Величие Чингисхана и жуткая Византия

Дмитрий Стахов о новых книгах про Монгольскую и Византийскую империи

Джек Уэзерфорд. Чингисхан и рождение современного мира. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2017

Книгу предваряет эпиграф: «Чингисхан был человеком действия…», The Washington Post, 1989 год. Конечно, это влиятельная газета, но, зачем Уэзерфорду было делать из Чингисхана и его потомков чуть ли не прогрессоров а-ля братья Стругацкие, непонятно. Во всяком случае, автор, очарованный масштабами сотворенного Чингисханом, бесповоротно проникся величием монгольского хана. Более того, он назвал время, когда Чингисхан начал завоевательные походы, временем «рождения современного мира».

Уэзерфорд утверждает, что результатом монгольского влияния «стало изменение всех сторон жизни в Европе в период Возрождения: от техники и военных тактик до одежды, торговли, искусства, литературы, музыки». Собственно, получается, будто Чингисхан дал толчок к тому, чтобы мир — якобы закосневший без его законов и стрел его воинов — начал меняться. Чтобы он приобрел многие черты, которые мы и сейчас воспринимаем как прогрессивные, а наследники великого хана закрепили завоевания основателя династии — например, веротерпимость — и распространили влияние степи от Желтого до Адриатического морей. Звучит патетично, но, как представляется, в действительности все было не совсем так. По крайней мере, подавляющее большинство историков смотрят на эту проблему по-другому.

Книга Уэзерфорда состоит из трех частей. Первая, «Степное царство террора», охватывает годы с 1162 по 1206-й, то есть со времени рождения главного героя книги и до того момента, когда в верховьях реки Онон, возле священной горы Бурхан-Халдун, Чингисхан, ставший единственным вождем монголов, созвал курултай. К слову, в это время он уже контролировал территорию, сопоставимую с территорией Западной Европы (однако проживало там чуть меньше миллиона человек и более двадцати миллионов голов скота).

На курултае хан обнародовал свои законы — Уэзерфорд утверждает, что таким образом впервые в истории было установлено верховенство права, — а попутно избавился от прежнего наставника, шамана Тэб Тэнгери, которому распорядился сломать хребет (впрочем, это ничего общего с верховенством права не имело). Главным же стало то, что на курултае было решено покончить со сложившейся ситуацией, когда никто из соседей монголов «не обращал внимания на этого нового правителя и его государство… Вне великой степи мало кого интересовала смерть одного вождя варваров и коронация другого, а уничтожение одного дикого племени другим — и подавно». Курултай принял судьбоносное решение, которое и привело к созданию огромной империи: была начата, согласно Уэзерфорду, «мировая война».

Ей посвящена вторая часть книги — «Монгольская мировая война 1211–1261». Она началась с войны против чжурчженей, племен из Манчжурии, основавших собственную империю в Китае (книге Уэзерфорда очень не хватает подробных примечаний и комментариев), потом Чингисхан разбил алтайские племена, а потом грамотно распорядился глупостью султана Хорезма, поубивавшего монгольских послов, и двинул войска на Запад. По-видимому, убийство послов было лишь поводом — монголы все равно бы двигались в этом направлении. По законам Чингисхана мужчины могли лишь охотиться или воевать, и даже Китая не хватало на всех. Война на Западе была хороша для монголов тем, что первоначально давала огромную добычу. Люди тоже представляли некоторую ценность, но далеко не все. Воины Чингисхана сначала дотошно интересовались, кто какой профессией владеет, — собирали ремесленников, просто грамотных людей и угоняли к себе. Остальных использовали или на тяжелых работах, или в качестве живого щита. Позже у монголов стало накапливаться слишком много лишних специалистов, надо было сохранять баланс — ведь даже тех, кого гнали перед собой как живой щит, требовалось как-то кормить. Поэтому после взятия Мерва (по подсчетам некоторых историков, самого густонаселенного города в XIII веке) был выделен специальный отряд, который перерезал за три дня почти семьсот тысяч пленных. Впрочем, Уэзерфорд об этом не упоминает.

Далее описываются завоевание Европы и победоносные битвы — монголы разбили русских князей в битве на Калке и двигались дальше. Правда, поражения тоже случались: иногда монголы возвращались и жестоко мстили, как в случае волжских булгар, но бывало, что им приходилось уходить не солоно хлебавши, как после разгрома монгольского войска мамелюками.

Третья часть книги, «Всеобщее пробуждение. 1262 год», рассказывает об империи Чингисхана уже без него самого (если быть точным, смерть Чингисхана описана во второй части книги, и «пробуждение» происходило при его потомках, сыновьях, внуках и правнуках). Строго говоря, главными действующими лицами третьей части становятся Хубилай-хан, внук Чингисхана, и младший брат Хубилая, Хулагу. Хубилай властвовал в Китае, Хулагу воевал в Персии, на Ближнем Востоке.

Уэзерфорд описывает Хубилая как мудрого правителя, пытавшегося создать мировую империю, но не достигшего успеха. Одной из причин Уэзерфорд называет эпидемию чумы, действительно опустошительную. Например, население Китая сократилось со 123 миллионов человек до 65. К тому же коммерческая система, выстроенная на основе законов Чингисхана, первоначально, во время грабежей и налетов, эффективная, впоследствии начала давать сбои. Сыграла свою роль и надежда Хубилая на бумажные деньги и систему кредитов.

Уэзерфорд уверен, что «армии монголов разрушали защитные стены, которые изолировали одну цивилизацию от другой, тем самым, с одной стороны, уничтожая их уникальность, а с другой — связывая их культуры между собой». Автор далеко не первый (и, думается, не последний), кто видит в имперском проекте вообще и в монгольском в частности значительно больше положительного, чем отрицательного. Судить о положительном или отрицательном в событиях, случившихся почти девятьсот лет назад, не просто. Книга Джека Уэзерфорда, считающего, что «Чингисхан был великим архитектором, но материалом ему служили не камни, а народы», будет полезна тем, кто пытается понять, что такое империи и имперский дух. Но (выскажем банальную мысль) если ограничиться только этой книгой, то картина получится явно неполной, то есть книгу Джека Уэзерфорда стоит уравновесить менее пафосной и благожелательной по отношению к ее главному герою.

Джонатан Харрис. Византия. История исчезнувшей империи. М.: Альпина нон-фикшн, 2017

Бывает, что носители одного и того же имени стоят и у основания, и у бесславного финала выдающегося исторического начинания. Например, Октавиан Август и Ромул Августул (то есть «августишка»). Или Константин I Великий, перенесший столицу из Рима в Византий, основатель Византийской империи, на смертном одре принявший крещение, и Константин XI Палеолог, последний византийский император.

…Утром 29 мая 1453 года Мехмед II после недолгой осады взял штурмом Константинополь, как пишет Джонатан Харрис, «занимавший столь важное место в византийской идеологии и духовности, что немыслимо было, чтобы империя продолжалась без него». Последний император, видя конец империи, со словами «Город пал, а я еще жив!» сорвал с себя знаки императорского достоинства, бросился в бой как простой воин и был изрублен. Мехмед, принявший титул Цезарь-и-Рум, считал себя — как и все султаны после него вплоть до окончания Первой мировой войны — преемником византийского императора, но империя, просуществовавшая тысячу лет, тем не менее канула в Лету.

Автор, профессор Королевского колледжа Холлуэй Лондонского университета, не первый профессиональный историк, уместивший все взлеты и падения Византии в один небольшой том. Книга Харриса читается с огромным интересом. Его рассказ ярок, увлекателен, язык точен и насыщен образами, так что читатель сразу начинает сопереживать центральному персонажу каждой из глав книги. Их всего десять, в каждой описываются важнейшие события, их контекст, причины и следствия, в которых этот персонаж (далеко не всегда один из многочисленных византийских императоров) проявил свои сильные или слабые стороны.

Харрис, как истинный британец, отдает должное и спорту, существовавшему более тысячи лет назад, фанатам и фанатским стычкам того времени, во многом похожим на современные. Так, автор подробно и живописно рассказывает, как грозный шах Хосров, обложивший осадой во время войны с Византией город Апамею, получил разрешение посетить проводившиеся в городе состязания колесниц — пропустить их он никак не хотел. Харрис пишет, что «Хосров знал, что Юстиниан (византийский император в 527–565 годах — Д. С.) болеет за «синих» (одна из групп «болельщиков» на состязаниях — Д. С.), и потому поддерживал «зеленых», а когда «синяя» колесница едва не пришла первой, он приказал своим людям — шаху разрешили войти в город в сопровождении двухсот воинов — преградить ей путь, чтобы «зеленая» смогла обойти соперника».

Книга полна подробностей, чаще всего жутковатых: «Однажды вечером на пиру, когда сидевший за столом Ильдебад (король остготов, враждовавших с Византией, — Д. С.) наклонился вперед, чтобы взять еще еды, один из его охранников подошел к нему сзади и отрубил ему голову, оставив обезглавленный труп сидеть с куском в руке». Не менее страшны подробности первого налета русов на Константинополь, случившегося 18 июня 860 года (русы, в большинстве своем вооруженные тяжелыми топорами, город взять не смогли, но «лощины и овраги вокруг него нисколько не отличались от городских кладбищ»); или детали жизни победоносного императора Никифора II Фоки, павшего в результате заговора, организованного его супругой, императрицей Феофано: заговорщики «отрубили ему голову и держали ее в окне, чтобы те, кто спешил на помощь, могли видеть, что они опоздали»; или описание своеобразного гуманизма других заговорщиков, свергнувших первого министра Василия Лакапина, кастрированного в детстве собственным отцом, императором Романом I, фактического правителя империи на протяжении почти пятидесяти лет (двоюродный внук Василия, император Василий II, отправил двоюродного деда-евнуха в ссылку, запретив кому-либо давать ссыльному пропитание: когда Лакапин просил у порогов домов хлеба, ему, как и было предписано, давали камни).

Однако книга Джонатана Харриса не сборник исторических «баек», но вдумчивый и глубокий анализ того, что значило быть византийцем, чем подкреплялось это имя, что стояло за мощью Византии, чем эта мощь подпитывалась. Тот же Василий II, потерявший практически все в гражданской войне, знал, что для него, как настоящего византийца, главным остается город Константинополь — даже при неравных шансах в борьбе с самым мощным противником обладание столицей означало будущую победу. Тем более что византийская политика опиралась не только на силу оружия, но и на интриги, подкупы, переговоры и уступки.

Автор пишет, что «Византия возникла в мире насилия и неопределенности, где на протяжении более чем 1000 лет переживала постоянные вторжения, осады и войны. И все это время она выживала и сохраняла свою культуру и самобытность». Харрис подчеркивает, что империя «стремилась обратить постоянный поток людей, перехлестывающих через ее границы, себе на пользу, сталкивая их друг с другом, принимая на свою территорию, чтобы преумножить собственные силы, и передавая им свою религию и культуру». Из всего этого Джонатан Харрис делает вывод, что главным наследием Византии можно считать не православное христианство или сохраненную ею классическую греческую литературу (она стала известна в Западной Европе после крушения империи). Автор полагает, что Византия преподнесла всему миру важный урок: «сила общества заключается в его способности к адаптации и интеграции посторонних даже в самых неблагоприятных обстоятельствах».