Якоб Таубес. Ad Carl Schmitt. Сопряжение противостремительного. СПб.: Владимир Даль, 2021. Содержание
Издательство «Владимир Даль» и журнал «Социологическое обозрение» запустили книжную серию «Архив политической мысли». Ее редакторами стали философы Владимир Камнев и Александр Филиппов. Задача серии — «переучредить» политическую мысль, которую предлагается понимать как «свободную речь об устройстве человеческих дел», причем такую речь, которая в конечном счете эти самые дела способна изменять.
Первой книгой в серии стала работа немецкого философа и религиоведа Якоба Таубеса (1923—1987), «нервного и заносчивого» корреспондента Шмитта и чрезвычайно важного для «коронованного юриста Третьего рейха» собеседника. Таубес и Шмитт находились по разные стороны идейных баррикад — их разъединяли политические и расовые аффилиации, однако объединяла религиозная чуткость и увлеченность политической эсхатологией и, говоря шире, политической теологией. Крохотную книгу образуют введение Александра Филиппова в проблематику, а также обойма наэлектризованных текстов Таубеса о Шмитте — здесь и полемическая страсть, и вместе с тем апологетика «апокалиптика контрреволюции».
«Почти сразу я заподозрил в Карле Шмитте инкарнацию сотворенного Достоевским „Великого инквизитора”. В самом деле, в ходе одного бурного разговора, состоявшегося в Плеттенберге в 1980 году, Шмитт сказал мне: кто не видит, что „Великий инквизитор” абсолютно прав в противостоянии всем восторженным чертам исусианского благочестия, тот ничего не смыслит ни в том, что такое церковь, ни в том, что именно — вопреки своим собственным убеждениям, — вынуждаемый самой постановкой проблемы, нам сообщил Достоевский».
Напомню, что недавно «Горький» опубликовал подборку пяти книг о левой рецепции шмиттовских идей.
Леонид Юзефович. Филэллин. Роман в дневниках, письмах и мысленных разговорах героев с отсутствующими собеседниками. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021. Cодержание
Над романом «Филэллин» писатель и историк Леонид Юзефович начал работать в 2008 году, неоднократно бросал его, отчаиваясь дописать, но вот наконец текст вышел в свет. Что получилось? Не кривя против исторической достоверности, роман носит «историософский характер»; документальные факты задают здесь разметку сюжетного поля, на котором разыгрывается беллетристическая рефлексия на вечные темы любви, самоотверженности, свободы, мечты.
Эпистолярно-дневниковый формат задает повествованию неспешность, которая постепенно придает происходящему эффект гомеровских масштабов. Фрагментированный нарратив сшит историей штабс-капитана Григория Мосцепанова, маленького человека с большими идеалами, который в 1820-е годы следует с Урала через Царское село на национально освободительную войну греческого народа против турок. Ту самую, на которой умер от лихорадки лорд Байрон — еще один филэллин (так называли европейцев, поддерживающих повстанцев). По мере развития событий фигура Мосцепанова приобретает черты героя античной трагедии.
«Когда полчища Ксеркса вторглись в Элладу, греки на Акрополе принесли богам человеческие жертвы. Раньше в моем представлении эта история темным пятном ложилась на эпоху, которая казалась мне золотым веком человечества, а теперь я, атеист, республиканец, не то чтобы верю, но допускаю, что принесенная перед боем кровавая жертва обещает победу, как строящаяся крепость будет неприступной, если ее замковый камень окропить человеческой кровью».
Развернутый фрагмент романа можно прочесть на «Горьком».
Торквато Тассо. Освобожденный Иерусалим. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2020. Перевод с итальянского Романа Дубровкина
Текст своей рыцарской поэмы о первом Крестовом походе Торквато Тассо (1544—1595) так и не авторизовал. Сначала поэт пытался добиться одобрения литературного сообщества — не столько признак неуверенности в собственных силах, сколько мера предосторожности: Возрождение заканчивалось, инквизиция набирала обороты, и за излишнюю фривольность книга могла сгореть на костре, возможно, вместе с автором.
Одобрения, впрочем, не последовало: современники явно не понимали поэта, которого на полвека раньше сочли бы вторым Вергилием. В процессе бесконечных правок Тассо отчаялся, сорвал нервы и в итоге с помутненным рассудком попал в душевную лечебницу. Пока он там находился, текст разошелся в бесконечных пиратских версиях, и эхо дискуссий о его наиболее верном авторскому замыслу варианте еще не смолкло. В процессе судьба поэта мифологизировалась настолько, что отчасти затмила его текст, восхищавший Пушкина и Державина.
Века спустя очевидно, что смущавшие церковников любовные линии и сцены колдовства ничуть не умаляют религиозной истовости поэмы, где католицизм смешивается с внутренне присущей ему, по всей видимости, чувственностью. Тассо — не только искренне верующий, но и мастер рассказа. Вслед за Шатобрианом можно повторить, что он перемещает читателя с поля битвы к любовной сцене, от любовной сцены на совет, с крестного хода в волшебный замок, из волшебного замка в грот отшельника и так далее — да так, что трудно оторваться.
Важно: памятник печатается в новом переводе, опирающемся на выверенный по рукописям текст поэмы, который был неизвестен авторам более ранних переводов. Можно утверждать, что эпопея впервые стала доступна русскому читателю с минимальным числом искажений.
«Хвалу святому воинству пою
И предводителю дружины братской!
Господень гроб он отстоял в бою
С разноплеменной силой азиатской.
Премного претерпел за жизнь свою,
Но, торжествуя над гееной адской,
Под знаменем Креста сумел собрать
Паломников рассеянную рать».
Евгения Долгова. Рождение советской науки: ученые в 1920–1930-е гг. М.: РГГУ, 2020. Содержание
Устройство оптического аппарата определяет то, что с его помощью можно увидеть. Обычно в исследовании становления советской науки используется ракурс, связанный с гражданским противостоянием, последовавшим за революцией 1917 года. Через феномен «репрессированной науки» и необходимость соблюдать лояльность новой власти рассматриваются успехи одних и неуспехи других. Однако в такой перспективе, согласно антропологу Евгении Долговой, невозможно объяснить академические траектории отдельных ученых, социальный и идеологический состав научного сообщества, преемственность с дореволюционной традицией и многие другие вещи.
В своей монографии Долгова взялась за исследование структурных изменений научного сообщества молодой Советской России методами социологии — с привлечением статистических данных и анализом архивных документов. В результате получилось дотошное и сухое (читай: тяжелое для неспециалистов) чтение, из которого тем не менее можно вынести массу занимательных сюжетов. Например, о том, что научные работники были выделены в отдельную группу населения инструментами учреждения «сталинской сословности», или о том, что (плачевная) выработка «патриотического» языка научной саморепрезентации связано с характерным для исследуемого периода запросом на популяризацию научного знания.
«Ученый в бездушном мире капитализма — особый сюжет советского кинематографа. Две экранизации рассказа Дж. Лондона „По ту сторону щели” — „Две души” (1920 г.) и „Кто ты такой?” (1927), обе — реж. Ю. Желябужский, — показывают, как случайная встреча на бульваре профессора-социолога Друммонда с безработным инвалидом заставляет его задуматься над истинным положением рабочих масс. Под чужим именем профессор устраивается на завод, именно там он понимает, чью сторону защищать и кем по духу он является на самом деле. Друммонду хватает сил разорвать круг пресыщенности и праздности, отказавшись ради новых ценностей даже от брака с дочерью миллионера».
Патрик Радден Киф. Ничего не говори. Северная Ирландия: смута, закулисье, «голоса из могил». М.: АСТ, 2021. Перевод с английского Ирины Мизининой. Содержание
Американский журналист-расследователь Патрик Радден Киф писал блистательные репортажи об охоте на мексиканского наркобарона Эль Чапо и нетипичном масс-шутинге в Алабамском университете. Его книги под стать репортажам — посвящены банде «Змеиная голова», занимавшейся нелегальным ввозом китайских мигрантов, и тому, как спецслужбы подслушивают американских граждан с целью раннего выявления террористов. «Ничего не говори» — третья книга Кифа, удостоившаяся наибольшего числа наград. Это попытка разобраться в конфликте в Северной Ирландии, в основе которой лежат не менее сотни интервью, анализ документов и четыре года работы.
В качестве сюжетного стержня Киф использует историю похищения и убийства Джин Макконвилль, матери десяти детей, которую ИРА обвинила в передаче информации британской армии. Останки замученной жертвы были найдены лишь через три десятилетия. Журналист распутывает ниточки трагедии, подталкивая читателя к мысли, что в ней голографически отражается вся суть конфликта. Конечно, это не справочно-исторический материал, но атмосферу североирландской Смуты передает на ура. Правда, любителям духа свободной Эйре это вряд ли понравится.
«Подразделение D провело невероятное количество операций, часто бойцы выполняли по 4-5 заданий в день. Например, утром вы грабили банк, днем „плавали”, то есть ездили по улицам на машине и, словно городские охотники, высматривали британского солдата, которого можно пристрелить; перед ужином ставили мины-ловушки, а затем ночью принимали участие в одной-двух перестрелках».