Мы привыкли думать, что американский консерватизм в целом и либертарианство в частности — это течение, которое «за капитализм» и «за рынок». Книга доцента ВШЭ Родиона Бельковича разбивает этот миф в пух и прах и может служить противоядием от консервативных идей.

Родион Белькович. Кровь патриотов. Введение в интеллектуальную историю американского радикализма. СПб.: Владимир Даль, 2020

Вышла из печати любопытная книга Родиона Бельковича «Кровь патриотов. Введение в интеллектуальную историю американского радикализма». Название книги, как вы догадались, отсылает к известному выражению Томаса Джефферсона «дерево свободы нужно поливать время от времени кровью патриотов и тиранов, это для него естественное удобрение». Книга посвящена интеллектуальной истории США, а точнее, нескольким важным для США течениям общественной мысли. Белькович пишет, что «Американский „коренной” (...) радикализм в ХХ в. нашел свое воплощение в трех основных формах: традиционализме, антикоммунизме и либертарианстве. Эти течения представляли собой различные типы реакции на трансформации, которые претерпевала американская идентичность в новых технологических и экономических условиях».

Книга будет интересна как тем, кто увлекается консервативными идеологиями, так и тем, кто считает себя либертарианцем и думает, что консерваторы — это органическая часть либертарианства (спойлер: возможно, после прочтения книги вы измените свое мнение). А также тем, кого волнуют сложные взаимоотношения между левыми, либералами и консерваторами.

Как известно, внутри либертарианства принято выделять два крупных течения — минархистов (сторонников минимального государства) и анархо-капиталистов (их идеал — отсутствие государства, однако, в отличие от левых анархистов, они сторонники частной собственности). Первые — ближе к классическому либерализму (это такие авторы, как Ф. Хайек или М. Фридмен), и их иногда называют «умеренными либертарианцами». Последние — более радикальная часть либертарианства (самый известный представитель этой традиции — М. Ротбард). Но внутри радикальной части есть еще более радикальное течение, которое идентифицирует себя как последовательных консерваторов. Об этих последних в основном и идет речь в книге (автор отмечает в сноске, что под либертарианством понимает именно эту часть течения). Белькович пишет: «третья группа радикалов — либертарианцы — пошла в своей критике современного общества значительно дальше. Эти наследники анархо-индивидуалистов XIX в. объявили врагом Америки само американское государство. Именно государство как таковое, а не технологический прогресс или коммунисты оказывалось той раковой опухолью, которая не была окончательно удалена в процессе Революции 1776 г. и вскоре смогла пустить метастазы авторитаризма».

Преступлений против государства нет

Автор касается и австрийской экономической школы, которая «предоставляла не только доказательства эффективности рынка, но и важные методологические принципы, подтверждавшие философские интуиции американских анархистов».

Важнейший из этих принципов — принцип методологического индивидуализма, который заключается в следующем: никакие коллективы, группы, сообщества, нации, профессиональные группы и государства, во-первых, не могут иметь собственных целей, а во-вторых, не могут совершать необходимые для их достижения действия. «Сообщества представляют собой не более чем метафоры, их деятельность реальна в той мере, в которой она может быть сведена к поведению конкретных индивидов». Из этого тезиса автор, вслед за М. Ротбардом, делает вывод: «Так как никаких преступлений против государства или общества (в силу иллюзорности этих сущностей) быть не может, то и никакую другую фигуру обвинителя, кроме пострадавшего лица <...> помыслить нельзя».

Таким образом, на первый взгляд, создается впечатление, что книга — о либертарианстве и тех консервативных течениях, которые выступают в защиту индивидуальной свободы и против левых прогрессистов эпохи Рузвельта. Однако в процессе чтения нас ждут некоторые открытия и неожиданности.

Либертарианец за СССР

Белькович, помимо прочего, рассказывает об истории Либертарианской партии в США и ее важнейших идеологах, в частности об экономисте и философе Мюррее Ротбарде. «Примерно с этого времени [c 1950-х годов] все те, кто раньше называл себя „классическими либералами”, стали „старыми правыми”, „индивидуалистами”, стали использовать термин „либертарианец” для обозначения своей прорыночнй антигосударственной позиции». Значительный приток в ряды либертарианцев произошел в 1970-е, после того как Фридрих Хайек получил Нобелевскую премию (1974) и интерес к его идеям резко возрос.

Автор отмечает и политические искания либертарианцев: например, в книге рассказано, что Мюррей Ротбард в 1960-е примыкал к левым движениям — это объясняется отношением к внешней политике США, поскольку Ротбард был противником вмешательства США в дела других стран. В частности, Белькович пишет: «именно США, по мнению Ротбарда, были виноваты в холодной войне, именно США сопротивлялись попыткам Советского Союза инициировать реальное разоружение». Сегодня такая оценка СССР вызовет у либералов и либертарианцев скорее улыбку, но на каком-то этапе Ротбард поддерживал (и, судя по всему, вполне искренне) разные социалистические просоветские революции в странах третьего мира, воспринимая их как «борьбу с феодально-монополистическими отношениями».

Автор указывает: «Ротбард полагал, что либертарианцы и новые левые имеют много общего, в частности, ненависть к бюрократии и централизованному государству. <...> Этот неожиданный для многих союз просуществовал до конца 1960-х годов, пока движение новых левых не превратилось исключительно в контркультурный стиль жизни, а его члены окончательно не утратили интерес к серьезным теоретическим вопросам. <...> Неблагоприятным последствием этого союза оказалось то обстоятельство, что многие либертарианцы постепенно перешли на позиции социалистов».

Родион Белькович
 

Это любопытный сюжет из истории либертарианства, который прекрасно иллюстрирует старую политологическую пословицу: если очень долго идти вправо, то окажешься среди левых. Впрочем, позднее Ротбард снова сменил идеологию и стал правым консерватором, причем более радикальным, чем все остальные правые. Таким образом, верен еще один афоризм: «Консерваторы — это разочаровавшиеся революционеры» (но, возможно, верно и обратное: революционеры — это разочаровавшиеся консерваторы). Упоминаются в книге и идеи Ганса Германа Хоппе, о котором автор говорит, что он сделал самые радикальные выводы из идей своего учителя Ротбарда. Впрочем, как пишет Белькович, современные умеренные либертарианцы и либералы обвиняют Хоппе «в бесчеловечности, мизогинии, гомофобии и попросту в фашизме». Сам автор, впрочем, не высказывает ни положительного, ни отрицательного отношения к идеям Хоппе, стараясь сохранить позицию объективного исследователя. (Хотя чем ближе к концу книги, тем меньше ему удается сохранить самообладание и не выдавать своих симпатий к героям исследования.)

Так же автор разбирает «движение чаепития», которое характеризует как «попытку возвращения в сферу публичной политики консервативно-революционного ощущения, породившего Американскую революцию». По Бельковичу, движение чаепития пыталось «избавить от стигмы маргинальности» основные либертарианские и либеральные (в европейском смысле — т. е. «класслибовские») «традиции индивидуального и коллективного сопротивления тирании».

Скрепы старой Америки

Затем автор переходит к анализу мировоззрения коренных американских консерваторов — и это самый интересный и неожиданный раздел книги.

Мы, обычная публика, не являющаяся специалистом в американской интеллектуальной истории, привыкли, что американский консерватизм — это течение, которое «за капитализм», «за рынок», нечто ассоциирующееся с вектором Рейгана и Тэтчер в целом. Книга Бельковича разбивает этот миф и показывает, что все совсем не так.

Оказывается, довольно большое количество консерваторов выступали с антикапиталистических позиций. Особенно это заметно из обзора основных идеологических установок общественных движений, популярных на Юге.

Характеризуя одно из таких движений — «Народную партию», — Белькович пишет, что «всех участников движения объединяло ощущение, что современный им капитализм и процессы индустриализации носят глубоко порочный характер и требуют переоценки со стороны общества». Характеризуя в целом мировоззрение консервативных жителей южных штатов автор отмечает, что они чувствовали себя оторванными от своих корней, от своих традиций «экспансией северного индустриального капитализма, не только изменившего экономический уклад Юга, но и угрожавшего самому существованию особой южной цивилизации». В частности, это иллюстрирует сборник «Я буду стоять на своем» (1930).

В сборнике отстаиваются идеи несогласия с доминирующими тенденциями времени — такими как рост промышленности и финансового сектора в ущерб сельскому хозяйству, критикуется культура потребления (во многом повторяя идеи Торстейна Веблена). Белькович называет этот сборник «классикой американской консервативной мысли» и «культурным манифестом, радикальным антииндустриальным и даже отчасти антибуржуазным поэтическим снарядом, выпущенным по цивилизации лавочников». В голову сразу приходит известный «левый предшественник национал-социализма», по выражению Хайека, Вернер Зомбарт с книгой «Торгаши и герои» (1915), где чуть ранее были сформулированы не только похожие идеи, но даже выражены они на похожем языке (справедливости ради отметим, что выражение «нация лавочников» появилось еще у Адама Смита в «Богатстве народов», но там это сказано скорее с иронией и не коннотирует с моральным негодованием, как у Зомбарта).

Белькович отмечает, что консерваторы-южане «отвергали капитализм (систему свободного труда) как грубую, аморальную, безответственную форму денежного рабства, при которой хозяева капитала эксплуатировали и разоряли своих работников, не неся за них личной ответственности». Финансовый капитал — по мнению этих консерваторов — «посредством рационализма, капитализма и материализма» разлагает устои американского юга.

Уничтожает — так сказать — духовные скрепы старой, аграрной Америки.

Любопытно, что часть аргументов американских консерваторов против централизованного государства предвосхищает будущие аргументы М. Фуко, обличающие «дисциплинарную власть» государства. Фуко пишет, что капитализм приводит к унификации и стандартизации не только товаров, но и людей («История безумия в классическую эпоху»), и правые консерваторы пишут, что государство «разрушает традиционный образ жизни» — в том числе, например, «посредством санитарных норм» и других видов унификации, стандартизации, обезличивания трудовых процессов.

Белькович справедливо отмечает, что критика со стороны консерваторов-аграриев в адрес капитализма «оказывается практически марксистской по своей сути».

И это самое любопытное открытие: нет почти ни одного тезиса правых консерваторов, который до них не высказали бы левые обличители капитализма. И левые, и правые, как оказалось, не любят примерно одно и то же: рыночную экономику, промышленный капитализм и цивилизацию, хотя генезис этой нелюбви идеологически несколько различается.

В этом контексте не удивительны и идейные метания правых консерваторов. Например, один из них, Уильям Пирс сначала «считал себя последовательным либертарианцем», но оказывается неудовлетворен «неразработанностью расового вопроса» в рамках либертарианства. Затем он вступает в «Общество Джона Берча», объединявшее умеренных консерваторов, но и там расовая тема была табуирована. В итоге Пирс уходит и оттуда, в 1966 году присоединяется к Американской нацистской партии и становится редактором журнала «Мир национал-социализма». (Именно он впоследствии под псевдонимом Эндрю Макдоналд напишет «Дневники Тернера» — культовое произведение среди сторонников превосходства белой расы.)

Ад уютных общин


Таким образом, книга наводит нас на мысль, что линия раскола проходит вовсе не по воображаемой границе, разделяющей левых и правых, раз их базовые интенции столь похожи. Возможно, идеологический глобус человечества выглядит совершенно иначе. Одним полюсом является любовь к традиционному аграрному обществу с небольшими индивидуальными производителями и маленькими комьюнити, где все друг друга знают и разделяют близкие ценности (и здесь правые консерваторы близки одновременно и советским писателям-деревенщикам, и русским славянофилам XIX века и взглядам Ж-Ж. Руссо). Другим — любовь к тому, что мы несколько условно называем современной западной (буржуазной) цивилизацией (из которой вытекают рыночная экономика как оптимальная форма организации обмена и, как следствие, глобализация и дальнейшее усложнение мира). И я боюсь, что именно усложнение простого привычного мира — то главное, чего опасаются консерваторы.

Тогда картина мира из двумерной шкалы на плоскости превращается в нечто более сложное — например, в ленту Мебиуса или в глобус, по которому если долго идти в одну сторону, то можно вернуться на то же поле, но с другой стороны.

Вторая причина, почему книга Бельковича важна и актуальна именно сегодня, заключается в том, что книга служит сильным противоядием против увлечения идеями консерватизма.

Ведь не секрет, что в последние годы многие из людей, которых можно назвать «друзьями свободы», начали думать, что консерватизм — это идеология, защищающая свободу. Многим стало казаться, что локальные сообщества именно так и реализуют свободу — формируя замкнутые более-менее гомогенные комьюнити (где разделяют примерно одинаковые ценности), которые как бы не зависят от дисциплинарной власти государства — и потому люди там более свободны.

Книга напоминает, что образования вроде общины амишей или колонии «Дигнидат» теоретически, конечно, выглядят, как полностью свободные от государства и даже отрицающие государство, но на деле для их членов может возникать радикально большая степень несвободы. Это происходит хотя бы потому, что современные государства, вынужденные сталкиваться с усложнением и разнообразием социального мира, выработали набор институтов, которые могут защитить гражданина, например, через парламентские механизмы, когда на уровне правовых норм «вшита» неприкосновенность свобод и частной жизни, и никакая тирания общественного мнения (включая частную дискриминацию) этих прав не отменит.

Но — и это самый главный урок книги — несвобода таких комьюнити может быть страшнее, чем даже государственное регулирование. Что радикально правые могут оказаться такими же противниками современной рыночной капиталистической цивилизации, как и левые.

Война на два фронта


И в этом контексте становятся понятны предупреждения Фридриха фон Хайека из его книги «Конституция свободы», где он говорит, что построение институтов, которые защищали бы свободу индивидуума, требует защиты с двух сторон: с одной стороны — от ограничений со стороны правительства, а с другой — защиты от частной дискриминации, которая теоретически не так всеобъемлюща, но на практике может оказаться ничуть не меньшим тоталитарным адом.

В этом, пожалуй, самая главная заслуга книги. Мы, постсоветские люди, привыкли, что самой главной угрозой свободе являются левые идеи и этатизм. Анализ Бельковича показал нам (вероятно, даже против воли автора), что правые могут быть такими же врагами свободы, как и левые. А когда читатели прочтут последние главы, характеризующие общий уровень аргументации консерваторов, во многом базирующийся на различного рода теориях заговора (зловредный «финансовый капитал», коварное «мировое еврейство», религиозное мессианство и прочие идеи, знакомые нам по черносотенной прессе 1990-х), когда автор пройдется по отдельным персоналиям, которые, если кого и напоминают, так, пожалуй, полковника Квачкова, то вся респектабельность консервативных идей улетучится. Окажется, что консерватизм в микроскопических дозах интересен (как минимум — интеллектуально), а в чуть больших — чистый яд.

Книга Бельковича — это пятновыводитель, который очищает читателя от малейших остатков симпатии к этим идеям.

И что с этим всем делать? Только, вслед за Хайеком, обороняться и от радикальных революционеров, и от радикальных консерваторов, создавать институты, которые бы защищали свободу и от первых, и от вторых.