Йоже Пирьевец. Тито и товарищи. М.; СПб.: Нестор-история, 2019. Перевод со словенского Л. А. Кирилиной, Н. С. Пилько. Содержание
Прежде чем приступить к разговору о книге «Тито и товарищи», мы хотим злоупотребить редакторскими полномочиями и позволить себе роскошь, которую вряд ли бы позволили кому-нибудь из наших авторов. А именно — начать с отвлеченных мыслей, имеющих лишь косвенное отношение к теме нашей заметки. Так делать, конечно, не стоит, и мы отдаем себе в этом полный отчет. Но поскольку речь сегодня пойдет о книге про одного диктатора, то почему бы в порядке исключения не дать волю собственным диктаторским замашкам и самодурству?
Итак, пользуясь случаем, мы бы хотели дать ответ на один вопрос, на который часто и разрозненно отвечаем в самых разных местах. Нас часто спрашивают, чем вызван наш интерес к книгам, посвященным истории бывшей Югославии. Попытаемся ответить раз и навсегда и по возможности кратко.
Мы неоднократно говорили, что история ХХ века началась и закончилась в Югославии. Истинное начало прошлого столетия мы видим в Балканских войнах 1912–1913 годов, а его конец — в провозглашении независимости Косово. Именно народам Югославии не посчастливилось стать сложным связующим узлом между Западом и Востоком, граница которых, как известно, пролегает по линии моста на Дрине, в опоры которого Раде Строитель по приказу воды замуровал новорожденных Стою и Остою.
Надеемся, нет нужды напоминать о том, как тесно связаны русские и южнославянские народы — верой, культурой, общим историческим опытом. Но сейчас, в XXI веке, в наших краях и сербофилия националистов, и сербофобия демократов-западников почти всегда носит декоративный характер, а белый двуглавый орел — лишь один из множества пустых символов, которыми люди делят друг друга на своих и чужих. «Мать Россия» в отношении славянских народов проявляет одно из самых отвратительных своих качеств — полнейшее отсутствие интереса к тому, чем живут ее дети (порой признанные таковыми в одностороннем порядке).
Та же сербская культура для большинства русских читателей до сих пор ограничивается неореакционной прозой Милорада Павича и его эпигонов. И великая удача, что Иво Андричу дали Нобелевскую премию, иначе даже его имя ничего бы не сказало нам, «старшим братьям», какими нам так приятно себя мнить.
Между тем южнославянская культура ничем не уступает, а в некоторых своих проявлениях даже превосходит великорусскую. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на литпамятниковское издание «Эпос сербского народа» или открыть поэму владыки Черногории Петра II Петровича Негоша «Горный венец», которую неспроста знал наизусть Гаврило Принцип. С удивительно самобытным югославским модернизмом можно ознакомиться, пробежавшись по корешкам серии «Сербское слово», героически выпускаемой «Рудомино». И это наследие лишь одной из республик, некогда бывших составными частями СФРЮ.
Все это наше общее прошлое, настоящее и, что самое главное, наше будущее — каким бы оно ни было: европейским, азиатским или евразийским. Так или иначе но о югославском опыте вспоминают в связи чуть ли не с любым конфликтом в Восточной Европе. Пусть это, как правило, лишь дипломатические или пропагандистские манипуляции, но они не возникают на пустом месте и оказывают непосредственное влияние на человеческие жизни. Признание Абхазии и Южной Осетии последовало сразу после аналогичного признания суверенитета Косово. Идеологи крымской операции прямо апеллировали к косовскому прецеденту. Слово «Югославия», обозначающее то, что было и чего больше никогда не будет, так или иначе звучит в потоках взаимных упреков и алармистских тирад со всех сторон. Именно поэтому нас так волнует югославская история — история мужественной борьбы балканских народов за свободу и кровавая история краха всех надежд на их единство.
Нам важна каждая книга о Югославии и ее людях, написанная настолько отстраненно, насколько это возможно. Но даже самое беспристрастное исследование югославского вопроса легко может обесцениться под натиском религиозных или политических взглядов автора. Яркий тому пример — труд итальянского историка Марка Аурелио Ривели «Архиепископ геноцида», на страницах которого обличительный гнев в итоге возобладает над разумом, превращая очерк научный в очерк эмоциональный. Доходит до того, что автор, описывая преступления усташей, апеллирует к благодарственному письму еврейской общины Хорватии, направленное лично Муссолини, чьи солдаты якобы массово спасали евреев от этнических чисток. Это может показаться курьезом, но историк действительно так глубоко погрузился в материал, что не выдержал его сопротивления, искренне уверовав в миф о человеколюбивых чернорубашечниках Дуче и озверевших нелюдях Анте Павелича, приносивших ему на блюде глаза унтерменшей.
В море подобного, пусть искреннего, но все же агитпропа нетрудно пропустить настоящие жемчужины. В качестве эталона историко-социологического исследования мы приводим монографию Велько Вуячича «Национализм, миф и государство в России и Сербии. Предпосылки распада СССР и Югославии», о которой имели счастье подробно написать осенью прошлого года. На страницах этой книги даже предельно болезненный косовский вопрос рассмотрен без казалось бы неизбежной ангажированности, а лишь через оптику документов и историко-культурного ландшафта.
Книга Йоже Пирьевеца, о которой мы сегодня наконец расскажем, относится скорее к таким редким сокровищам.
АВТОР/АУТОР/AUTHOR/AUTOR
«„Было бы весьма желательно, чтобы люди, стоявшие во главе партии движения, — будь то перед революцией, <...> будь то в период революции <...>, были бы наконец изображены суровыми рембрандтовскими красками во всей своей жизненной правде. Во всех существующих описаниях эти лица никогда не изображаются в их реальном, а лишь в официальном виде, с котурнами на ногах и с ореолом вокруг головы. В этих восторженно преображенных рафаэлевских портретах пропадает вся правдивость изображения”. Это слова К. Маркса и Ф. Энгельса. Они были оптимистами, поскольку даже не предполагали, что возвещенная ими революция может потерпеть поражение, а жизнь ее лидеров — завершиться позором. Это случилось и с Тито: еще вчера он был иконой, а после распада Югославии часто — объектом карикатур. Попытаемся написать его портрет кистью Рембрандта».
Йоже Пирьевец
Таким лаконичным предисловием открывает свою книгу Йоже Пирьевец (урожденный Джузеппе Пьерацци) — словенский историк, один из ведущих специалистов по Югославии. Подобное приветствие в самом начале книги может показаться читателю несколько самонадеянным, однако профессор Пирьевец всего-навсего знает себе цену, а в западном научном и педагогическом сообществе она действительно высока: его имя красуется на почетной доске ЕВРОКЛИО. По политическим взглядам Пирьевец — центрист, баллотировался в депутаты от Либерально-демократической партии, но, к счастью, не прошел в парламент и спокойно продолжил заниматься наукой и преподаванием.
К сожалению, в наших краях профессор Пирьевец не особо известен, а попытки найти упоминания о нем в русскоязычной прессе неизбежно приводят к «сенсационным» заметкам с заголовками: «Итальянский историк утверждает, что Сталина мог убить Тито» («Комсомольская правда»), «В смерти Сталина заподозрили югославского диктатора Тито» (newsru.com), «Смерть Иосифа Сталина — дело рук Иосипа Броз Тито?» («Собеседник»). Лихой детективный сюжет, изложенный в этих заметках, занимает едва ли страницу в 600-страничной книге Пирьевеца и является пересказом истории из более чем известной в России книги разведчика Павла Судоплатова «Разведка и Кремль: записки нежелательного свидетеля» (на нее в труде Пирьевеца, как и положено, поставлена ссылка). Очень жаль, что из-за нерадивых редакторов, отрерайтивших статью из низкопробного таблоида Daily Mail, в России серьезная научная работа Пирьевеца может лишиться многих читателей. Но, надеемся, наша заметка хотя бы немного скорректирует последствия этой кликбейт-диверсии.
ВОЖДЬ/ВОЂА/LEADER/HÄUPTLING
Итак, каким же был Йосип Броз Тито, если верить его портрету, написанному профессором Пирьевецом? В первую очередь историк делает акцент на его крестьянском происхождении: рос как сорняк без всякого воспитания в семье сельского пьяницы, счастливого отца 15 детей. С детства Йосип был вынужден самостоятельно заботиться о пропитании, благо от природы был энергичным и трудолюбивым. Первую мировую будущий вождь встретил в чине унтер-офицера имперской армии — удивительное достижение для юноши из бедной крестьянской семьи. На фронте был награжден медалью «За отвагу», но, как многие братья-славяне, отказался воевать, как только дело дошло до прямых столкновений с русскими войсками, и вместе со своим отрядом сложил оружие и сдался в плен.
Дальше мнения «биографов» Тито расходятся. На страницах своей книги Пирьевец мимоходом упоминает две конспирологические версии, существование которых лично нам кажется очень показательным. Когда отношения между Белградом и Москвой окончательно разладились, в сталинской печати «фашист и троцкист Тито» был объявлен евреем-самозванцем, жившем по документам погибшего на фронте хорватского солдата. Аналогичного мнения, по всей видимости, придерживался американский архиепископ, диппредставитель Ватикана в Белграде и радикальный антикоммунист Джозеф П. Херли:
«Кто такой Тито? — написал он в своем дневнике и, в подкрепление своих предрассудков, заметил: — Может, украинский еврей?»
Хотелось бы посмотреть, как бы покраснел благочестивый отец, если бы ему на стол положили свежий номер газеты «Правда», в котором большевики приводят неоспоримые доказательства его страшных подозрений.
Иосип Броз (отмечен кругом) среди рабочих на фабрике в Камнике. 1911 год
В реальности же Йосип Броз отправился в русский лагерь для интернированных. Международные конвенции освобождали его как офицера от принуждения к труду, но он сам вызвался работать сперва механиком на паровой мельнице, затем переводчиком на строительстве железной дороги, а завершил этот этап своей карьеры надзирателем над пленными. В 1917 году, под шум Февральской революции, ему удалось бежать, но покидать Россию он сперва не собирался, примкнув к большевикам.
Впрочем, в Советской России места Тито себе не нашел и вернулся на родину, где немедленно вступил в Коммунистическую партию Югославии. Здесь Пирьевец указывает на неожиданную деталь: будущий диктатор не только не участвовал во внутрипартийной борьбе за власть, но вообще игнорировал любые политические дискуссии, сосредоточившись на профсоюзной работе. Довольно скоро он завоевал авторитет среди радикально настроенных трудящихся и, как следствие, привлек повышенное даже для априори опасного коммуниста внимание властей. Как итог — суд по делу об организации народного восстания и закономерный тюремный срок. Крайне выразительный штрих к портрету Йосипа Броза здесь добавляет не только то, как он держался в суде, но и то, как на процесс отреагировали товарищи:
«На слушаниях дела он вел себя так, как предписывал в подобных случаях Коминтерн: „Нужно стремиться только к одному. Не к тому, чтобы получить наименьшее наказание, а чтобы своим поведением поднять авторитет партии в глазах трудящихся масс”. В соответствии с этой директивой Броз мужественно заявил, что не считает себя виновным и не признает решений „буржуазного” суда, представляющего реакционные силы. „Да здравствует Коммунистическая партия! Да здравствует мировая революция!” О вызывающем поведении Броза писали газеты, привлекло оно и внимание Москвы. Однако не всем его выступление пришлось по нраву. Август Цесарец, один из ведущих хорватских интеллектуалов, придерживавшихся левых взглядов, позже написал об этом в нелегальной газете Proleter: „Если этот молодой болезненно амбициозный коммунист возглавит КПЮ, для партии это станет трагедией”».
Йосип Броз. Фотография в анкете делегата VII Конгресса Коминтерна
Своенравность, которая смущала даже единомышленников, вскоре определит судьбу Йосипа Броза, а вместе с ней и судьбу всей Югославии. Уже в 1938 году он начал открыто дерзить Коминтерну, не спросив у Москвы разрешения на роспуск ЦК КПЮ, изгнание из партии «сектантов» и назначение своих друзей на высшие должности.
На деятельности Тито во время войны мы останавливаться не будем — вряд ли у кого-то есть сомнения в том, какую роль он сыграл в партизанском движении Югославии, сумевшем выстоять одновременно против двух врагов: фашистских оккупантов и сербских ополченцев-националистов. К этой важнейшей странице жизни Тито книга Пирьевеца не прибавляет, кажется, ничего, что расходилось бы с общепринятой историографией.
Нам же сегодня интереснее то, как Тито-солдат превратился в Тито-вождя, как произошла метаморфоза, сделавшая из полевого командира, разделявшего с бойцами все тяготы партизанской жизни, не-человека, носителя тотальной власти.
«Я хочу, могу и должен быть вождем». Если верить соратнику Тито, дипломату Лео Матесу, эти слова будущий диктатор постоянно повторял себе под нос, когда был молодым. Похоже, что они были не только проявлением несомненной амбициозности и здорового стремления максимально раскрыть свои лидерские качества, но и знаком того, что Тито не было чуждо желание обладать властью ради власти.
После войны Йосип Броз заметно изменил свои привычки, видимо, порядком устав от партизанской аскезы. Едва ли не первым делом после окончания войны он заказал свой знаменитый маршальский костюм. Примечательно, что в детстве Йосип Броз мечтал стать портным, чтобы шить красивую одежду, а в юности он работал официантом, потому что ему нравилась элегантная черно-белая форма.
Партийных товарищей и зарубежных коллег Тито заваливал дорогими подарками, например, вручал золотые или платиновые часы. Его супруга Йованка тоже не отличалась аскетичностью, любила дорогие наряды, а чтобы сопровождать мужа в африканском турне, взяла на теплоход гардероб из 150 платьев. Лето диктаторская чета проводила на озере Блед, где к их услугам были 770 гектаров живописной земли и резиденция, частыми гостями которой были Элизабет Тейлор, Софи Лорен, Джина Лоллобриджида, Орсон Уэллс и множество других звезд мировой величины.
Тито и Йованка Броз
Нельзя сказать, что Тито сознательно взращивал культ своей личности, но точно не имел ничего против него. По мнению Пирьевеца, культ Тито начал оформляться во время народно-освободительной войны. Инициатором этого процесса стал пропагандист Милован Джилас, заявивший перед товарищами: «Мы недостаточно популяризируем Тито. Мы должны иметь вождя, человека, за которым пойдут массы. Полководца. Секретаря партии. Такого, каким является Сталин у русских».
Героическая фигура Тито моментально была освоена поэтами, проникла в солдатские и студенческие песни и стала приближаться к той опасной черте, где заканчивается восхваление и начинается обожествление.
Джилас, вероятно, ликовал, наблюдая, как его идея более чем успешно воплощается в жизнь. Тогда он и предположить не мог, какую роковую роль она сыграет в его собственной судьбе.
НАСИЛИЕ/НАСИЉЕ/VIOLENCE/GEWALT
В левых кругах бытует идеализированное представление о СФРЮ как удачном примере строительства коммунизма с человеческим лицом, представление о Югославии как социалистическом государстве с высоким уровнем потребления и гражданских свобод. Отчасти это справедливо. Но, увы, лишь отчасти.
Конечно, масштабы репрессий в Югославии несопоставимы с тем, какой массовый характер принимало устранение неблагонадежных граждан в некоторых странах (все прекрасно знают, каких именно). Число жертв режима Тито, конечно, не впечатлит тем, сколько в нем нулей, но уже сама тенденция физической ликвидации инакомыслящих вряд ли может быть оправдана ее малым размахом.
Символом репрессий, местом, где аккумулировалось политическое насилие в Югославии, стала печально известная тюрьма на острове Голи-Оток. По оценкам, которые приводит Йоже Пирьевец, через нее и другие югославские лагеря прошли порядка 15 тысяч человек, заподозренных в симпатиях к сталинизму и в содействии Коминформбюро, пришедшему на смену Коминтерну. Некоторые историки называют цифру в несколько сотен тысяч. Но, повторимся, дело не в цифрах, а в том, насколько поразительно схожи были методы титовских и сталинских застенков:
Йосип Броз и Моше Пияде в тюрьме в Лепоглаве
«Режим на Голи-Отоке <...> был крайне суров и жесток, ведь он был направлен на уничтожение человеческого достоинства, что власть имущие обосновывали утверждением о необходимости „перевоспитания“ заключенных. Они пытались достичь этого путем недостаточного обеспечения их едой и водой, тяжелой работой, не имевшей никакого смысла, — вырубкой и переноской камней, и всякого рода физического и психического насилия. <...> Первое „самоуправление”, введенное в Югославии, было „самоуправление” на Голи-Отоке. Придумали его представители УГБ, они поручили некоторым избранным заключенным надзор за сокамерниками и тем самым создали заколдованный круг, в котором жертвы одновременно были и палачами».
Тито признавал существование такой исправительной системы и впоследствии крайне болезненно реагировал на связанные упреки в свой адрес. Впрочем, все равно настаивая на необходимости тюрем для политзеков: «Я могу извиниться только перед теми, кто попал туда безвинно. Перед информбюровцами я не собираюсь оправдываться».
Спонтанное насилие в жизни Тито и товарищей имело место и в тот период, когда югославские коммунисты обитали в подполье. Так, в октябре 1940 года в пригороде Загреба в атмосфере строжайшей секретности прошла V Конференция КПЮ с участием всего руководства партии. Опасаясь покушения на коммунистических лидеров, участники съезда делали все возможное, чтобы не допустить утечки информации о месте и проведении встречи.
«Когда одну загребчанку заподозрили в том, что она может сообщить полиции о происходящем в снятом внаем доме, Броз не колебался: „Я приказал (члену политбюро КПЮ Раде) Кончару убить ее. Мы должны были принимать такие меры”».
По понятным причинам подобного рода насилие продолжилось и во время партизанской войны, когда Тито объявил: «Мы будем стрелять даже в родного отца, если он пойдет против народа». «Поскольку такое действительно происходило, — указывает Пирьевец, — Тито в последующие годы неохотно вспоминал о многих ошибках революции. Тем не менее он не мог скрыть своего восхищения людьми, которым хватило сил принести такую жертву: „Да, это партийность”. При этом следует упомянуть, что сам он не принимал участия в преступлениях», то есть не отдавал «приказов о смертной казни, о поджогах деревень», предпочитая делегировать эти полномочия другим командирам.
«Нехватка серьезного образования избавила его от сомнений, скепсиса, способности к критической оценке. (Хорватский политик) Савка Дабчевич-Кучар даже говорила, что под лозунгом коммунистической морали в ее макиавеллистском варианте, согласно которому цель оправдывает средства, он отошел от традиционных ценностей и с легкостью их отринул. Порядочность, преданность, дружба, fair play, честь — все эти понятия были для него мелкобуржуазным хламом».
Кто знает, быть может, конфликт между Сталиным и Тито разгорелся не столько из-за радикального расхождения во взглядах на будущее мира, сколько из-за того, что два вождя были невыносимо похожи друг на друга? Впрочем, это лишь наши не слишком оригинальные лирические предположения.
ВЛАСТЬ/МОЋ/POWER/MACHT
Однако очевидно, что на одном только культе личности и готовности применять насилие в отношении оппонентов югославское государство не ушло бы дальше КНДР или Албании времен правления Энвера Ходжи. В «Тито и товарищах» политический дар Йосипа Броза описан во всей полноте.
Немецкое объявление о Розыске Тито, 1943 г.
На минуту представьте, что вам доверено руководство федерацией, состоящей из нескольких республик, титульная нация одной из которых только что участвовала в геноциде титульной нации другой. Добавьте к этому то, что населяют страну не только православные и католики, но еще и мусульмане, одни из которых ближе все-таки к сербам, а другие — к албанцам. Последние проживают на небольшой территории, служащей основой культурно-исторического самосознания сербской нации. Ваша федерация еще не восстановилась после войны, а ей уже угрожают со всех сторон и непонятно, от кого защищаться: от Сциллы капитализма или Харибды красных танков, всегда готовых навести порядок за вас.
Самые драматичные страницы «Тито и товарищей» посвящены как раз подготовке Белграда к вполне возможной интервенции Советского Союза. Сценарий, при котором Сталин нападает на Югославию, мог бы стать неплохим сюжетом для романа в жанре альтернативной истории, плавно переходящей в постапокалипсис. К счастью, генералитет сумел убедить Иосифа Виссарионовича в, мягко говоря, пагубности этой затеи. Но и оставлять своевольную республику в покое Кремль не собирался:
«Границы Югославии со странами-сателлитами (Советского Союза) стали, можно сказать, непроходимыми, из-за вторжений партизанских групп на них постоянно происходили вооруженные инциденты. По югославским данным, с 1948-го по 1953 г. произошло 7 877 пограничных инцидентов, в их числе 142 вооруженных столкновения, в которых принимало участие более 600 вражеских агентов. Еще большую опасность представлял Триест, где сталинский агент Витторио Видали развернул мощную антиюгославскую пропаганду и создал шпионский центр, пользовавшийся недостаточной охраной границ в этом регионе, ведь Свободная территория Триест была разделена на англо-американскую и югославскую административные зоны. Видали вместе со своими итальянскими и югославскими пособниками под защитой англо-американских властей развил лихорадочную антититовскую активность и даже намеревался организовать путч в югославском военном флоте. По плану, провалившемуся благодаря бдительности УГБ, его приверженцы должны были захватить Сплит, а затем призвать на помощь советские корабли».
Можно только гадать, какими катастрофическими последствиями для всего мира могла обернуться эта авантюра в случае успеха. Впрочем, по данным, которые приводит Пирьевец, применить ядерное оружие в тот момент Советский Союз был готов лишь в случае, если боевые действия перенесутся на его территорию.
Каким-то удивительным образом Тито удалось сделать невозможное: в таких невообразимых условиях сохранить не только целостность Югославии, но и ее суверенитет, под которым подразумевается в том числе самостоятельность на международной арене.
Стратегический гений Тито и его безупречное чутье раскрылись в полной мере во время войны, когда ему удавалось, с одной стороны, пресекать националистические проявления среди стремившихся к большей независимости словенцев и хорватов, а с другой стороны — всячески поощрять национализм в Македонии, где патриотические чувства могли стать хорошим стимулом для в целом вялого ополчения. «Меньших успехов он добился в Косово, где албанцы еще никогда не пользовались таким количеством прав и благ, как под властью итальянцев», — заключает Пирьевец.
В своих уступках и щедротах Тито твердо знал меру. Крайне показательна в этом плане история принятия конституции 1945 года. Хотя в ней гарантировалось равенство всех народов, проживающих в Югославии, главный закон страны был написан на сербском, хорватском, словенском и македонском, но не на албанском. По мнению Тито, албанцам и так должно было хватить того, что Косово получило статус автономии в составе федерации, а чувств сербов он предпочитал лишний раз не задевать.
Тито сразу после окончания войны. Художник Миодраг Дадо Джурич
Главным же достижением Тито-политика, безусловно, является создание Non-Alignment Movement, Движения неприсоединения, учрежденного на Белградской конференции в 1961 году. Этот съезд ознаменовал начало нового этапа деколонизации и определил будущую политику стран третьего мира, которая базировалась на стремлении к взаимопомощи и решительному отказу от участия в военных блоках — будь то НАТО, Варшавский договор и какой-либо другой альянс вчерашних империй. Для этого Тито лично совершил туры по Азии и Африки ради лидеров будущих «неприсоединившихся». После такого уже даже Советский Союз не мог не считаться с Югославией, заявившей о себе как о глобальной силе новой формации.
Во внутренней политике все шло не так гладко, и одного трудолюбия, энтузиазма и харизмы Тито было явно недостаточно, чтобы оперативно решать проблемы, которых день ото дня становилось все больше. Последней каплей стала волна забастовок, ознаменовавших для Югославии начало 1960-х. Девальвация динара, дефицит товаров — все это неизбежные последствия просчетов в плановой экономике. Правительству Тито пришлось пойти на болезненную, но все же эффективную реформу 1965 года, главными пунктами которой стало открытие границ и переориентирование югославской экономики на экспорт.
Одновременно с этим Тито приходилось разбираться и с личными врагами, одним из которых неожиданно стал вчерашний идеолог титоизма Джилас. Председатель скупщины потерял связь с реальностью и написал несколько громких статей, в которых обвинил КПЮ в бюрократизации государственной машины по худшим советским образцам и призвал к созданию в стране многопартийной системы. Эти программные статьи Джиласа, к слову, очень внимательно прочитали скандинавские социалисты, на которых идеи югославского политика оказали огромное влияние. А вот на родине благих намерений Джиласа вернуть революцию в народное русло не оценили. Его политическая судьба завершилась печально и в самых отвратительных традициях того времени:
«На упреки Джилас, „лучший оратор партизанской революции”, не смог правильно ответить. Он последовал совету (Эдварда) Карделя покаяться, запутался в самокритике, даже частично отказался от своих идей, поскольку все еще верил, что они имеют значение и влияние только в КП. Как позднее отмечал Джилас, на пленуме он обнаружил в себе росток мазохизма, когда „все плохо, но пусть будет еще хуже”. В конце он был полностью уничтожен, „бегал по залу от одного человека к другому, будто в поисках помощи”. Он знал, что, возможно, сделал самую большую ошибку в своей жизни. Хотя „он совершил последний „подвиг” коммуниста: отрекся от своих убеждений и достоинства”, подражая жертвам сталинских процессов, Тито не смягчился. Наоборот, поскольку он восхищался мужественными людьми, даже если они были противниками, Джилас своим моральным „самоубийством” <...> упал в его глазах. Выслушав его самокритику, он сказал: „...посмотрим, насколько она искренна”».
Что же было дальше? А дальше было вот что.
Джилас сложил полномочия председателя скупщины, лишился пенсии, которая ему полагалась как ветерану войны, получил полтора года тюрьмы и больше никогда не занимался политикой. Йосип Броз, подписывавшийся псевдонимом «Тито» правил Югославией до своей смерти в 1980 году. Вскоре после этого созданная им СФРЮ прекратила существование, пережив череду гражданских войн и интервенцию стран НАТО.
Словения, на границе с которой в хорватской деревушке родился Тито, в тех событиях участвовала всего десять дней, за которые малой кровью завоевала право на независимость от Югославии. Сейчас это спокойная буржуазная страна, полноправный член Европейского союза. О ее тоталитарном прошлом напоминают разве что перформансы группы Laibach.
КОНЕЦ/КРАЈ/END/ENDE