Достойная человеческая борода, искусственный советский дефицит и секреты приготовления лягушек по-флорентийски: еженедельный обзор новинок от бдительных редакторов «Горького».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Александр Можаев. Великий посад Москвы. Подлинная история Китай-города. М.: Эксмо, 2022. Содержание

Пренебрежение московских властей к историческому наследию города — далеко не новейшая их стратегия: центр российской столицы постоянно разрушался и перепридумывался и при царизме, и при советском строе, но лишь сейчас пафос «реновации» приобрел такой подчеркнуто демонстративный характер. Однако историк архитектуры Александр Можаев не теряет надежды на то, что в Москве все-таки может возникнуть свой Старый город «в европейско-туристическом смысле слова: с удивительной глубиной памяти, с торговыми улицами и хитрыми дворами, со спрятанными в неожиданных местах осколками городской древности». Им мог бы стать Великий посад, чаще называемый Китай-городом. Но как этого добиться, если второй по древности и важности район Москвы после Кремля до сих пор, по сути, остается слепым пятном в исторической памяти города?

Богато иллюстрированная монография Можаева призвана ликвидировать эти пробелы в знаниях и, что важнее, сознании москвичей. Героями этого историко-архитектурного очерка становятся прежде всего гражданские строения, естественным образом создававшие уникальный облик района (пока не были на треть уничтожены в XX веке). На страницах книги реконструирован Китайгородский ансамбль в его идеальном виде — как с сохранившимися, так и с безвозвратно утраченными памятниками: частными домами, церквями, монастырями и подворьями, торговыми рядами. Описание каждого объекта сопровождается объяснением исторического контекста, в котором он создавался, и рассказом о том, кто его, собственно, проектировал и строил.

Книга эта весьма вдохновляющая, познавательная и доходчиво доносящая мысль о том, что урбанистика — это не только создание комфортной среды для перемещения человеческих тел из точки А в точку B, но и особое философское отношение к смысловому содержанию города.

«Учреждение, ныне именуемое музеем „Палаты бояр Романовых“ на Варварке, в советские годы носило название „Музей боярского быта“. Однажды нам с коллегами показалось, что несколько нелепая формулировка „боярский быт“ на самом деле отлично заменяет собой громоздкое понятие „каменная жилая гражданская архитектура допетровского и раннепетровского периода“. При этом слово „быт“ добавляет намек на житейскую составляющую, из которой на самом деле и сделана эта архитектура — не столько из филенок, раскреповок и „гзымсов лябристых“, сколько из завалинок и приступочек, из достойной человеческой бороды, рундука, лучины, причелины, копоушины, скоморошины и так далее. Древние дома — драгоценный источник информации о том, как на деле была устроена каждодневная жизнь диковинной боярской эпохи».

Доминик Меда, Патрисия Вендрамин. Переосмысляя труд. Бостон/СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2022. Перевод с французского Дарьи Демидовой. Содержание. Фрагмент

Мир постматериалистических ценностей обещает свести труд к творческой самореализации человека, однако как это возможно в рамках системы, где для большинства людей работа остается прежде всего способом обезопасить себя от комплекса проблем, вызванных недостаточным потреблением (голод и болезни здесь — самая очевидная крайность)? Социологи Доминик Меда и Патрисия Вендрамин видят здесь парадокс: труд объявляется общественной потребностью, в то время как потребность эта очевидным образом создается капиталистической моделью.

За обнаружением этого парадокса встает вопрос: какое место труд в действительности, а не на бумаге занимает в жизни, мышлении и системе ценностей человека постиндустриальной эпохи? Обращаясь к многочисленным исследованиям, Меда и Вендрамин обнаруживают, что работа по-прежнему является смысловым центром жизни европейцев — причем это практически в равной степени актуально как для богатейших, так и для беднейших стран Европы, а культурные и экономические различия проявляются скорее в ожиданиях от своего труда. В свою очередь, ожидания эти вновь и вновь оказываются разбиты об изменения рынка и самой организации труда — будь то неконтролируемые кризисы или осознанные революции вроде массового перехода на аутсорс.

Все это говорит о проблематичности понимания самого феномена труда как ценности и многочисленных ложных установках, которые прочно обосновались в общественном сознании. Цель книги Меда и Вендрамин — если не распутать этот хитрый клубок иллюзий и ошибок, то хотя бы указать на его самые податливые узлы.

«За последние три столетия труд превратился из презренного, недостойного занятия в основную точку приложения усилий. Если в начале Средних веков слово, появившееся во французском языке для обозначения труда, также называло и орудие пытки, то затем оно постепенно обросло различными значениями, которые сегодня вкладываются в это понятие: от средства достижения другой цели (создания богатства или получения дохода) до ключевого признака независимости и эмансипации. Начиная с XIX века труд осознается как деятельность человека, позволяющая изменить мир и преобразовывать его в соответствии со своим видением, а позднее становится еще и основным средством социальной интеграции в общество (в западных странах), отношения в котором выстраиваются главным образом вокруг платы за труд».

Николай Митрохин*Признан властями РФ иностранным агентом. Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. В двух томах. М.: Новое литературное обозрение, 2023Содержание. Фрагмент

Замечательный труд специалиста по истории позднесоветского общества Николая Митрохина посвящен постхрущевской экономической политике в СССР. Как пишет в предисловии сам автор, «в общественном сознании существуют темы „косыгинских“ и „андроповских“ реформ как последних „упущенных шансов“ на трансформацию советской экономики на манер современного Китая, которые позволили бы одновременно резко улучшить экономическое положение страны и сохранить ее единство. При этом современному читателю мало известно о сути и процессе этих реформ».

Дефицит сути Митрохин компенсирует с лихвой, опираясь на материалы интервью и мемуары верхушки советской бюрократии, а также впервые используемые документы, чтобы показать, как управлялась экономика СССР с косыгинской реформы до конца 1980-х. В значительной степени это рассказ о вещах, для которых нет самостоятельной литературы, — например, об андроповских преобразованиях. Один из центральных вопросов, на который отвечает автор, возникает из хронического напряжения между императивом плановой экономики и внутренней необходимостью реформ, исход которых непредсказуем.

Издалека может показаться, что книга узкоспециализирована и суховата, но при ближайшем рассмотрении оказывается вовсе наоборот. Это увлекательное, насущно важное и широкое по охвату тем исследование, которое позволяет понять, что коррупционная экономика, при которой Россия живет сегодня, начала формироваться не 10, не 20 и даже не 30 лет назад. И вместе с тем сведение всего к мафиозности не позволило бы увидеть «работу простых акторов» — а Митрохин ее освещает чрезвычайно выпукло и ясно.

«Ситнин пишет в мемуарах, что в СССР дефицит любых качественных товаров, кроме обеспечивающих базовое биологическое существование (то есть хлеба, соли и спичек), был вызван искусственно. Государству было выгодно производить ограниченное количество алкоголя, брюк или холодильников, чтобы создавать искусственный дефицит, при котором потребитель был готов платить производителю-монополисту завышенную цену за товар. Таким образом сокращались расходы на производство и „изымались излишки средств населения“».

Пеллегрино Артузи. Наука приготовления и искусство поглощения пищи. — 2-е изд. М.: Ад Маргинем Пресс, 2022. Содержание

Безусловно, переиздание классического сборника итальянских рецептов, написанного кулинаром и коммерсантом Пеллегрино Артузи еще в конце XIX века, в наши дни более чем уместно, и отнюдь не только потому, что с помощью этого замечательного пособия можно играючи овладеть секретами приготовления лягушек по-флорентийски или мерлузы по-палермитански. «Наука приготовления и искусство поглощения пищи», как и многие другие кулинарные издания былых времен, — не в последнюю очередь литературный памятник, нашпигованный познавательными сведениями и занятными историями, а литературные памятники в наши дни — куда более осмысленное чтение, чем, скажем, модный нон-фикшн бруклинского или иного разлива, совсем недавно претендовавший в наших широтах на острую актуальность.

«„Болонья — стольный град, где готовят несметное число разных кушаний“, — заявил некто, приехав туда попраздновать вместе с друзьями. В этом, быть может, несколько преувеличенном отзыве, несомненно, есть зерно истины. Питание как первую жизненную необходимость следует обеспечивать наилучшим образом.

Один зарубежный писатель заверяет: „Здоровье, мораль и семейные радости связаны с кухней, поэтому было бы хорошо, чтобы всякая женщина, знатная дама или простолюдинка, изучила это плодотворное искусство, приносящее в семью благосостояние, здоровье и мир“».

Александр Васькин. Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки. М.: Молодая гвардия, 2022. Содержание

К работе над этой книгой Александр Васькин подошел серьезно и ответственно, однако результат его трудов оказался довольно причудливым — видимо, как по причине неохватности и разнородности материала, так и в силу особенностей авторского подхода. Как упорядочить и осмысленно структурировать такой массив информации — само по себе большой вопрос, а если главная задача при этом — сделать побойчее, повеселее и напихать побольше всего, то велика вероятность получить на выходе диковатый водопад из анекдотов. Две первые главы про элитный латвийский курорт, потом глава про медицину, потом про похороны — странноватой была повседневная жизнь у многих тысяч советских писателей! Зато главу про Переделкино можно найти ближе к концу издания, а в ней — детально изложенную историю о том, как Корней Иванович Чуковский топил кота в бочке с водой (топил не без причины — кот разорил беличье гнездо, и все же). Ноунеймы в этом повествовании возникают и исчезают без особых предисловий наряду с классиками, никакого принципиального различия между хрущевской и брежневской эпохами не проводится — все происходит в одно и то же время, которое было навсегда, пока не кончилось. И тем не менее книга заслуживает внимания уже потому, что заявленная тема разработана мало, хотя заниматься ей совершенно необходимо, чтобы понять, откуда и куда забрела наша литература во второй половине прошлого столетия. А еще там есть такое — про белочек и Паустовского:

«Проделки местных белок Константин Георгиевич описывал в письме своему сыну Алексею 16 февраля 1955 года: „Я нашел на пляже мячик, который забыл Кирилл Арбузов. Белочки играли им в футбол и сильно его поцарапали своими когтями“.

Случалось, что белки мешали Константину Георгиевичу работать, отвлекая его: „Сегодня была драка белки с дятлом. Белка, должно быть, спала в своем дупле, а дятел сел на соседнюю ветку и начал изо всех сил долбить. Белка выскочила взъерошенная, разъяренная и бросилась на дятла. Он начал вертеться вокруг ветки и отбиваться и, в конце концов, победил. А вчера белка ободрала кору на липе, надрала лыка, скатала его в маленький сноп и очень ловко, перебрасывая его с ветки на ветку, утащила в дупло, на подстилку“».