Эдуард Лимонов как персонаж активно сопротивляется жанру биографии, раз за разом перестраивая выдуманный им образ в соответствии с неким «большим сюжетом», в который уходят корнями все его книги, в том числе недавние. Это и хроника московских митингов 2010—2012 годов, из которой сложился автобиографический роман «Дед», и сборник историко-биографических очерков о Дарвине, Ницше и Ленине («Титаны»), рожденный на свет лишь для того, чтобы еще раз напомнить, кого автор на самом деле почитает за равных.
К сегодняшнему дню Лимонов окончательно превратился в машину по производству идентичностей. Благодаря своим романам, газетным колонкам и публичным выступлениям он создал лаконичный, броский и очевидный образ: говорим «Лимонов» и представляем разбитного эмигранта, скитающегося по Нью-Йорку в поисках сомнительных удовольствий и легкой наживы («Это я — Эдичка», «Дневник неудачника»), влюбленного европейского писателя и любимца местной богемы («Укрощение тигра в Париже»), эксцентричного политика, во время путча выступавшего против Ельцина и отчаянно искавшего политическую опору в новой России («Лимонов против Жириновского»), бывшего зэка («В Сырах») и вечно молодого бунтаря, грозу разномастных «девок», которым он посвящает свою лирику. Каждый новый роман — это еще один штрих к разросшемуся до уровня метатекста автопортрету. Зазор между лирическим героем книг, дневников и высказываний Лимонова и Эдуардом Вениаминовичем Савенко, родившимся в 1943 году в Дзержинске, со временем практически исчез.
С такими исходными данными наиболее логичным путем для биографа, казалось бы, должна стать скрупулезная деконструкция этого метатекста, верификация лимоновских баек и расшифровка всего им сказанного. Однако среди его прижизненных биографий ни одна, увы, не отвечает на этот вызов, покорно следуя тому пути, который наметил сам герой.
До сих пор самую нашумевшую книгу о Лимонове создал Эммануэль Каррер, замечательный французский писатель, написавший, в частности, недурную биографию американского фантаста Филипа Дика и монографию о режиссере Вернере Херцоге. Биографический труд о Лимонове он состряпал «для французских читателей, людей добродетельных и не терпящих насилия». Книга мгновенно стала бестселлером: ее с жаром рекомендовал к прочтению тогдашний президент Франции Николя Саркози, а жюри престижной Гонкуровской премии подлило масла в огонь, заявив, что награда могла бы достаться Карреру, но не такому подонку, как Лимонов (французская интеллигенция так и не простила тому вылазку на Балканы, чтобы повоевать на стороне сербов в 1990-х). Однако нельзя не отметить, что две трети книги занимает пересказ автобиографической прозы Лимонова, с помощью которого Каррер может и вернул его романы западному читателю, но читателя российского оставил с носом.
Тем не менее, из-под его пера вышел достойный приключенческий роман (жанр, наиболее органично сочетающийся с образом Лимонова), читающийся взахлеб и изредка вспыхивающий точными наблюдениями внимательного иностранца. Его Лимонов представил перед французской публикой поэтом-боевиком, романтическим советским Дон Кихотом, восставшим против очередных мельниц, а вовсе не человеком, который всерьез называет себя «врагом государства номер один». Они были знакомы в 1980-х годах и вертелись в одних и тех же богемных кругах: «Лимонов был нашим варваром, нашим повесой, мы его обожали». Где-то в системе координат между «повесой» и «омерзительным фашистом, вставшим во главе банды скинхедов», и оказался Лимонов в изображении Каррера.
Биография, написанная петербургским историком и журналистом Андреем Дмитриевым, скрывающимся под псевдонимом Балканский, хоть и не исполнена волнующего души современных буржуа романтизма, все равно выглядит куда более комплиментарно. Будто вознамерившись компенсировать легковесность Каррера, он с первых страниц восстанавливает историческую справедливость, вписывая эксцентричного парижского «повесу» и российского «фашиста» в «правильный» контекст — в череду таких персонажей, как Мао Цзэдун, Ким Чен Ир и Муаммар Каддафи. Война, тюрьма, эмиграция, женщины — все эти традиционные сюжеты из жизни Лимонова начертаны пунктирно и нехотя. Лимонов Дмитриева не авантюрист, а последовательный лидер, уверенно шагающий по пути радикализации.
«Я пишу о том, что видел, слышал и знаю сам. Герой книги занял очень большое (иногда кажется, что слишком большое) место в жизни автора», — утверждает в предисловии Дмитриев. В 1996 году он вступил в НБП, а в 2004-м возглавил ее петербургское отделение. Среди прочего Дмитриев известен как автор биографии Ким Ир Сена, также изданной «Молодой гвардией». Суть ее вкратце сводится к тому, что КНДР — «очень удачный социально-экономический эксперимент». Лимонов для Дмитриева — «вождь партии» и «старший товарищ». Возможно, поэтому жизнеописание выстроено преимущественно на интервью Лимонова, старых и новых, взятых по случаю и без.
Вслед за Каррером Дмитриев вписывает в повествование и образ рассказчика, сделавшись, таким образом, двойником героя. Такое навязчивое двойничество не пошло на пользу и французскому автору. Однако взгляд типичного европейца, негодующего по поводу некоторых поступков героя и в то же время извиняющегося за него, оказался чуть более мотивированным, чем взгляд типичного петербуржца — пылкого юноши, который приравнивает чтение «Лимонки» за школьной партой к революционным действиям.
Главное, чем сбивает с толку книга Дмитриева, — Лимонов-писатель в ней фактически отсутствует. Автор сосредоточил внимание на тех бритоголовых пацанах, которые так напугали Каррера в начале 1990-х: «Иногда в телерепортажах можно было видеть обритых наголо и одетых в черное молодых людей, которые маршировали по улицам Москвы и в знак приветствия — полуфашистского, полукоммунистического — выбрасывали вверх сжатый кулак, выкрикивая лозунги типа „Сталин! Берия! ГУЛАГ!”, имея в виду, что этих личностей и эти реалии неплохо бы вернуть». Лимонов оказался вписан в хронику национал-большевистского движения в качестве идола, свысока взирающего на Летова, Курехина, Дугина и прочих персонажей, прошедших через его партию. Попытка взгляда изнутри привела к смещению фокуса с личности на рождение НБП, первый партийный съезд, посиделки в «бункере» и акции нацболов, за которыми последовали уголовные дела и тюремные заключения.
С одной стороны, Дмитриеву удалось заполнить некоторые лакуны, сконструировав своего рода нацбольский эпос. С другой — он вновь оказался заложником все той же лимоновской мифологии, прорваться через границы которой пока не удалось ни одному исследователю. Книга Каррера стала фактом литературы. Биография, написанная Дмитриевым, пока выглядит лишь развернутым комментарием, записанным со слов Лимонова, к его же жизни. Это действительно крайне любопытное чтение — ведь Лимонов, как никто другой, умеет рассказывать о себе. Но, к сожалению, приписать эту заслугу биографу нельзя.