Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Джеффри Кейн. Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии. М.: Individuum, 2023. Перевод с английского Дмитрия Виноградова. Содержание
Живущий в Стамбуле американский журналист Джеффри Кейн специализируется на высоких технологиях и политике азиатских стран. Кейну доводилось писать репортажи для западных медиа во время путешествия на поезде по КНДР, вступить в конфликт с правительством Камбоджи из-за серии своих статей о репрессиях против трудящихся в этой стране и написать книгу о влиянии корпорации Samsung на политику Южной Кореи. Для книги «Государство строгого режима» Кейн лично побывал в провинции Синьцзян — а также записал интервью со 168 беженцами, чиновниками, интеллектуалами и активистами из числа местных жителей. Среди собеседников его были Майсем — студентка турецкой магистратуры, которая во время поездки на родину оказалась помещена синьцзянскими властями в лагерь перевоспитания; Юсуф — агент китайской разведки, сбежавший от своих нанимателей и скрывающийся в Турции; Ирфан — уйгурский специалист в области информационных технологий, собственными руками помогавший выстраивать систему тотального видеонаблюдения у себя на родине, и многие другие очевидцы превращения Синьцзян в основанную на передовых технологиях антиутопию.
С точки зрения Кейна и его собеседников, в Синьцзяне не только было проведено крупнейшее со времен Холокоста интернирование этнических меньшинств, в результате которого 1,8 миллиона уйгуров, казахов и представителей некоторых других национальностей были помещены в сотни концентрационных лагерей, где подвергнуты пыткам и «промыванию мозгов», — но и построен идеальный Паноптикон, какой даже не снился Иеремии Бентаму. Паноптикон тем более совершенный, что в центре его не требовалось помещать надзирателя, ведь всю функцию 24-часового контроля и анализа повседневной деятельности «перевоспитуемых» на себя взяли машинные алгоритмы.
Рассказ о создании самого высокотехнологичного концлагеря в истории человечества начинается довольно банальным образом: с жажды денег и влияния на мировой арене, которыми руководствуется любая империя. С 2013 года в рамках инициативы «Один пояс и один путь» Китай планомерно продвигается на запад, выстраивая глобальные торговые маршруты, которые потенциально способны стать альтернативой пересечению Тихого океана. Если Китаю удастся возродить исторический Шелковый путь, это сможет серьезно изменить мировую экономическую ситуацию, однако на пути реализации амбициозной задачи встает необходимость окончательно усмирить регион Синьцзян, откуда на запад должна расползтись новая сеть дорог и нефтепроводов, а пока что по самому Китаю расползаются террористические атаки, организованные прошедшими подготовку в Афганистане и Сирии исламскими радикалами.
Так китайское государство встает на путь бескомпромиссной борьбы с сепаратистскими настроениями среди уйгуров и впервые открыто признает этническую подоплеку политики апартеида, проводимой на этих землях еще с 1949 года, когда Китай был «объединен под знаменем коммунизма». Еще с тех самых пор, как пишет Кейн, «уйгуры и другие тюркские этнические группы превратились в граждан второго сорта и подверглись сегрегации. Им отказывали в приеме на работу, открытии банковских счетов, покупке новых автомобилей и домов». Аналогичная картина, впрочем, выглядит гораздо менее монохромной в изображении писателя и журналиста Ильи Фальковского, показавшего в своем превосходном исследовании «По следам Бурхана Шахиди», как разнообразны взгляды самих уйгуров на политику китаизации и борьбы с традиционной исламской культурой: именно в паре с ним русскоязычному читателю лучше всего и было бы знакомиться с книгой Кейна.
После того как китайские власти осознали своего врага — исламский терроризм и сепаратизм, — им (вне зависимости от того, в какой степени этот враг был реален) потребовалось получить доступ к передовым технологиям для борьбы с этим противником. Невероятно популярное в Китае приложение WeChat, количество пользователей которого измеряется сотнями миллионов, используется государственными IT-специалистами для сбора информации, необходимой для массовой слежки. После серии терактов в Синьцзяне областная администрация организует установку в регионе около 4000 серверов, на которых должны храниться все данные WeChat местных жителей, а также номера их телефонов. Благодаря доступу к паутине связей, полицейские теперь всегда точно знают, с кем именно общается человек, которого они собираются арестовать.
Постепенно Синьцзян опутывается сетью уличных камер, подключенных к самой современной системе распознавания голоса и лиц. В этот момент у некоторых IT-специалистов уже начинают возникать моральные вопросы по поводу того, чем они занимаются, но они оправдывают себя тем, что просто делают свою работу и помогают бороться с терроризмом и уличной преступностью (точно так же, как, по всей очевидности, оправдывали себя российские архитекторы системы видеонаблюдения «Безопасный город», которая сегодня используется для розыска уклонистов от призыва и оппозиционных активистов).
Компания-разработчик системы распознавания лиц собирает базу данных о 2,5 миллиона человек, преимущественно жителях Синьцзяна. В ней агрегируются их имена, пол, этническая принадлежность, даты рождения и номера телефонов. Благодаря камерам видеонаблюдения и сканерам ID, полиция может в реальном времени получать доступ к данным о перемещениях миллионов лиц, которые кажутся ей «подозрительными». В скором времени, подобно тому, как это происходило в известном рассказе Филипа Дика «Особое мнение», система уже используется не просто для того, чтобы предотвращать правонарушения, — а с целью карать людей за преступления, которые они потенциально могли бы совершить. То, что изначально работа этой системы далека от идеальной, идет ей только в плюс. Чем больше людей будут задержаны по непонятным им самим причинам, тем быстрее удастся выбить у населения почву из-под ног и создать атмосферу страха, паранойи, истерии и взаимных обвинений.
«Система предотвращения преступности, или „предиктивный полицейский контроль“, как ее официально называли, была результатом работы алгоритма ИИ, определяющего будущих нарушителей закона. Государственная система IJOP уведомляла сотрудников полиции, когда находила подозреваемого в преступных намерениях, и призывала провести дополнительную проверку или задержание. Наличие родственников за границей, молитвы, посты и участие в религиозной деятельности — все перечисленное указывало на будущего преступника», — пишет Кейн. Поводом для интереса со стороны спецслужб может стать даже чрезмерная любовь к чтению — всё, что отличает тебя от образа среднестатистического ханьского китайца.
Автор «Государства строгого режима» демонстрирует как с ужасающей методичностью в предназначенном на роль испытательной модели для построения государства всеобщего надзора регионе уничтожаются последние проявления человеческой свободы. Сначала улицы твоего города усеивают видеокамерами так, чтобы не оставить не просматриваемым ни один клочок свободного пространства (но ты можешь себя успокаивать тем, что это необходимо, чтобы противостоять терроризму и задерживать уличных грабителей). Затем на его улицах устанавливают полицейские посты с постоянными проверками, тебя лишают свободы передвижения, а также запрещают, например, свободную продажу ножей, поскольку они могут использоваться в качестве холодного оружия. Далее от соседей требуют заниматься доносительством друг на друга, а тебе самому приказывают установить перманентно включенную камеру видеонаблюдения в собственной гостиной, поскольку твоя дочь учится в турецкой магистратуре, а Турция — это мусульманская страна, и ходят слухи, что ты ведешь неблагонадежные разговоры. Потом тебя везут в центр перевоспитания, где подвергают физическому насилию и заставляют по пять часов кряду писать в разлинованной тетради о том, как ты любишь Председателя Си и китайское правительство. И вот, наконец, ты сведенный к состоянию «голой жизни» с изъятым паспортом заключенный идеального цифрового концлагеря, которого допустимо подвергать каким угодно издевательствам: например, раздевать догола и поливать из шланга дезинфицирующим раствором в качестве меры борьбы с распространением коронавируса.
Некоторые из описанных Кейном обстоятельств положения дел в Синьцзяне настолько гротескны, что кажутся сюжетами, заимствованными из какой-то абсурдистской антиутопии, а не тем, что происходит прямо сейчас с живыми людьми. Так, несколько лет назад один мой друг шутил в фейсбуке, что российскому государству следует сделать полицию ближе к народу, обязав каждую семью поселить у себя на кухне по менту. В таком случае россияне сами станут кормить и обеспечивать мента, а тот, в свою очередь, сможет следить за их гражданской сознательностью и лояльностью режиму.
Если верить информаторам Кейна, в случае с жителями Синьцзяна подобная «мера безопасности» оказалась уже давно реализована. «Если вы женщина, возможно, вам каждое утро приходится просыпаться рядом с незнакомцем, которым правительство заменило вашего партнера, „исчезнувшего“ в лагере. Каждое утро перед работой этот соглядатай будет учить вашу семью государственным добродетелям: верности, идеологической чистоте и гармоничным отношениям с коммунистической партией. Он будет следить за вашими „успехами“, задавая вопросы, чтобы убедиться, что вы не „заразились“ тем, что правительство называет „вирусами разума“ и „тремя пороками“: терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом», — пишет Кейн.
Функция подобной системы сводится уже не к тому, чтобы выявлять потенциальных «врагов государства», а к тому, чтобы их производить. Среди отправленных в лагеря перевоспитания большинство — никакие не радикалы, а совершенно обычные люди, даже не помышлявшие о какой-то борьбе с режимом. Агент китайской разведки Юсуф, от которого требуют внедряться в террористические сети турецких и сирийских врагов китайского государства, понимает, что этих сетей не существует. Люди, за которыми китайские спецслужбы приказывают ему следить, на поверку оказываются вполне добропорядочными мусульманскими бизнесменами — но объяснить это собственному руководству у него никакой возможности нет, поскольку паранойя, в плену у которого оно находится, порождает лишь еще большую паранойю.
Выводы, к которым приходит Кейн, неутешительны, но, скорее всего, должны быть уже вполне понятны читателю. Идея цифрового концлагеря — это не выдумка конспирологов, а вполне реальная перспектива, которая уже обкатана на территории по крайней мере одного региона земного шара и может быть масштабирована как на Западе, так и на Востоке. Любые инновационные технологии, разработанные авторитарной властью, будут использоваться этой властью для еще пущего ужесточения контроля за населением. Западные IT-компании и так называемые демократические государства могут сколько угодно говорить о своей приверженности правам человека — и преспокойно обмениваться технологиями с самыми людоедскими политическими режимами (равно как и мусульманские страны могут объявлять себя защитниками прав единоверцев, но с легкостью закрывать глаза на страдания уйгуров, раз уж это сулит возможность заключить с китайским правительством долгосрочный контракт). Родиться на свет с «неправильной» национальностью по-прежнему достаточно для того, чтобы тебя могли лишить всех прав и свобод, полагающихся само собой разумеющимися любому жителю «цивилизованного мира», — и технологический прогресс отнюдь не отменяет, а только усугубляет это неравенство. Есть, правда, еще пример Майсем, которой сила воли, образование и поддержка родных помогают выбраться из синьцзянского цифрового ада — но едва ли даже самый прекраснодушный оптимист счел бы этот эксперимент повторимым для 25 миллионов ее соотечественников, да и сама девушка буквально впрыгнула в последний вагон уже уходящего поезда.
«Начиная с 19 октября 2016 года, спустя всего несколько недель после побега Майсем из Синьцзяна, миллионам уйгуров было приказано явиться в местные отделения полиции, где им предписывалось сдать свои паспорта. Полицейские управления разместили в интернете объявления, информирующие о том, что новые паспорта выдаваться не будут. Уйгуры оказались заперты в Китае — возможно, на всю жизнь», — констатирует Кейн.