История женской литературы XIX века в России традиционно находится в тени большого канона. Имена писательниц почти не известны читающей аудитории, да что уж, и многим специалистам тоже. Исторически сложилось так, что русскими писательницами XIX века больше интересовались западные слависты, среди них, прежде всего, стоит отметить работы Катрионы Келли, Венди Росслин, Дианы Грин и других. Классической книгой стал труд Ирины Савкиной «Провинциалки русской литературы», без ссылки на которую не обходится уже не одна работа в подобном ключе.
В представлении многих женская литература в России начинается с Ахматовой, в лучшем случае с Зинаиды Гиппиус, поэтому книга Евгении Строгановой «Классики и современницы. Гендерные реалии в истории русской литературы XIX века» во многом восполняет этот обидный пробел.
Первоначальные условия вхождения женщин в литературу были иными, чем у мужчин. В начале XIX века они заявляли о себе как переводчицы (дворянки хорошо владели иностранными языками) и детские авторы (считалось, что раз женщины занимаются воспитанием, то нужно поощрять их писать для детей). На вхождение женщин в литературу влияло то, что они не могли служить и получали более специфическое образование. Даже в институтах благородных девиц серьезное внимание уделялось только языкам. Поэтому первоначальный капитал, с которым женщины входили в литературу, был ниже, чем у мужчин. Первые упоминания о писательницах появляются в XVIII веке, когда они начинают время от времени публиковать в периодике свои стихи и переводы. В начале XIX века Карамзин пытается вовлечь женщин в культурный процесс в качестве хозяек литературных салонов, воспитательниц нового поколения и агентов, развивающих литературный язык.
Однако с постепенной профессионализацией литературы менялся и статус писательниц. Они все увереннее отвоевывали себе места в профессиональном сообществе, но все было по-прежнему непросто.
Название книги Евгении Строгановой отражает положение женщин в литературе XIX века: они проходят как статистки, современницы великих классиков. В книгу вошли статьи разных лет, посвященные вопросам гендерной дифференциации в культуре. Из статей, посвященных частным проблемам, складывается целостная история женской литературы XIX века, что придает всему исследованию монографический характер. В первой главе «Рецепция женского писательства» в поле зрения исследовательницы попадают такие проблемы, как «писательница и литературный канон», использование женщинами псевдонимов, рефлексия женского творчества в некрологах. Глава «Маргиналки русской литературы» посвящена Надежде Дуровой, историку войны 1812 года Е. В. Новосильцевой, С. Д. Хвощинской и женской критике XIX века. В главе «На магистральных путях» рассматриваются женские образы в русской литературе: миф о Пигмалионе в трилогии Гончарова; «Война и мир» в гендерном прочтении; «Почему Л. Н. Толстой „убивает” Анну Каренину». «Литературные диалоги» посвящены взаимоотношениям писательниц и «больших» литераторов: Салтыков-Щедрин и современницы; Тургенев и русские писательницы, Н. Д. Хвощинская и Н. А. Некрасов; Толстой и Е. Салиас де Турнемир. «Гендерная повседневность и литература» посвящена различным аспектам литературного быта; наконец, «Биографии и судьбы» содержат в себе различные материалы к биографиям писательниц.
Портреты писательниц Елены Ган и Надежды Хвощинской (слева направо)
Главные героини книги — женщины-прозаики. Строганова замечает, что детская поэзия и проза были легитимными сферами для женщин. Это не совсем так. Действительно, поэтессы раньше вошли в литературу, но и здесь не обходилось без баталий и нравоучений со стороны мужчин. «Литература (под литературой понимается в данном случае именно поэзия) — для женщин — одни розы без шипов, ибо какой педант, какой варвар осмелится не похвалить того, что нежная, белая рука написала», — сообщал в 1804 году Михаил Макаров, издатель журнала «Московский Меркурий», адресованного именно дамам. «Женщине-автору в условиях патриархальной культуры приходится доказывать свое право на существование, а значит, приспосабливаться к требованиям действующего литературного канона, представленного мужскими именами», — пишет автор. Приспосабливание это принимает самые различные формы. Например, мужской патронаж — когда писательница вынуждена обратиться за покровительством к авторитетному литератору-мужчине. Эту проблему Строганова рассматривает на примере взаимоотношений Елены Ган и Осипа Сенковского. Литературная деятельность Ган продолжалась менее шести лет и долгое время проходила в тени ее патрона, безапелляционно редактировавшего ее произведения. Степень вмешательства Строганова убедительно показывает, сличая две редакции повести «Идеал». Приведенные фрагменты показывают, что «редакторское стило Сенковского изрядно вредило текстам Ган». Писательница постоянно подчеркивала дикость в отношении общества к женскому литературному труду. Основываясь на доступных документах, автор восстанавливает взаимоотношения двух литераторов и выводит имя Елены Ган из тени мужского влияния.
На примере Надежды Хвощинской, использовавшей псевдоним В. Крестовский, Строганова раскрывает специфику подобного приема. Как пишет автор, «литературная судьба популярной в XIX веке писательницы Надежды Дмитриевны Хвощинской актуализирует множество частных и общих вопросов», и использование псевдонима — один из них. Строганова впервые обращается к тому, как был раскрыт псевдоним писательницы. До конца жизни Хвощинская не давала согласия на публикацию своих портретов и биографических сведений. Со временем у Хвощинской (В. Крестовского) сложилась определенная репутация, «для читателей это имя ассоциировалось с определенным репертуаром полюбившихся произведений». Писательница категорически не хотела раскрывать псевдоним, «она стремилась максимально дистанцироваться от читателей, не желая допускать посторонних в свою жизнь». Строганова приводит целый ряд высказываний, подтверждающих это. Постепенно ее псевдоним трансформируется — фамилия «Крестовский» дополнилась словом «псевдоним» по инициативе редакции «Отечественных записок». Постепенно ее пол и имя открылись.
Среди «маргиналок» русской литературы пальма первенства принадлежит Надежде Андреевне Дуровой, легендарной квалерист-девице. «Дурова оказалась одной из женщин, пожизненно присвоивших себе мужской облик, в буквальном смысле женщиной в мужском костюме. Ее литературный путь нельзя назвать простым, а биография окутана множеством мифов, часть которых Евгения Строганова развенчивает в своей статье. Мистификации собственной жизни способствовала и сама писательница: «Одним из приемов беллетризации была игра фактами, в том числе „утаивание” автором некоторых подробностей своей жизни». Неоднократно отмечалось, что Дурова стремилась утвердить представление о документальности своих произведений, однако новонайденные источники показывают, что в ее автобиографии было немало вымысла.
Отдельная статья посвящена феномену женской литературной критики, которая «настолько прочно вошла в маргинальное пространство литературного процесса, что в нашем современном представлении ее как будто вовсе не существует и в истории русской критики она никоим образом не представлена» (статья была написана в 2003 году, задолго до выхода сборника женской критики XIX века «Авторицы и поэтки»). В фокусе исследовательницы оказываются Александра Зражевская и ее «Зверинец», такие писательницы, как Н. Д. Хвощинская и М. К. Цебрикова, О. Шапир. «От Зражевской до Шапир — потребовалось полстолетия для того, чтобы сформировалось представление о том, что существует особая женская эстетика, которая не должна стыдиться себя и рядиться в мужские одежды», — пишет Евгения Строганова.
Приведенные выше, самые важные и показательные, на наш взгляд, примеры — лишь часть тем и лиц, которые охватывает сборник «Классики и современницы». На примере конкретных имен Евгения Строганова выстраивает, если можно так выразиться, параллельную историю незамеченной литературы, при этом автор все время соотносит рассматриваемые сюжеты с литературным контекстом. Благодаря статьям, посвященным образам женщин у разных писателей (Гончаров, Толстой), история женской литературы приобретает как бы еще одно измерение, и в результате создается объемная картина участия женщин в литературном процессе.