Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Вольфганг Айхведе, Коринна Кур-Королев, Ульрике Шмигельт-Ритиг, Елена Зубкова. Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Перевод с немецкого Кирилла Левинсона. Содержание
Музейные сотрудники — хранители наднациональной культурной памяти. Им посвящена книга, вышедшая в Германии в 2019 году — «Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны». Ее авторами стали как немецкие, так и российские специалисты: Вольфганг Айхведе, Коринна Кур-Королев, Ульрике Шмигельт-Ритиг, Елена Зубкова. В 2024 году эту книгу опубликовали в переводе на русский язык. Она обращается к трудной теме перемещенных ценностей, грабежей музеев и уничтожения произведений искусства во время войны, но в первую очередь рассказывает о людях, желавших во что бы то ни было сохранить память о прошлом. Соответственно, ее содержание основывается на результатах изучения многочисленных архивов и мемуарных источников. Уже поэтому читать ее непросто: в ней множество действующих лиц из разных стран, и по духу она представляет собой скорее научное исследование. Но главное, она предлагает взглянуть на историю ХХ века с его катастрофами из довольно необычной перспективы: глазами музейщиков, порой готовых на что угодно — даже на сотрудничество с врагом — ради сохранения собранных ими объектов культуры.
В центре внимания авторов — только один регион бывшего СССР, северо-западный край: музеи Ленинграда, Царского Села (Детское Село / Пушкин), Павловска, Гатчины, Петергофа, а также еще двух городов — Новгорода и Пскова. Прежде чем обратиться к временам Второй мировой — блокаде Ленинграда и продолжительным боям за окрестности, когда дворцы-музеи и целые города переходили из рук в руки, — авторы пишут о становлении музейного дела после революции, о судьбах имперского культурного наследия и религиозного искусства в подчеркнуто антирелигиозной стране. Уже здесь авторы описывают биографии множества людей, искренне переживавших за сохранность памятников отечественной культуры, ставивших культуру и искусство выше идеологических разногласий, веривших, что когда-нибудь они снова будут востребованы. Например, директор дворца-музея в Гатчине Валентин Зубов дважды сидел в советских лагерях и лишь в 1925 году эмигрировал в Париж. В книге приводится фрагмент его мемуаров:
Валентин Зубов. 1938 год
«Я прикинусь чем угодно, приму любую политическую окраску, чтобы сохранить духовные ценности, которые возместить труднее, чем людей».
Многие музейщики старой школы, как и Зубов, сидели в лагерях, порой не единожды, или вынуждены были уехать с клеймом предателей родины. Жизнь многих из них дает впечатляющий пример служения искусству. Вот, например, биография Николая Порфиридова:
«Он принадлежал к первому поколению советских музейщиков. Формально они были чиновниками, однако по своему происхождению, образованию и убеждениям эти энтузиасты не вписывались в советский стереотип. Порфиридов происходил из семьи сельского священника, рос в селе Витка Новгородского уезда, изучал археологию и историю искусств в Санкт-Петербургской духовной академии и занимался фресками в новгородских церквях. Потом он продолжил учебу в Археологическом институте в Петрограде, а в апреле 1918 года был направлен на работу в Новгородский губернский отдел народного образования. Сначала его назначили хранителем Музея древностей, затем он возглавил Комитет по делам музеев при новгородском ГубОНО <...> Под руководством Порфиридова новгородские музеи были реорганизованы таким образом, что из отдельных коллекций образовалась музейная сеть, в которой каждый музей получил свой особый профиль (историко-археологический, художественный, бытовой и т. д.). Защита памятников от разрушительного влияния времени и особенно от человеческого невежества стала делом всей жизни Николая Григорьевича. В 1933 году его арестовали, обвинили в антисоветской деятельности и приговорили к пяти годам лишения свободы. Выйдя из лагеря досрочно, он вернулся в Новгород и там занимался в основном научной работой. В 1941 году он вновь спасал сокровища новгородских музеев — на этот раз от бомбежек и грабежей».
В российских медиа про таких людей обычно не пишут. Тем интереснее узнать, что об этой истории культурного разгрома могут сказать немецкие архивы.
Далее исследователи переходят к 1940-м годам и вновь обращаются к забытым биографиям тех, благодаря кому удавалось сохранить памятники старины. Они рисуют неодномерную картину, их герои — культурные ценности и их охранители, а антигерои — война и мрак невежества:
«Также из Новгорода были художницы Наталья и Татьяна Гиппиус — сестры русской поэтессы Зинаиды Гиппиус, жившей в эмиграции в Париже, — две пожилые дамы, с которыми, как писал Вернер Кёрте своей жене, „большевизм сыграл злую шутку“. Они реставрировали иконы и подрабатывали тем, что изготавливали игрушки-сувениры. Сестры сотрудничали с немецкой службой охраны произведений искусства не только в Новгороде, но и по крайней мере некоторое время в Пскове. По понятным причинам, после своего возвращения на родину по окончании войны они это скрывали. Немецкие войска во время отступления их тоже забрали с собой и вывезли в Германию. Вернувшись в Новгород, они сначала подпали под подозрение в коллаборационизме, их допрашивали в НКВД, но никакого наказания они не получили. Впоследствии сестры Гиппиус участвовали в восстановлении новгородских музеев и помогали в организации первых послевоенных выставок».
Авторы книги, не раздавая моральных оценок, скрупулезно собирали по архивам сведения о тех, кто решился поставить культуру выше национальности и политики. Среди неоднозначных персонажей их книги выделяется, например, Василий Пономарев, который и при немцах продолжил заниматься своим делом:
«Кроме немцев в рабочей группе числились и русские специалисты. Главным среди них был новгородский археолог Василий Пономарев, который сотрудничал с немецкой службой охраны произведений искусства на протяжении всего периода оккупации, сначала в Новгороде, а с лета 1942 года в Пскове. Его основная заслуга — систематическая инвентаризация новгородских и псковских икон, значительно облегчившая последующую их реституцию и идентификацию. За сотрудничество с оккупантами Пономареву грозило суровое наказание, поэтому в 1944 году он покинул Россию вместе с немецкими войсками и до 1970‐х годов жил в Марбурге».
Разрушенный Петергоф
В книге, разумеется, подробно описываются и действия фашистов, педантично грабивших культурные ценности на оккупированных советских землях. По приказу министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса директор музеев Берлина Отто Кюммель в 1940 году составил перечень произведений искусств, которые, цитируют Кюммеля авторы, «за последние три столетия были уничтожены или вывезены без нашей воли с территории нынешнего Великогерманского рейха и с оккупированных западных территорий, являвшихся частью Германского рейха в 1500 году или ставших таковыми позднее». Среди помощников Кюммеля был прибалтийский немец Нильс фон Хельст. В ходе своих поездок в Прибалтику и СССР времен заключения советско-германского пакта о ненападении 1939 года он составил дополнительный перечень, имевший отношение именно к СССР:
«Хольст воспользовался этими переговорами для посещения музеев Москвы и Ленинграда, а также пригородных дворцов и как бы мимоходом высматривал произведения немецкого <...> и западного искусства <...> Хольст составил перечень (разбитый по музеям) тех произведений искусства, которые он предложил приобрести директорам немецких музеев».
Так, в ходе войны под предлогом возвращения на свою «подлинную родину» из СССР исчезла вообще-то не приспособленная к транспортировке Янтарная комната — украшенный янтарем комплект деревянных стеновых панелей, подаренный Петру I прусским королем Фридрихом Вильгельмом I в 1720 году. Позже императрица Елизавета Петровна разместила «комнату» в помещении Екатерининского дворца в Царском Селе. К тому времени Янтарная комната получила дополнительные украшения — и в таком виде в 1770 году застыла на века.
Однако в сентябре 1941 года она попала в руки немецкой армии в Пушкине (прежде — Царском Селе): ее нельзя было демонтировать, а «при попытках снять панели янтарь начинал отваливаться от деревянной основы».
Янтарная комната фигурировала в списке художественных сокровищ, которые подлежали возврату в рейх как «произведения немецкого происхождения». Осенью 1941-го искусствовед, сотрудник Государственного управления дворцов в Берлине Георг Пенсгель прибыл в Пушкин по поручению начальника армейских музеев. Авторы книги цитируют фрагмент его письма о состоянии Янтарной комнаты:
«Теперь, в помещении, лишенном окон, она подвергалась всевозможным вредным воздействиям погоды. Различные куски янтаря и мозаичные медальоны уже были выломаны из стен или, разбитые, валялись на полу. Тут необходимо было вмешаться как можно быстрее, чтобы охрана этого произведения искусства еще имела хоть какой-то смысл. Каждый день мог принести новые утраты вследствие актов вандализма, краж или прямых попаданий. Я подал соответствующий рапорт и получил приказ незамедлительно демонтировать со строительной ротой эту драгоценную, состоявшую из нескольких панелей облицовку стен и распорядиться о ее перевозке в безопасное место».
В марте 1942 года Янтарная комната вернулась в Германию. Что с ней было дальше, неизвестно до сих пор. Авторы, перечислив несколько возможных версий, останавливаются на той, которая кажется им наиболее вероятной: скорее всего, в апреле 1945-го она сгорела в Кенигсбергском замке во время пожара, вызванного обстрелами советской армии, штурмовавшей город.
Пострадали и хранители музейного помещения в Пушкине, где прежде хранилась Янтарная комната. После войны главный архитектор дворцов-музеев в Пушкине Иван Ермошин был приговорен за сотрудничество с оккупантами к десяти годам и попал в лагерь. Напрасно он пытался объяснить, что на самом деле пытался уберечь музейные коллекции от немцев.
Янтарная комната до войны
Но произведениям искусства угрожали не только захватчики, явившиеся из чужой страны. Вот как, например, авторы описывают встречу директора Павловского дворца-музея Анны Зеленовой и писателя Алексея Толстого:
«Однажды писатель Алексей Толстой приехал в Павловск присмотреть мебель из красного дерева для своей дачи в Пушкине, и Анна Ивановна ему сказала: „Алексей Николаевич! Вы ошиблись дверью. Это не склад ваших вещей, а государственный музей, и он — неприкосновенен. Я вас очень прошу вернуться в наш дворец только тогда, когда вы сердцем поймете разницу между этими двумя формами собственности“».
Авторы беспристрастно говорят о случаях мародерства и пренебрежительного отношения к культурным ценностям с обеих сторон. И снова на защиту памятников старины приходилось вставать музейщикам — они закапывали в землю от «солдатни» парковые скульптуры, отправляли экспонаты на попутках, сберегали в церквях то, что можно было перенести на руках. Авторы приводят такое воспоминание Анны Зеленовой об Исаакиевском соборе Ленинграда:
«Весной 1941 года прорвало трубу и затопило подвалы. Ослабленные голодом работницы отчерпывали и откачивали воду в течение почти двух недель. Затем промокшие ящики нужно было открыть, а экспонаты сушить на открытом воздухе, на паперти, потому что внутри собор напоминал огромный холодильник, где температура не поднималась выше трех градусов тепла, даже когда на улице было плюс двадцать. В течение всего лета персонал контролировал состояние экспонатов и проветривал собор, держа двери открытыми с утра до вечера».
Не легче была судьба и эвакуированных предметов. Вот как, например, город Горький, нынешний Нижний Новгород, встретил первые экспонаты:
«Ящики с эвакуированными экспонатами были сложены в областном краеведческом музее и в так называемом Коммунальном музее. Последний находился в бывшем соборе Рождества Богородицы, в так называемой Строгановской церкви, которая чудом уцелела во время антирелигиозной кампании. Этот храм, построенный в начале XVIII века на средства семьи купцов Строгановых, разбогатевших на торговле солью и колонизации Сибири, — замечательный образец русского барокко. Однако его неотапливаемые помещения были непригодны для хранения музейных ценностей. Кроме того, церковь была одним из самых заметных сооружений в городе, а это означало повышенную опасность в случае налетов немецкой авиации».
Патриоты не всегда бывают безусловно лояльны своему государству. Спасителями национального искусства иногда оказываются те, кого принято называть коллаборационистами, хотя в большинстве случаев они всего лишь продолжали заниматься своим делом — хранить и оберегать вверенные им памятники и экспонаты. Немецко-русский коллектив авторов книги не ставил перед собой целью обелять или реабилитировать их. Они просто показали войну глазами людей, которые видят в ней прежде всего опасность для культуры и искусства.