Почему писатели пьют? Этим извечным вопросом задалась Оливия Лэнг — признанный мастер нон-фикшна о литературе и тех, кто ее творит. Героями ее книги «Путешествие к Источнику Эха» стали Хемингуэй, Фицджеральд, Теннесси Уильямс и еще трое великих писателей и алкоголиков. Удалось ли Лэнг нащупать связь между даром к письму и пагубными пристрастиями? Об этом в рецензии Артура Гранда.

Оливия Лэнг. Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют. М.: Ад Маргинем Пресс, 2020. Перевод с английского Елены Березиной. Содержание

Одержимость писателей и поэтов алкоголем — тема довольно избитая, но все равно неизменно волнующая, особенно в России, где пьянство — и примета быта, и ореол святости. Возможно, и культа Хемингуэя в нашей стране не случилось бы, если бы американец не наводнил страницы своих книг и собственной биографии бесчисленными крепкими напитками. Вообще, разговор о Хэме и алкоголе давно уже стал пошлым анекдотом (из-за его бесконечной тиражируемости), что не помешало британской писательнице Оливии Лэнг завести его вновь.

В своей книге, помимо Хемингуэя, она также пишет о Фрэнсисе Скотте Фицджеральде, Теннесси Уильямсе, Джоне Чивере, Реймонде Карвере и Джоне Берримене. Три титана и три не столь очевидных имени. Первая часть названия книги (особенно в русском переводе) звучит поэтично и отвечает замыслу автора, вторая — всего лишь маркетинг, выраженный в риторическом вопросе, лишенном смысла. Почему пьют писатели? А электрики? Белые воротнички? Учителя?

«Путешествие к Источнику Эха» — это и травелог (Лэнг перемещается по американским городам, связанным с ее героями), и медицинское исследование, и литературное эссе, и автобиографический нон-фикшн. Детство писательницы было омрачено запоями Дианы, сексуальной партнерши ее матери: скандалы, полиция и даже невыстрелившая винтовка. Отчасти именно эта травма оказалась источником книги, поводом разобраться в собственных воспоминаниях, желанием сблизиться с чужими односолодовыми писательскими биографиями.

«Диана теперь часто напивалась и зверела. За ужином разговор шел на повышенных тонах, и ссоры нередко гремели до раннего утра, а мы с сестрой прислушивались, сжавшись в комок. Но не столько ссоры меня пугали, как гнетущее сознание, что мы больше не могли ужиться в согласии. Несколько лет спустя я узнала эту атмосферу, когда впервые прочла „Возвращение в Брайдсхед”».

Разноголосица жанров, купаж личного, биографического и литературного материала — главное и, пожалуй, единственное достоинство этой книги. В любом из этих направлений Лэнг постоянно путает территорию с картой, обозначает контуры, границы, соотносит масштаб, но почвой и судьбой текст не дышит. Ее описания городов и природы (особенно много внимания уделено растениям и птицам), призванные впустить в пропитанные алкогольным сумраком судьбы свежесть реального мира, банальны и скучны. Тотальная регистрация увиденного работает как смена декораций, но и утомляет своей (вероятно, намеренной) безыскусностью.

«Я отправилась в вагон-ресторан и проглотила приготовленный на скорую руку завтрак: кофе, апельсиновый сок, мюсли и ломоть кукурузного хлеба. На моем столике плясал алый отблеск; за окном бежали леса и пашни, белые домики с верандами и американскими флагами; главные улицы поселков тянулись параллельно железной дороге. Мы нырнули в сосновый лес, весь изрезанный ручейками, за ним промелькнули те же красно-розовые деревья, что были под Вашингтоном».

Лэнг основательно взялась за медицинскую сторону вопроса: сходила на собрание анонимных алкоголиков (их программа из двенадцати шагов прошивает весь текст), интервьюировала доктора Петроса Левоуниса, директора института аддиктологии в Нью-Йорке, — в общем, внимательно изучила механику запоя. Она честно пытается разобраться в болезненном, но, судя по всему, малоизвестном для себя вопросе (во время путешествий она выпила несколько коктейлей и немного пива). И в стремлении найти причину алкоголизма приходит к простому и очевидному ответу — детские травмы. Поразительный вывод, не правда ли? Отцы Хемингуэя и Берримена покончили с собой, а четверо других героев книги выросли в весьма напряженной домашней обстановке.

Я, безусловно, далек от мысли, что только пьющий человек может понять пьющего, но, кажется, Лэнг не столько хочет понять своих героев, сколько выяснить, могли бы они сменить пагубное вино на родниковую воду или нет. Пьянство для нее определено исключительно наукой — никакой метафизики она не допускает. И если цитирует своих героев, пытающихся придать алкоголизму трансцендентное измерение, то тут же обрушивает на них установки АА или медицинские исследования. Собственно, и заканчивается книга главой о Карвере, единственном из всех, кто смог счастливо вылечиться от зависимости (Чивер тоже вылечился, но без особой радости, поэтому он идет предпоследним). В этой части звучит почти триумфальная интонация, описания сменяются пионерскими призывами — и уже не очень понятно, кто же автор: культурный критик или протестантский пастор.

Оливия Лэнг
 

«Я думала о написанном ими. О смысле, который они вложили в свои исковерканные жизни. И сидя на обрыве над морем, я поняла, почему люблю рассказ о мальчишке и его половине рыбины. Все мы иногда бываем на него похожи: несем свою ношу, которая может быть отвергнута, а может засиять на свету чистым серебром. Вы можете отрицать эту данность или постараетесь выбросить ее на помойку. Вы можете так ее презирать, что будете полжизни напиваться. И все-таки у вас есть выход, он единственный: взять себя в руки, собрать себя по кусочкам. Тогда и начинается исцеление. Тогда и начинается вторая — лучшая — половина жизни. Чистый навар».

«Путешествие к Источнику Эха» вряд ли сообщит российскому читателю что-то новое о Хемингуэе, Уильямсе и Фицджеральде, но жизнь и творчество трех других героев — незнакомый и многообещающий материал. Чивер, Берримен и Карвер — громкие имена (особенно в англоязычном мире), но у нас их произведения переводились ничтожно мало. Берримен — блестящий университетский профессор и поэт, писавший исповедальную лирику. Чивер и Карвер, созвучные даже на фонетическом уровне, были друзьями, они считаются мастерами малой формы и больших нагрузок на печень.

Лэнг объединила всех шестерых не только под сенью алкоголизма, она находит множество пересечений между ними — биографических, географических, культурных. Иногда даже кажется, будто что-то материнское проглядывает в ее отношении к своим героям, будто она ретроспективно хочет уберечь их от бурного дионисийства. Это тщетное бессознательное желание отпечатывается легким предостережением в адрес читателей: мол, или знайте меру, или закончите так же.

«И вот я думаю о них обо всех. О мальчике Фицджеральде, стоящем навытяжку в белых парусиновых штанишках, поющем „В дальнем городе Колоне” и готовом умереть от стыда. О Берримене-подростке, едущем в Тампу на похороны отца („Как я вел себя в автомобиле?”). О Чивере в синем саржевом костюмчике, из которого он уже вырос, о Чивере, увязшем в своем „унизительном подростковом одиночестве”. Об Уильямсе, когда он был еще Томом и носился сломя голову по улицам Сент-Луиса, испытывая или усмиряя свое бешено бьющееся сердце. О девятилетнем Хемингуэе, который пишет отцу в самом раннем из его сохранившихся писем: „Я выловил в речке шесть мидий и какую-то водырасль длиной в шесть футов”».

«Путешествие к Источнику Эха» у Оливии Лэнг состоялось, а «Почему писатели пьют» потерпело фиаско. Путешествие это необычайно занудное, чрезмерное, но очень честное. Писательница проделала огромную и кропотливую работу с источниками — книга испещрена цитатами: дневники, письма, интервью, биографии, проза и поэзия. В любой из этих выдержек может сверкнуть что-то неожиданное, внезапное, а читатель сам решит, что делать с этой находкой, — поблагодарить за нее Бахуса или показать знакомому аддиктологу.