Существует фантастика, не просто не уступающая условной «мировой классике», а равновеликая ей. Допустим, американский фантаст Дэн Симмонс создал тетралогию «Песни Гипериона», в которой хочется родиться и прожить жизнь. Или как минимум внести ее в школьную программу по литературе. В постсоветской фантастике настолько больших авторов нет, но некоторые произведения, безусловно, стали культовыми. Среди них «Лабиринт отражений» и «Дозоры» (по крайней мере, первые) Лукьяненко, решившего на закате акмэ повторить успех прошлых лет в новом для себя жанре — зомби-апокалипсисе.
Москва, 2020-е, десять лет после планетарной катастрофы, превратившей большую часть человечества в зомби. Как и положено, они непроходимо тупы. Как и положено, говорят «уэ-э-ээу» и шатаются туда-сюда. Внешний вид канонический: «Горло у него было перегрызено, рубашка порвана, и живот поеден». Впрочем, зомбивед наверняка найдет несколько любопытных отличий от классических живых мертвецов: например, лукьяненковские зомби регенерируют и не заражают (но каждый умерший тут же зомбифицируется). Умирают, впрочем, хрестоматийно — через уничтожение головы.
Последовательным уничтожением голов занят главный герой — «дознаватель смертных дел» из московского ОВД, орудующий мачете. У полицейского к мертвякам свои счеты, поэтому головы летят направо и налево, за что его осуждают в участке. Ведь обычные зомби — это личинки продвинутых, умных зомби, квазилюдей, считающих себя следующей ступенью эволюции. Отсюда буква «z» в заглавии: нижняя черта — люди, диагональ — зомби, верхняя — квази. Они сильнее, умнее, не стареют — и к тому же веганы (в рацион входит квазибургер, состоящий из лука, зелени, огурца, помидора и баклажана). Глупых зомби квази отлавливают и сажают в специальные резервации, где подозрительным образом превращают в себе подобных. Немудрено, что квази дознаватель тоже недолюбливает, — пока к нему не приставляют напарника, воскресшего полицейского и по совместительству личного гвардейца президента умных зомби. И все заверте...
Завертелось, впрочем, вяло: сюжет соперничает в тоскливости даже с последними сезонами Walking Dead (который среди фанатов прослыл «кактусом» — колешься, плачешь, но продолжаешь смотреть). Еще немного и из «Кваzи» вышла бы пьеса — около 80% повествования занимают бесконечные диалоги, которые чередуются с повторяющейся по кругу сменой сцен: центр, участок, спальный район, закусочная, центр, участок... Но даже если взять сюжет в скобки, остается немало противоречий в самом сеттинге. Умные зомби, с одной стороны, полностью безэмоциональны и выглядят практикующими стоиками — философами древности, провозгласившими идеалом атараксию. С другой, «кваzи развиты односторонне — то, что было для тебя главным при человеческой жизни, останется твоей единственной целью на грядущую вечность». Поэтому в ходе повествования автор признается, что могут быть умные зомби, чьим прижизненным уделом была любовь, следовательно, они обречены навечно быть влюбленными посмертно, что противоречит их стоической природе — магистры апатии, погрязшие в страстях.
Горло у него было перегрызено, рубашка порвана, и живот поеден
Особняком стоит, казалось бы, системообразующий факт самого зомби-апокалипсиса. О нем неизвестно примерно ничего: как он произошел, что послужило причиной, как выжившие справились. Доходит до смешного — мотаясь по Москве, герои регулярно застревают в пробке, что, конечно, резко контрастирует с традиционными апокалиптичными картинами трасс с тысячами брошенных автомобилей. Столичная жизнь кипит, дети с родителями ходят на премьеру девятых «Пиратов Карибского моря», в которых играет ставший зомби Джонни Депп. Несмотря на конец света, российское запретительное законодательство работает по-прежнему, в частности дознаватель упоминает «запрещенный по закону о нравственности хентай».
Живых москвичей от мертвых россиян охраняют пограничники с собаками, несущие службу у двойного забора с пулеметными вышками на МКАДе. За МКАДом жизни нет: не в том смысле, что там копошатся толпы зомби (хотя и в этом тоже), а в том, что политико-экономические условия, позволяющие ходить москвичам в кинотеатры, и детали постапокалиптической работы далеких киностудий в Голливуде, просто не описаны. Планета каким-то чудом продолжила вращаться после Судного дня, но подразумевается, что интереснее наблюдать за моральными терзаниями главного героя относительно человечности неживых. И, конечно, — за политической ориентацией автора: в книге фигурирует «профессиональный вояка, прошедший Донецк» и президент квази, «политик уровня Черчилля или Путина». Лукьяненко планирует превратить «Кваzи» в сериал — возможно, поэтому в первой части столько ключевых для нарратива фигур умолчания, которые раскроют в продолжениях? В своем блоге он уже опубликовал первую главу второй части.
Умный зомби никогда не сможет забыть, как жрал людские потроха, когда был глупым. Он настолько преисполнен ресентиментом к своему каннибальскому прошлому, что его организм на физиологическом уровне сам собой отторгает мясо. Сродни этому и потребление «Кваzи» — воспоминания столь тошнотворны, что рождается предубеждение к отечественной фантастике как таковой. И все же между героями книги, самой книгой и ее автором есть перверсивная гармония. Французский философ Мишель Фуко нашел бы нечто родное в квази — ведь они как нельзя лучше иллюстрируют его концепцию человеческой идентичности, согласно которой индивидуальность не предзадана раз и навсегда природой, а суть нечто постоянно формируемое. Но именно из-за этого мы можем не заметить, как находящуюся в становлении индивидуальность обуславливают институты власти конкретной исторической эпохи, пригвождающей людей к их идентичности. Это и олицетворяют застывшие в своей индивидуации квази, навеки сросшиеся с одной-единственной чертой характера. Именно таким квази оказался и сам односторонне развитый Лукьяненко, застрявший как творец в 1990-х и до сих пор тянущий все ту же лямку. Его «единственная цель на грядущую вечность» — производить сугубо периферийную и безэмоциональную фантастику.