Книга вышла в серии «Жизнь замечательных людей» в год 60-летия самоубийства писателя (хотя и помечена, видимо, в интересах книготорговли и премиальных циклов 2017-м). Печальная годовщина, усугубленная еще и тем, что не осталось почти никого, кто имел именно деловые, а не бытовые человеческие связи с Фадеевым; тогдашних детей и подростков, знавших его, к счастью, еще много, и они пишут о нем в мемуарах, но их взгляд именно детский. Из ныне живущих (а в конце 1940-х — середине 1950-х начинающих авторов) в книге Авченко приводятся воспоминания о Фадееве разве что Юрия Бондарева и Даниила Гранина… Последние свидетели и участники сходят со сцены, начинается настоящая история.
О Фадееве — писателе, руководителе, человеке — написано очень много, его биография, созданная журналистом и литературоведом Иваном Жуковым в 1989 году, уже выходила в «ЖЗЛ». Но время требует нового взгляда, свежего пера, «перезагрузки». Действительно, «требует», и не только в отношении Александра Фадеева, но и очень многих писателей, вошедших в литературу в первой половине советской эпохи — в 1920—1950-х годах. И отлично, что вслед за биографиями Михаила Булгакова (автор Алексей Варламов), Леонида Леонова (автор Захар Прилепин), Валентина Катаева (автор Сергей Шаргунов) появилась биография Фадеева относительно молодого Василия Авченко.
Авченко не литературовед, не ученый-филолог, не исследователь архивов. Он пишет документальную прозу (именно прозу, а не научно-популярные тексты). Вырос и живет во Владивостоке — городу и его окрестностям посвящены книги «Правый руль», «Глобус Владивостока», «Кристалл в прозрачной оправе». «Фадеев» продолжает дальневосточную тему автора.
В кинематографе есть жанр с абсурдным, если задуматься, названием — «авторское кино». Вроде бы любое кино авторское, но на деле далеко не любое. Ничего удивительного, если появится термин и «авторская литература». В кинематографе довольно давно (а может, и изначально) автор-режиссер несвободен. От сценариста, продюсеров и директоров, разных инстанций и т.д. Писатель тоже в большинстве случаев не обладает полной свободой. В художественной литературе это пока не так явно, а в жанре биографии несвобода, ограничение разнообразными рамками автора довольно существенное.
В таком виде книга Василия Авченко в советское время в «ЖЗЛ» вряд ли бы вышла. Имею в виду формальные признаки: это не биография в академическом смысле, слишком громок голос автора, очевиден перекос в сторону дальневосточной темы в жизни Фадеева, то и дело происходят хронологические скачки то вперед, то назад. Дальневосточный перекос признает и сам автор. Во вступлении он говорит: «Эту книгу я долго не решался начать — думал ограничиться очерком „Фадеев и Дальний Восток”». А затем объявляет: «Одна из моих задач, чего я совершенно не скрываю, и лучше сказать об этом сразу, — реабилитировать Фадеева как человека и писателя. Слишком много было прокуроров, причем несправедливых и предвзятых. Пора заслушать адвокатов. Фадеев не ангел, но то, что он демонизирован, незаслуженно выкрашен в черно-красные цвета, — очевидно. Многих расстрелянных в годы репрессий реабилитировали — он, расстрелявший себя самостоятельно, без суда, в общественном сознании не реабилитирован до сих пор».
Почти две трети объема небольшой (350 страниц) книги отданы дальневосточному периоду жизни Фадеева и разговору о его произведениях, созданных на дальневосточном материале. Значительный кусок посвящен гражданской войне на Дальнем Востоке, Дальневосточной республике. Имени Фадеева мы там почти не встретим, но кусок этот очень важен, чтобы понять в какой атмосфере, кровавой круговерти взрослел будущий автор «Разгрома» и «Молодой гвардии». Стоит отметить, что тема Дальнего Востока в последние годы возвращается в литературу (художественную и документальную) все активнее. Кроме книг Авченко, можно вспомнить повесть «Гостиница „Океан”» и роман «Тойота-Креста» Михаила Тарковского, книгу о Дерсу Узале Алексея Коровашко, роман «Воля вольная» Виктора Ремизова, прозу сахалинца Александра Морева, «Зимнюю дорогу» Леонида Юзефовича… «Фадеев» в том же перечне.
Да, Александр Александрович большую часть жизни провел в Москве, на Дальнем Востоке не бывал с 1934 года, но постоянно стремился приехать, вспоминал, переписывался с земляками. И сюжет «Молодой гвардии» Фадеев сразу же застолбил за собой (первоначально ему поручили найти писателя, готового взяться за художественное описание подвига молодогвардейцев), потому что увидел в нем повторение своей и своих сверстников юности — подпольщиков и партизан. И книгой жизни — ненаписанной, по существу, и не начатой (Авченко справедливо отмечает, что опубликован был пусть огромный, но лишь пролог к главной теме) — являлась для Фадеева «Последний из удэге». Поистине художественны, поэтичны последние страницы этой несостоявшейся эпопеи, где речь заходит о самих удэгейцах. Вернуться к серьезной работе над своим «Тихим Доном» Фадеев пытался до последних лет жизни. В конце концов и эти попытки, и даже название книги стали приобретать элементы абсурда. В 30-е годы численность удэгейцев значительно возросла, и говорить о «последнем» было уже неправильно, название сделалось неверным.
Примечательно, что после смерти Фадеева удэгейцы снова стали исчезать. Сейчас их около полутора тысяч, а считающих удэгейский язык родным — меньше сотни, в основном старики. Так что тема вновь обретает актуальность…
Судьба Фадеева, конечно, трагична. Его до сих пор многие называют подручным Сталина, участником репрессий, но никто из серьезных критиков и историков литературы не доказывает, что это бездарный человек, затесавшийся в писательский цех. Нет, это был большой художник, но погубивший в себе художника ради иного. Революция, советская власть, организация, коллектив изначально были для Фадеева родными. Он революционер во втором поколении — отец, мать, отчим были революционерами. Тюрьмы, ссылки. Разрыв родителей произошел в немалой степени из-за политики: «Между ними обнаружились политические разногласия: отец поддерживал эсеров, мать — социал-демократов». Сам Фадеев вступил в партию большевиков в 1918 году в шестнадцать лет.
Как сообщает Авченко, Фадеев пытался писать еще подростком — во Владивостокском коммерческом училище. Продолжил уже в Москве, но тоже совсем молодым человеком — в девятнадцать-двадцать лет. В двадцать пять, после публикаций рассказов «Против течения» (потрясающее произведение, смягченное впоследствии и переименованное в «Рождение Амгуньского полка») и «Разлив», становится одним из руководителей РАППа. С тех пор и до конца жизни писательство постоянно отодвигали, затирали организационные дела.
Авченко на многих страницах убеждает, что Фадеев не был виновен в репрессиях среди советских писателей, или по крайней мере не виновнее многих и многих: «Интересны девиации общественного сознания. Сегодня хорошо известна роль Хрущева в репрессиях — но он все равно считается „дестанилизатором” и демократом. Тогда как Фадеев, два десятилетия вытаскивавший людей из лагерей и пытавшийся сделать общество гуманнее, остается сталинским сатрапом с окровавленными руками». Защищает Фадеева автор истово, пламенно, несколько многословно, повторяясь. Больше пользы было бы в, что называется, более вкусном рассказе о «Разливе», «Разгроме», «Молодой гвардии». Ведь миф о Фадееве-палаче будет жить, пока жива в памяти сталинская эпоха. Не бесконечно, но долго. Василий Авченко его не разрушит. Хрущев и его окружение поступили очень умно со своей точки зрения, утаив предсмертное письмо Фадеева, а перед этим отказываясь с ним встречаться. Нужны были ответственные за репрессии, одним из таковых в писательском сообществе был назначен Фадеев (в опалу, кстати, попал и Константин Симонов). Фадеев с этим не согласился и покончил жизнь самоубийством, написав перед выстрелом такие слова: «С каким чувством свободы и открытости мира входило мое поколение в литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные произведения мы создавали и еще могли бы создать! Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожали, идеологически пугали и называли это — „партийностью”. И теперь, когда все можно было бы исправить, сказалась примитивность, невежественность — при возмутительной дозе самоуверенности — тех, кто должен был бы все это исправить».
Фадеев в Сучанской долине, 1933 год
Фото: via novayagazeta-vlad.ru
И здесь трагедия не одного Фадеева, а его поколения целиком… Рожденная революцией и гражданской войной литература была великой. Любое перечисление имен окажется неполным. 1920-е и начало 1930-х — золотое время советской литературы. Но в середине 1930-х произошло поистине оскопление. Одни были уничтожены физически — Бабель, Зазубрин, Пильняк, другие отстранены от журналов и издательств, как Булгаков. А те, кто вроде бы не пострадал, стали писать настолько слабо, что не понимаешь, куда делся их талант… Три, наверное, крупнейших (от природы) таланта практически замолчали: Шолохов, Фадеев и Леонов. Чудо, что Фадеев натолкнулся на тему молодогвардейцев, сумел выбить творческий отпуск, написать роман. «Молодая гвардия» — сильное произведение. Необходимо что-то сделать, чтобы его знали, читали новые поколения. Но не так, как заставляли читать и воспринимать его нас, школьников 70-80-х. Да и «Разгром», и многие другие книги. После школы возвращаться к ним не хотелось долгие годы.
Драма Фадеева, написавшего так мало, распылившего себя в организационных делах, к сожалению, не такая уж редкая и присущая не только советскому времени. И в XIX веке многие талантливые художники слова отдавали большую часть времени и сил изданию журналов, объединению писателей, теоретизированию, Литфонду (который, напомню, не изобретение советских литераторов). И сегодня есть те, кто сжигает себя в делах многочисленных Союзов писателей и, в общем-то, приносит некоторую пользу. По-прежнему остро стоит вопрос: кому быть главредами журналов, ректором Литинститута — художникам или администраторам. Вспоминается рыдающий вскрик Александра Твардовского, замученного важной работой по руководству «Нового мира»: «Но ведь и я — писатель!» Драма, много драм… Но у Фадеева драма вылилась в трагедию. Предсмертное письмо демонстрирует, насколько он разочарован во многом из того, что делал, к чему это привело, кем он стал в глазах недавних товарищей, да и советского народа в целом. И, что страшнее всего, в своих собственных. «Лошадью ломового извоза» называет себя Фадеев.
Писатель Александр Яшин, конечно, не читавший фадеевского письма, вторит застрелившемуся собрату по перу: «Он был рожден для непрерывного творческого труда, а вместо этого, волею обстоятельств, всю свою жизнь писал, думал и заботился больше о том, как пишут другие. В этом была какая-то жертвенность… Гражданский темперамент не позволял ему оставить свой партийный пост… Трагедия Фадеева — это трагедия сильного, чистого и честного человека».
Фадеев воспринимал литературу как «высший плод нового строя». Для «нового строя» он организовывал писателей, использовал (когда представлялась возможность) свой дар художника. История с попыткой написать роман «Черная металлургия» — нагляднейший пример. Большая тема, вдохновенное начало и — крушение… Жаль, автор биографии Фадеева в этой части оказался слишком лаконичен. Но хорошо, что Василий Авченко не обходит тему второй редакции «Молодой гвардии», которая до сих пор подается как переписывание в угоду партии и лично Сталину. Я в свое время попытался сравнить два варианта романа. Второй вариант сильнее, ближе к документальной основе. Но в нем намного меньше той романтики, что была в первой редакции. Справедлива ирония самого Фадеева: переделываю молодую гвардию в старую…
Не пропустил автор биографии и проблему прототипов «Разгрома» и «Молодой гвардии». Одна только история с фамилией «Мечик» чего стоит, и сколько Фадееву пришлось из-за нее оправдываться перед товарищами по партизанскому отряду. Это отдельный — поучительный и сложный — сюжет. И тут же еще одна трагедия: главный герой «Разгрома» Иосиф Левинсон у всех на устах, а его основной прототип, Иосиф Певзнер, объявлен врагом народа и расстрелян.
Лично я благодарен Авченко за то, что в контекст книги он вводит вроде бы неожиданные в биографии Фадеева имена и события. К примеру, Виктора Цоя (его дальний родственник был другом юности Фадеева), Сергея Довлатова через его дальневосточную родню, «приморских партизан» 2010 года (впрочем, их история еще не окончена), нынешнюю ситуацию в Донбассе (в отношении к подпольной организации «Молодая гвардия»). В тексте и сносках появляются «Территория» Олега Куваева, «Санькя» Захара Прилепина, «Железная кость» Сергея Самсонова…
Да, миф о Фадееве-палаче страстная книга Василия Авченко вряд ли развеет. Миф, как мне кажется, развеется сам. Не завтра, но развеется. Главное, чтобы не канул в лету Фадеев-писатель. Был бы я государственным мужем, я бы приложил усилия, чтобы эта книга попала в школьные и вузовские библиотеки и преподаватели русской литературы с ней ознакомились. Поняли, что вдалбливать «Молодую гвардию» и «Разгром» в учеников и студентов нельзя, а подталкивать их — именно их, подростков и молодежь, — к прочтению этих произведений необходимо. Пусть даже их нет теперь в школьной программе. Книги Фадеева и его биография — отличный разговор не только о литературе, но и вообще о жизни: о личном и общественном, о призвании и долге. Без знакомства с Фадеевым лет в пятнадцать-двадцать человек становится несколько ущербным. В этом я убеждался не раз.