© Горький Медиа, 2025
Борис Куприянов
15 сентября 2020

Варны большого города: брахманы, кшатрии и другие создатели современных мегаполисов

Борис Куприянов — о сборнике «Как устроен город: 36 эссе по философии урбанистики»

Кто определяет облик современного успешного города? Ответ, который Григорий Ревзин дает в сборнике, вошедшем в лонг-лист премии «Просветитель», поначалу кажется банальным: все — в той или иной степени. Самое интересное начинается при попытке понять, кто же эти «все». В этот момент в привычном городе вдруг появляются жрецы, способные разглядеть в воде образ Града Небесного, над Москвой встают башни из оруэлловской антиутопии, а мир схлопывается до размеров Красной площади. Борис Куприянов пытается разобраться в этих метаморфозах в рамках совместного проекта «Горького» и «Просветителя».

Григорий Ревзин. Как устроен город: 36 эссе по философии урбанистики. М.: Strelka Press, 2019. Содержание

Сборник «Как устроен город: 36 эссе по философии урбанистики» стал событием и не затерялся среди множества других посвященных урбанистике книг: издание выдержало уже два тиража и прекрасно продается даже по прошествии года, несмотря на все пандемии и карантины. Может быть, дело в том, что книга Григория Ревзина полностью соответствует своему названию? «Эка невидаль!» — возмутится досужий читатель, но на это возмущение стоит заметить, что в наше время столь точное соответствие названия содержанию — скорее редкость чем норма. Перед нами набор из тридцати шести эссе, ранее опубликованных в Коммерсантъ Weekend. Каждое из них можно было уподобить обработанной смальте: темы, казавшиеся очевидными, вдруг становились вовсе не простыми и блистали неожиданными красками. Позже они были существенно переработаны и собраны в книгу, в которой предстали уже не отдельными красивыми кусочками стекла, а цельной драгоценной мозаикой, связным цельным повествованием.

В одном из первых эссе Григорий Ревзин задается вопросом: кто создает город? Вячеслав Глазычев и Жак Ле Гофф считали, что власть. Макс Вебер и Джейн Джекобс были уверены, что основа города — рыночный обмен. Льюис Мамфорд полагал основной функцией передачу культурной информации, и в этой оптике город создавали святилище, храм или, скажем, музей. А вот Карл Маркс настаивал на том, что город невозможен без разделения труда и возникновения рабочего класса, не связанного с сельскохозяйственным производством. Так кто же прав?

Автор предполагает, что все четыре подхода справедливы, и успешные города можно корректно описать несколькими способами. Город же, подходящий только под одно описание, — нежизнеспособный, умирающий. Это моногород (да простят меня за каламбур, но именно такое определение используется в книге). А вот возможность описать город различными способами, возможность составить разные проекции делает его многомерным. Конкуренция и сочетание элементов вдыхают в него жизнь.

Иначе говоря, полноценный город в той или иной степени создают представители власти, интеллигенция, предприниматели и рабочие (интересно, что уже в древней Индии выделялись четыре этих основных сословия («варны») — кшатрии, брахманы, вайшьи и шудры, — так что аналогия здесь очевидна). Именно поэтому книга Ревзина разделена на четыре части: Власть, Жрецы, Рабочие, Торговцы. В каждой из них обозначены основные урбанистические свойства соответствующей группы и ее влияние на планы городов.

Первая ассоциации с Властью в городе — замок, дворец, общественные знания. На ум приходит «1984» Оруэлла: там тоталитарная власть сосредоточена в здании, возвышающемся над городом (здесь Ревзин вспоминает семь сталинских высоток). Власть всегда в настоящем, она здесь и сейчас. Регулярность — ее атрибут. Другим важным атрибутом становится фонтан — демонстрация подчинения сил природы. Версаль в этом смысле — символ абсолютной власти и архитектура абсолютной власти (помните, через 250 лет после Короля-Солнца: «Течет вода Кубань реки, куда велят большевики»).

Важнейший след власти в городе — проспект. Он делит и разделяет город, он необходим власти, но не жителям. Часто ли мы бываем на другой стороне ближайшего проспекта? Вряд ли, и ширина (и вообще наличие) переходов здесь не имеет значения. Но проспект — не единственный элемент города, связанный с властью: в этой части книги Григорий Ревзин также рассматривает кварталы, регулярную планировку, общественные здания и другие феномены.

Для Жрецов град земной — отражение Града небесного. Они властвуют над прошлым, над памятью. Сохранение — важнейшее свойство этого подхода. Забота о памятниках, почитание гениев, театр, образование — все это их удел. И Ревзин полагает, что сейчас роль жрецов выполняет интеллигенция. Прекрасный пример из его книги — защита памятников архитектуры. Еще совсем недавно не могло возникнуть даже дискуссии об их сохранении: жалобы Микеланджело на использование Амфитеатра Флавиев в качестве карьера звучали почти абсурдно. А сейчас порой, напротив, до абсурда может дойти защита: любое использование старого здания, перестройка, ремонт или реставрация воспринимаются как утрата.

Для жрецов важнейшим городским пространством является набережная. Вид на город с реки дает совершенно иную перспективу, отражение города в воде создает иллюзию или представление о Граде небесном. Вода — «иное» в городе.

А вот у рабочих, в отличие от «жрецов», нет прошлого, их время — будущее. Индустриальный город ставит фабрику и завод во главу угла. В этой части Ревзин активно обращается к советскому прошлому — трудно найти материал нагляднее. Индустриальный город требует особой системы транспорта: тут нет прогулочных экипажей, автобусы — лишь средство доставки рабочего к фабрике и обратно к «месту ночного пребывания». В этой части книги приведены слова Трофима Лысенко, противопоставлявшего «буржуазную генетику» индустриальной «формовке» советского человека. Подобной «формовке» подвергались и городские постройки — дома для рабочих производились промышленным образом.

В книге Ревзина довольно много поэзии, и в этой части он вспоминает стихотворение Бродского:

У Корбюзье то общее с люфтваффе,
что оба потрудились от души
над переменой облика Европы.
Что позабудут в ярости циклопы,
то трезво завершат карандаши

Претензии, признаться, более эстетические, чем этические: как бы там ни было, микрорайоны промышленного производства действительно изменили образ городов мира.

Микрорайон — наследник не «Города Солнца», а трущоб. Недаром к пятиэтажным домам серии К-7 навсегда прилипло брутальное название «Хрущобы», а не лирическое «Черемушки». При строительстве микрорайона сносится все, после него не остается ничего: у микрорайона нет памяти, нет прошлого, и следа в истории он не оставляет. Дома в микрорайонах не связываются, а отталкиваются друг от друга, обеспечивая жильцам минимально необходимое количество света, квадратных метров, воздуха. Им требуется не связь и коммуникация, а дистанция.

Гаражи — вот подлинные символы и едва ли не главные атрибуты трущоб, но при этом они же, возможно, самое человечное, что только можно найти в микрорайоне.

Торговцам же не принадлежат ни прошлое, ни будущее, ни настоящее. Их удел — лишь небольшие отрезки времени, обусловленные длительностью сделки, длиной пути каравана, скоростью банковской транзакции. Торговцы — посланники, путешественники, поклонники Меркурия, коммуникаторы. Они всюду чужие, и их товар нездешний, он тоже чужой. Они всегда немного иностранцы. Их стихия — площадь, майдан, базар, рынок. Не случайно эссе «Площадь» начинается с цитаты Мандельштама: «На Красной площади всегда круглей земля». Конечно, это метафора (дело не в размере площади, а в особенности ландшафта), но какая точная! Рыночная площадь и есть весь мир. Астраханская икра, поморская рыба, индийский хлопок, китайский шелк и все, «чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный». Базар находится за пределами городских стен, он вынесен из города, в нем есть что-то зазорное, грязное. Но именно торговцы заполняют город, бульвары и улицы — их вотчина. Это царство торговли вразнос, дорогих бутиков и демократических супермаркетов.

Карнавал, уличный праздник — другая сторона рыночной площади. Торговля ассоциируется с ловкостью, обманом, обменом, карнавалом. Как верно замечает автор, власть не может инициировать праздник «сверху», что и показывают многочисленные московские «Дни варенья», «Праздники меда» и прочее. Праздник — это обмен ролями. «Поэтому, если ты чувствуешь себя чужим на этом празднике жизни — значит, все хорошо. Праздник удался», — замечает Ревзин.

Наконец, последнее эссе сборника посвящено переулку. Власть уделяет ему мало внимания; тут почти не встретишь университетов и музеев, фабрик и заводов; переулков нет в микрорайонах, магазинов тут тоже практически не найти. Переулки неисчислимы, все их не знает даже самый точный навигатор. Переулки создают маргиналы — люди, которые добровольно отказываются от навязываемых городом правил игры, нарушая его структуру так же, как и само это эссе по замыслу Григория Исааковича нарушает строгую квадроструктуру его сборника.

Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет

Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие

Подтверждаю, мне есть 18 лет

© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.