-нибудь. Любопытно, что в истории мировой живописи художники чаще выбирают именно позы непреднамеренного сна, что, вероятно, позволяет придать композиции более естественный и живой характер. Автор книги иллюстрирует это замечание датируемой концом III — началом II века до н. э. статуей «Фавн Барберини» работы неизвестного греческого скульптора, которая изображает обнаженного мужчину, заснувшего на расстеленной на камне шкуре: «Его небрежно раскинутые руки и ноги образуют острые углы, которые придают композиции острый динамизм. Левая (по-видимому, отколовшаяся) рука фавна, судя по всему, должна была свободно свисать, а закинутая наверх и согнутая в предплечье правая рука поддерживает голову, прижимая ее к левому плечу».

Этим и многие другие приведенные в книге примеры свидетельствуют о том, что позы, как и жесты, чаще всего не то, чем кажутся на первый взгляд, и практически за каждым из них скрывается свой исторический контекст и набор смыслов, который может сильно отличаться от привычного нам. Культура, в которой укоренены эти образы и смыслы, представлена Моррисом в форме увлекательного путешествия через эпохи и стили, основой сюжета которого остается человеческое тело.