Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Сергей Сергеев. Русское самовластие. Власть и ее границы: 1462–1917 гг. М.: Яуза-каталог, 2023. Содержание. Фрагмент
Пожалуй, самое депрессивное чтение зимне-весеннего сезона: краткая, но красочная история русского самовластия начиная с его истоков и заканчивая бесславным крушением Российской империи. О причинах, по которым на Руси установилось ничем не ограниченное единоличное правление, Сергей Сергеев говорит относительно коротко: в первую очередь это унаследованная со времен монгольского ига деспотическая система администрирования, а во вторую — отсутствие института права, доставшегося европейским государствам и Византии от Рима. На этом обобщения, в общем, заканчиваются, и начинается беспросветная конкретика: автор эпоха за эпохой прослеживает, как именно те или иные государи или государыни воздерживались от любых ограничений своей власти, по возможности пренебрегая даже чисто совещательными органами и полагаясь во всем лишь на себя и на Бога, а также к каким последствиям для их подданных это приводило. Бесправие, произвол, казнокрадство, неэффективность управления и хозяйствования — никаких плюсов в столь особенном пути исторического развития не было и быть не могло.
Интересно, что подобная исследовательская оптика затушевывает положительные стороны хоть петровской европеизации, хоть екатерининского просвещенчества, поскольку характер власти и возможности злоупотреблять ею оставались прежними вплоть до Первой русской революции. С учетом того, как быстро и бесславно закончились обе попытки завести в России парламент, общая картина получается совсем удручающая, но зато и вывод из прочитанного можно сделать только один: никакого другого пути, кроме парламентаризма, разделения властей и т. д., у нас нет и не предвидится.
«Консервативный проект Николая I был не только архаичным, но и совершенно неэффективным. Даже в той области, которой Незабвенный уделял больше всего сил и средств — военной, — его ждало горькое разочарование Крымской войны, собственно, и сведшее самодержца в могилу. Что же касается внутренней политики, то, конечно же, было много отдельных улучшений (в том числе и такое важное, как снижение уровня преступности), было покровительство Гоголю, Глинке и историческим изысканиям, но для тридцати лет правления, для столь масштабно заявленных амбиций это, конечно, ничтожно мало».
Грэм Харман. Искусство и объекты. М.: Издательство Института Гайдара, 2023. Перевод с английского Д. Кралечкина; под научной редакцией М. Черновой. Содержание
Главная говорящая голова объектно ориентированной философии всегда находил опору своим высокоумозрительным построениям в искусстве. Так, в богохульных, ужасных, непредставимых персонажах Лавкрафта философ видит наилучшую иллюстрацию к своим непознаваемым и недоступным для всякого познания и соприкосновения объектам-в-себе. Поскольку в хармановской философиии никакого прямого доступа к вещам нет и быть не может, основным механизмом опосредованного контакта становится метафора: понятно, что в таком ракурсе искусство как царство метафор и как способ манипуляции качествами предметов обладает даже более привилегированным «доступом к реальности», чем ремесло автора книги. Собственные соображения Хармана по этому поводу сконцентрированы в этой небезынтересной книге.
Очевидно, что в условиях, когда все страшно устали от левой критики, вскрывающей за объектами непристойную истину социальных отношений, хармановское заколдовывание материального мира и провозглашение новой автономии искусства приятно баюкают и даже манят.
«Основная идея этой книги, несомненно, также и самая странная в ней — это представление о том, что зритель и произведение искусства сплавляются в третий, высший по отношению к ним объект, из чего следует, что этот третий термин — и есть то, что позволяет по-новому прояснить онтологию искусства».
Борис Керженцев. Крепостное право в России: как это было. История, факты, свидетельства современников. СПб.: Нестор-История, 2022. Содержание
Наблюдая, как современное российское государство обращается с телами современных российских граждан, трудно избавиться от ощущения, что люди в глазах государства — сорт движимого имущества, собственность государя и его друзей. Обращение для России вполне традиционное, в нем «мудрость народа и патриотизм», как говорит известный барин-аристократ Никита Михалков. Аннотация обещает «опровержение стереотипов», но мысль Никиты Сергеевича в этом плане оказывается вполне оригинальной. Если же вы не чужды расхожей мысли, что крепостное право — это форма рабовладения, то книга в этой мысли вас лишь укрепит.
Основу сборника составляют малоизвестные материалы, главным образом воспоминания современников — явления как помещиков, так и бывших крепостных, а также фрагменты архивных исследований и полицейских донесений. Множество фактов, наблюдений и разносторонний охват материала. Чтение, с одной стороны десадовское, а с другой — хармсианское. Вот пишет историк Василий Иванович Семевский (1848—1916):
«Солигалицкая помещица Марина за непослушание наказывала свою 14-летнюю крепостную девочку „верховою езжалою плетью и била головою об стену“, от этих побоев девочка вскоре умерла. Капитанша, вдова Кашинцова, подвергла свою служанку такому ужасному телесному наказанию, что та повесилась. Жена унтершихтмейстера Гордеева так истязала свою дворовую, что та скоро умерла. Орловский помещик Борзенков засек до смерти плетью двух своих женщин; после чего тела их были вытащены дворовыми девушками и брошены в яму».
Если бы в лучшем мире существовала беллетризированная версия, ее стоило бы издать в издательстве «Колонна». В мире обычном — хорошо бы внедрять то, что опубликовано, в средних школах.
Джули Оцука. Пловцы. М.: Лайвбук, 2023. Перевод с английского Евгении Макаровой
Действие по-ньюйоркски жеманного романа нью-йоркской писательницы Джули Оцуки разворачивается в бассейне, расположенном глубоко под землей и предоставляющем самые комфортные условия для желающих отдохнуть от жары. Начинаются «Пловцы» с сообщения о том, что в бассейн ходят люди, которые «получили травму и нуждаются в исцелении».
Догадливый читатель наверняка заподозрит, что речь идет не о какой-нибудь производственной травме, а о травме памяти, а то и идентичности. А бассейн, в свою очередь, это не искусственный водоем, это символ пространства полного равенства и тотальной свободы.
В один злополучный день по кафельному дну четвертой дорожки проходит едва заметная поначалу трещина. Кто-то из посетителей не придает ей значения, кто-то воспринимает ее как дурной знак, а кто-то (например, читатель) понимает, что это не просто трещина на дне бассейна, а МЕТАФОРА. Именно так: не метафора, а МЕТАФОРА. Из таких МЕТАФОР и состоит роман Джули Оцуки «Пловцы» — текст местами довольно изобретательный в чисто литературном смысле, но по большей части утомительный, как заплыв на три тысячи метров брассом.
В целом новый роман Джули Оцуки наверняка понравится любителям душевных книг «о жизни», но практически все ее содержание можно передать одной строчкой российского рэп-поэта Паши Техника: «В аквапарке реально ****** [здорово], реально ****** [здорово]».
«На поверхности многие из нас нескладны и неуклюжи и с годами все более медлительны. Добавились лишние килограммы, появился навык отпускать, гусиные лапки морщин тихо, но неумолимо расползлись, как трещины на лобовом стекле, из уголков глаз. Но внизу, в бассейне, мы вновь обретаем прежнюю молодость. Седина прячется под темно-синими шапочками. Нахмуренный лоб разглаживается. Хромота исчезает. Пузатые мужчины с больными коленями изящно покачиваются вверх-вниз в ярко-оранжевых поясах для акваджогинга».
И так далее.
Надежда Трубникова.«Сборник наставлений в десяти разделах»: практическая философия в средневековой Японии. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2023. Содержание
«Во времена старшего господина Кёгоку государь-монах Сиракава-ин посетил Удзи. Еще не все увеселения были исчерпаны, и господин уговаривал государя остаться еще на день:
— Если возвращаться завтра, то коль скоро цветущая столица лежит к северу от Удзи, день будет неблагоприятный. Поэтому не задержаться ли?
На господина многие люди глубоко досадовали. И тут Юкииэ Асон сказал:
— Удзи лежит не к югу от столицы. Как сказано в песне Кисэна:
Моя хижина
К юго-востоку от столицы:
Где олени живут, там и я.
„Горой сожалений о веке нашем“
Люди зовут этот край.
— Тогда какое же может быть препятствие?
Когда это доложили государю-монаху, тот отложил отъезд.
Господин был весьма тронут. И люди говорили об этом с восхищением».
Это один из законченных фрагментов средневекового японского трактата-учебника «Дзиккинсё» («Сборник наставлений в десяти разделах»). Естественно, в наши дни даже жители Страны восходящего солнца вряд ли поймут, что значит этот отрывок, что так восхитило людей и господина и вообще — чему эта история должна научить читателя.
Но у нас, к счастью, есть обстоятельный труд Надежды Николаевны Трубниковой — специалиста по буддийской философии и японской культуре, профессора Института стран Азии и Африки МГУ. В нем подробно объясняется, что такое «Дзиккинсё» и на кого был ориентирован этот учебник.
Как пишет Надежда Николаевна, книга эта была рассчитана прежде всего на молодых людей, не принадлежащих к высшим сословиям, но желающих овладеть минимальным культурным багажом, отличающим человека хоть немного образованного. Основная же смысловая нагрузка «Дзиккинсё» заключается в том, чтобы научить человека жить правильно, благочестиво и без лишней суеты; такой вот, грубо говоря, средневековый селфхелп на японский манер.